Белые партизаны. Кровавый путь дивизии «Адольф Гитлер Белый партизан

Василий Михайлович Чернецов родился в 1890 г., происходил из казаков станицы Усть-Белокалитвенской Области Войска Донского. Сын ветеринарного фельдшера. Образование получал в Каменском реальном училище, в 1909 г. закончил Новочеркасское казачье училище. На Великую войну вышел в чине сотника, в составе 26-го Донского казачьего полка (4-ая Донская казачья дивизия). Выделялся отвагой и бесстрашием, был лучшим офице-ром-разведчиком дивизии, трижды ранен в боях. В 1915 году В.М. Чернецов возглавил партизанский отряд 4-ой Дон-ской казачьей дивизии. И отряд этот рядом блестящих дел покрыл неувядаемой славой себя и своего молодого коман-дира. За воинскую доблесть и боевое отличие Чернецов был произведен в подъесаулы и есаулы, награжден многими орденами, получил Георгиевское оружие, был трижды ранен. Однако главное дело жизни «донского Ивана Царевича» было еще впереди...
Для сопротивления захватившим власть большевикам, не признавший власть Советов Донской Атаман А.М.Каледин рассчитывал на донские казачьи дивизии, из которых планировалось выделить здоровое ядро, до их же прибытия основная тяжесть борьбы должна была лечь на импровизированные отряды, формировавшиеся, главным образом, из учащейся молодежи. «Идеалистически настроенная, действенная, учащаяся молодежь - студенты, гимназисты, кадеты, реалисты, семинаристы, - оставив школьную скамью, взялись за оружие - часто против воли родителей и тайно от них - спасать погибавший Дон, его свободу, его «вольность». Самым активным организатором партизан и стал есаул В.М.Чернецов. Отряд был сформирован 30 ноября 1918 г. Довольно скоро партизанский отряд есаула В.М.Чернецова получил прозвище донской «кареты скорой помощи»: чернецовцы перебрасывались с фронта на фронт исколесив всю Область Войска Донского, неизменно отбивая накатывавшиеся на Дон большевистские орды. Отряд В.М.Чернецова был едва ли не единственной действующей силой Атамана А.М.Каледина.
В конце ноября, на собрании офицеров в Новочеркасске, молодой есаул обратился к ним со следующими словами:
«Я пойду драться с большевиками, и если меня убьют или повесят „товарищи", я буду знать, за что; но за что они вздернут вас, когда придут?». Но большая часть слушателей осталась глуха к этому призыву: из присутствовавших около 800 офицеров записались сразу... 27. В.М.Чернецов возмутился: «Всех вас я согнул бы в бараний рог, и первое, что сделал бы,- лишил содержания. Позор!» Эта горячая речь нашла отклик - записалось еще 115 человек. Однако на следующий день, на фронт к станции Лихая отправилось только 30 человек, остальные «распылились». Маленький партизанский отряд В.М.Чернецова составили, преимущественно, ученики средних учебных заведений: кадеты, гимназисты, реалисты и семинаристы. 30 ноября 1917 года чернецовский отряд убыл из Новочеркасска в север-ном направлении.
На протяжении полутора месяцев партизаны Чернецова действуют на воронежском направлении, одновременно с этим выделяя силы на поддержание порядка внутри Донской области.
Уже тогда, его партизаны, обожавшие своего командира начинают писать о нем стихи и слагать легенды.
«На станции Дебальцево, по пути в Макеевку, паровоз и пять вагонов Чернецовского отряда были задержаны большевиками. Есаул Чернецов, выйдя из вагона, встретился лицом к лицу с членом военно-революционного комитета. Солдатская шинель, барашковая шапка, за спиной винтовка - штыком вниз.
«Есаул Чернецов?»
«Да, а ты кто?»
«Я - член военно-революционного комитета, прошу на меня не тыкать».
«Солдат?»
«Да».
«Руки по швам! Смирно, когда говоришь с есаулом!»
Член военно-революционного комитета вытянул руки по швам и испуганно смотрел на есаула. Два его спутника - понурые серые фигуры - потянулись назад, подальше от есаула…
«Ты задержал мой поезд?»
«Я…»
«Чтобы через четверть часа поезд пошел дальше!»
«Слушаюсь!»
Не через четверть часа, а через пять минут поезд отошел от станции».
Говоря о составе отряда В.М.Чернецова участник тех событий отмечал: «…я не ошибусь, наметив в юных соратниках Чернецова три общие черты: абсолютное отсутствие политики, великая жажда подвига и очень развитое сознание, что они, еще вчера сидевшие на школьной скамье, сегодня встали на защиту своих внезапно ставших беспомощными старших братьев, отцов и учителей. И сколько слез, просьб и угроз приходилось преодолевать партизанам в своих семьях, прежде чем выйти на влекущий их путь подвига под окнами родного дома!»
И все же это были дети и юноши, учащаяся молодежь, в абсолютном своем большинстве незнакомая с военным ремеслом и не втянутая в тяжелую «походную» жизнь. Практически это был резкий переход от страниц Майн-Рида в реальный холод, грязь и под пули противника. Во многом именно юношеская восторженность и непонимание опасности способствовали бесшабашности чернецовских партизан, хотя, когда неизбежные элементы «настоящей» и «взрослой» военной службы приводили порой к комическим историям.
Вспоминает один из чернецовских партизан, которому тогда было 16 лет:
«…Моя группа из 24 человек была направлена в предместье Новочеркасска - Хотунок. Нас разместили в бараках, откуда накануне были высланы «домой» большевистски настроенные солдаты (272-го и 273-го запасных пехотных полков - А.М.). Ночь выдалась очень темной, и освещения в районе бараков не было. Меня с приятелем поставили часовыми - охранять сон наших воинов.
Около полуночи наше внимание привлек какой-то подозрительный шум. Он то стихал, то раздавался вновь. Нам слышалось тяжкое дыхание притаившегося врага, его возня была уже совсем близко от бараков. Нервы наши не выдержали, и для храбрости мы выстрелили. Из бараков выскочили с винтовками наши боевые друзья, готовые немедленно занять оборону. «Что случилось?» - спрашивали нас. После нашего объяснения начались поиски «врага». И вот свет многочисленных фонариков высветил мирно пасущуюся невдалеке от бараков корову».
Отряд имел переменную, «плавающую» численность и структуру. В последний свой поход из Новочеркасска В.М.Чернецов выступил уже со «своей» артиллерией: 12 января 1918 г. из Добровольческой армии ему были переданы артиллерийский взвод (два орудия), пулеметная команда и команда разведчиков Юнкерской батареи, под общим командованием подполковника Д.Т.Миончинского. 15 января 1918 г. В.М.Чернецов двинулся на север. Его отряд занимает станцию Зверево, затем Лихую. По поступившим данным, красные захватывают Зверево, отрезая отряд от Новочеркасска, к счастью, это был только налет и красные там не задержались. Передав оборону Зверево офицерской роте, В. М. Чернецов концентрирует свой отряд для обороны Лихой, представлявшей собой важный железнодорожный узел на скрещивании двух линий: Миллерово - Новочеркасск и Царицын - Первозвановка. К этому моменту в отряде 27-летнего есаула 3 сотни: первая - под командой поручика Василия Курочкина, вторая - есаула Брылкина (находилась в отделе, охраняя линию Зверево - Новочеркасск и третья - штаб-ротмистра Иноземцева. Способный только наступать В.М.Чернецов решает захватить станцию и станицу Каменскую, следующую по пути на север от Лихой. У разъезда Северо-Донецкий чернецовцы встретились с противником. Боевые действия еще чередуются с переговорами и парламентеры с красной стороны предлагают разойтись. Неприятным сюрпризом тут явилось то, что против партизан вместе с красногвардейцами действуют и казаки, правда, составлявшие левый фланг противника станичники сообщили, что стрелять не будут. Прибывший лично к месту переговоров Чернецов приказал открыть огонь. Особого ожесточения не было: когда партизаны приблизились на 800 шагов красные стали отступать, казаки в бою фактически не участвовали, а 12-я Донская казачья батарея, хоть и вела огонь по партизанам, но шрапнель специально ставилась на высокий разрыв и вреда практически не причиняла.
Утром чернецовцы без боя заняли оставленную красными Каменскую. Казачье население встретило их весьма дружелюбно, молодежь записывалась в отряд (из учащихся станицы Каменской была образована 4-ая сотня), бывшие в станице офицеры сформировали дружину, дамским кружком на вокзале был устроен питательный пункт.
Спустя три часа партизаны, с двумя орудиями бросились назад: офицерская рота была выбита с Лихой, путь к Новочеркасску отрезан, противник - в тылу. Вместо похода на Глубокую пришлось опять обращаться назад. Бой был удачен: захвачен вагон со снарядами, 12 пулеметов, противник потерял более ста человек только убитыми. Но также велики были и потери партизан, был ранен «правая рука» Чернецова - поручик Курочкин.
20 января, из станицы Каменской, куда вернулись партизаны, начался последний поход уже полковника Чернецова (за взятие Лихой он был произведен «через чин» Атаманом А.М.Калединым). По плану, В.М.Чернецов с сотней своих партизан, офицерским взводом и одним орудием должен был обойти Глубокую, а две сотни с оставшимся орудием штабс-капитана Шперлинга под общей командой Романа Лазарева должны были ударить в лоб. Планировалась одновременная атака с фронта и тыла, причем обходная колонна должна была разобрать железнодорожный путь, перерезав, таким образом, пути отхода.
Молодой начальник переоценил силы свои и своих партизан: вместо выхода к месту атаки в полдень заплутавшие в степи партизаны вышли на рубеж атаки только к вечеру. Первый опыт отрыва от железной дороги вышел комом. Однако не привыкший останавливаться Чернецов решил, не дожидаясь утра, атаковать сходу. «Партизаны, как всегда, шли в рост,- вспоминал один из чернецовцев,- дошли до штыкового удара, ворвались на станцию, но их оказалось мало - с юга, со стороны Каменской, никто их не поддержал, атака захлебнулась; все три пулемета заклинились, наступила реакция - партизаны стали вчерашними детьми». Орудие также вышло из строя. В темноте вокруг В.М.Чернецова собралось около 60 партизан из полутора сотен атаковавших Глубокую.
Переночевав на окраине поселка и исправив орудие чернецовцы, голодные и почти без патронов, стали отступать на Каменскую. Тут Василий Михайлович допустил роковую ошибку: желая испробовать исправленное орудие, он приказал дать несколько выстрелов по окраине Глубокой, где собирались красногвардейцы. Командовавший артиллеристами подполковник Миончинский предупреждал, что тем самым он рассекретит присутствие партизан и уйти от казачьей конницы будет затруднительно. Но… снаряды легли хорошо и под радостные возгласы партизан орудие выпустило еще десяток снарядов, после чего отряд двинулся в обратный путь.
Через некоторое время путь отступления оказался перерезан конной массой. Это были казаки войскового старшины Голубова. Чернецов решил принять бой. Три десятка партизан при одном орудии приняли бой против пяти сотен конницы, орудия бывшей Лейб-гвардии 6-й Донской казачьей батареи открыли огонь. Стрелявшая без офицеров батарея показала отличную гвардейскую выучку.
В последнем, предсмертном, призыве 28 января 1918 года Атаман А.М.Каледин отметит: «…наши казачьи полки, расположенные в Донецком округе (10-й, 27-й, 44-й Донские казачьи и Л.-гв. 6-я Донская казачья батарея - А.М.), подняли мятеж и в союзе со вторгнувшимися в Донецкий округ бандами красной гвардии и солдатами напали на отряд полковника Чернецова, направленный против красногвардейцев, и частью его уничтожили, после чего большинство полков - участников этого подлого и гнусного дела - рассеялись по хуторам, бросив свою артиллерию и разграбив полковые денежные суммы, лошадей и имущество».
Превратившееся в тяжелую обузу орудие чернецовцы испортили и сбросили в овраг, его командир с ездовыми и частью номеров, севших верхом по приказу Чернецова проскочили верхами к Каменской.
Собравшиеся вокруг полковника В.М.Чернецова партизаны и юнкера-артиллеристы залпами отражали атаки казачьей конницы. «Полковник Чернецов громко поздравил всех с производством в прапорщики. Ответом было немногочисленное, но громкое «Ура!». Но казаки, оправившись, не оставляя мысли смять нас и расправиться с партизанами за их нахальство, повели вторую атаку. Повторилось то же самое. Полковник Чернецов опять поздравил нас с производством, но в подпоручики. Снова последовало «Ура!».
Казаки пошли в третий раз, видимо решив довести атаку до конца, полковник Чернецов подпустил атакующих так близко, что казалось, что уже поздно стрелять и что момент упущен, как в этот момент раздалось громкое и ясное «Пли!». Грянул дружный залп, затем другой, третий, и казаки, не выдержав, в смятении повернули обратно, оставив раненых и убитых. Полковник Чернецов поздравил всех с производством в поручики, опять грянуло «Ура!» и, партизаны к которым успели подойти многие из отставших, стали переходить на другую сторону оврага, для отхода далее».
И в этот момент В.М.Чернецов был ранен в ногу. Не имея возможности спасти своего обожаемого начальника, юные партизаны решили умереть вместе с ним и залегли кругом с радиусом в 20-30 шагов, в центре - раненый В.М.Чернецов. Тут последовало предложение… о перемирии. Партизаны сложили оружие, передние казаки тоже, но нахлынувшие сзади массы быстро превратили чернецовцев из «братьев» в пленных. Послышались призывы: «Бей их, под пулемет всех их…» Партизан раздели и погнали в одном белье по направлению к Глубокой.
Бывший войсковой старшина Николай Голубов, метивший в донские атаманы, глава революционной казачьей силы хотел предстать перед поверженным врагом в лучшем свете, «чтобы Чернецов и мы видели не разнузданность, а строевые части. Он обернулся назад и зычно крикнул: «Командиры полков - ко мне!». Два урядника, нахлестнув лошадей, а по дороге и партизан, вылетели вперед. Голубов им строго приказал: «Идти в колонне по шести. Людям не сметь покидать строя. Командирам сотен идти на своих местах!».
Поступило известие о том, что чернецовцы со стороны Каменской продолжают наступление. Угрожая всем пленным смертью, Голубов заставил Чернецова написать приказание об остановке наступления. И развернул свои полки в сторону наступавших, оставив с пленными небольшой конвой.
Воспользовавшись моментом (приближение трех всадников), Чернецов ударил в грудь председателя Донревкома Подтелкова и закричал: «Ура! Это наши!». С криком «Ура! Генерал Чернецов!» партизаны бросились врассыпную, растерявшийся конвой дал возможность некоторым спастись.
Раненый Чернецов ускакал в свою родную станицу, где был выдан кем-то из одностаничников и захвачен на следующий день Подтелковым.
«По дороге Подтелков издевался над Чернецовым - Чернецов молчал. Когда же Подтелков ударил его плетью, Чернецов выхватил из внутреннего кармана своего полушубка маленький браунинг и в упор… щелкнул в Подтелкова, в стволе пистолета патрона не было - Чернецов забыл об этом, не подав патрона из обоймы. Подтелков выхватил шашку, рубанул его по лицу, и через пять минут казаки ехали дальше, оставив в степи изрубленный труп Чернецова.
Голубов будто бы, узнав о гибели Чернецова, набросился с ругательствами на Подтелкова и даже заплакал…».
А остатки Чернецовского отряда ушли 9 февраля 1918 года с Добровольческой Армией в 1-й Кубанский (Ледяной) поход, влившись в ряды Партизанского полка.

Шире раздуть пламя партизанской борьбы в тылу врага, разрушать коммуникации врага, взрывать железнодорожные мосты, срывать переброску неприятельских войск, подвоз оружия и боеприпасов, взрывать и поджигать воинские склады, нападать на неприятельские гарнизоны, не давать отступающему врагу сжигать наши сёла и города, помогать всеми силами, всеми средствами наступающей Красной Армии . (Из приказа Верховного Главнокомандующего И.Сталина)

Зверская расправа эсэсовцев в селе Малиновка

Шестнадцать месяцев находилось под пятой немецких мерзавцев наше село Малиновка, Чугуевского района, Харьковской области. Много горя и ужасов пережили мы во время оккупации. Гитлеровцы ограбили всё население, разорили наше колхозное хозяйство. Из Малиновки вывезен весь колхозный скот и весь урожай 1942 года, а также остатки урожая 1941 года. Наши общественные здания - школы, общежития, церковь, многие жилые дома - были превращены в конюшни, разрушены и опоганены.

Наши односельчане подвергались издевательствам, террору. 14 советских Активистов были схвачены немецкими жандармами и увезены сначала в Чугуев, а затем в харьковскую тюрьму, где содержались два с половиной месяца в нечеловеческих условиях. За время с 15 ноября 1941 г. по 10 мая 1942 г. немцы насильно эвакуировали из Малиновки всё мужское население за Донец. Молодежь от 16 лет насильно мобилизовали для работы в Германии. Многие юноши и девушки спаслись от мобилизации тем, что скрывались в других селах. Группа молодежи в количестве 50 человек долгое время скрывалась в селе Ивановка, но в конце концов все были пойманы и под конвоем препровождены в Малиновку, а отсюда - в Германию. В общей сложности из Малиновки, насчитывающей 1.800 дворов, было увезено в Германию более 800 девушек и юношей. Доходящие оттуда письма свидетельствуют об ужасной судьбе наших детей в фашистской неволе - их там бьют, морят голодом и изнуряют непосильной работой на предприятиях и на землях немецких кулаков и помещиков.

Немецкие захватчики глумились над мирными людьми. 1 мая 1942 года они запрягли группу советских граждан в пароконный ход и заставили, как скотину, тащить телегу, тяжело нагруженную песком. Гражданка Ткаченкова была повешена на площади села только за то, что она доставляла продовольствие своему угнанному за Донец мужу. Здесь же на столбе повесили больного Федора Проценко, якобы, за хранение оружия. Трупы не разрешали снимать 5 дней.

Но самые свои страшные преступления совершили гитлеровские негодяи перед отступлением из Малиновки. Мы видели, как эсэсовцы запасались крючьями-баграми. Зная, что приближается Красная Армия, мы догадывались, что эти крючья предназначены для ловли людей на улицах. И в самом деле, - в ночь с 9 на 10 февраля немцы начали обходить дома и вызывали из каждого дома мужчин якобы для работы. Многие не открывали дверей, не выходили на стук. Тех, кто выходил, немецкие солдаты здесь же во дворе приканчивали выстрелами в голову. Так были расстреляны жившие во второй, третьей, первой и седьмой сотне граждане нашего поселка: Чепель Илья Анисимович 60 лет, Загребельный Николай Петрович 58 лет, Юдин Иван Михайлович 35 лет, Перепилица Егор Романович 65 лет, Шуга Федор Захарович 85 лет, Тищенко Иван 32 года, Назарько Владимир Семенович 24 лет, Новицкий Николай 24 лет, Касьянов Григорий 55 лет, Кучерько 64 лет, Ищенко Иван Иванович 24 лет, Кучерько 65 лет, Старусев Виктор 12 лет, Кушарев Кирилл 45 лет, Славгорода Иван Дмитриевич 36 лет, Шевцов Тимофей 46 лет, Сердюков Алексей Логвинович 58 лет, Щербина Иван Васильевич 85 лет, Литовка Абрам Романович 58 лет.

Труп расстрелянного Шевцова, лежавший на дороге, немцы давили колесами автомобилей. В некоторые дома, где хозяева не открыли дверей, эсэсовцы бросали гранаты. Гражданин Полтавский Алексей Семенович долгое время отказывался выйти из дома. Немцы подвели к дому мальчика Виктора Старусева и заставили его вызывать Полтавского. Полтавский скрылся на чердак. Тогда в его дом были брошены гранаты. Мальчика немцы тут же расстреляли.

Кроме того, накануне отступления немцы истребили всех содержавшихся в поселке Малиновка советских военнопленных - около 160 человек. Красноармейцев расстреливали в помещении бывшего лазарета и по дороге на Чугуев.

Эти чудовищные преступления - дело рук солдат и офицеров эсэсовской дивизии «Адольф Гитлер», о чем мы узнали по надписям на рукавах фашистских убийц.

Мы, жители села Малиновка, призываем к беспощадной мести. От имени граждан нашего села клянемся с оружием в руках бить ненавистных фашистских захватчиков до полного их разгрома и уничтожения.

Жители села Малиновка : Василий Буриков, Иван Гончаров, Федор Бондарь, Иван Недредо.
________________________________________ ________________
("Красная звезда", СССР)
И.Эренбург: * ("Красная звезда", СССР)

В РАЙОНЕ ДЕМЯНСКА . 1. Большое кладбище немецких солдат и офицеров в селе Черный ручей. 2. Уничтоженная техника противника на улице Демянска.

Снимок капитана П.Бернштейна.

**************************************** **************************************** ****************************
Фон Кессель растерялся

Капитан Эбергардт фон Кессель из 168 артполка германской армии, аристократ и ценитель тонких вин, по своему духовному миру мало чем отличался от банального фрица. Страницы его дневника посвящены предпочтительно пищеварению:

7-9 . Печенка, чудесно приготовленная, и глинтвейн. Удачный вечер.

30-9 . Суп, курица, пуддинг, шампанское, водка. Вечером в штабе две бутылки коньяка.

8-10 . Изумительно зажаренный заяц, белое вино, кюммель. Три бутылки красного вина, две бутылки сладкого итальянского. Настоящий праздник.

11-11 . Всё было замечательно - суп, жаркое, овощи, суфле. Четыре бутылки вина.

18-11 . Ели во-всю. Бульон, дичь, чудесное сладкое из взбитых сивок, всё это в изрядном количестве. Кофе, много выпивки. Какой вечер!

3-12 . Баранина с индийским перцем и бургундское вино.

17-12 . Хорошо кушали и много пили. Вечер был очень удачным. Что было потом, не помню.

31-12 . Мозельское вино смешали с ромом и сильно размякли.

Так это немецкое животное паслось во всех кабаках Европы. В декабре Эбергардт фон Кессель попал в Бельгию и в Париж. В Антверпене он жалуется: «Девчонки только выматывают деньги, возвращаешься домой разочарованный». Этот скот очевидно хотел найти у антверпенских проституток сердце Маргариты. Впрочем, он быстро утешился: еще было что пограбить: «В Париже я выгодно обменял мои кассеншайны (боны) на франки. Купил хороший коричневый костюм из настоящего английского материала и костюм для Лизелоты. Чемоданы переполнены, их невозможно поднять».

Конечно, Эбергардт фон Кессель, как каждый немецкий скот, между двумя выпивками . Он, например, пишет: «Париж, действительно, неописуемо красив, и я понимаю, что фюрер хочет перестроить Берлин». Немецкий олух не понимает, что Гитлер способен загадить Париж, но не украсить Берлин.

Вскоре бравый немецкий капитан забывает об эстетике: его направляют в Россию. Он уезжает из Франции с тяжелыми чемоданами, с утомленным желудком и с некоторой меланхолией. Однако он продолжает верить в победу Германии. 22 декабря он приезжает во Франкфурт на Одере и там навещает знакомого генерала. Эбергардт фон Кессель пишет: «Генерал не изменился. Только он резко критикует наше верховное командование. Я надеюсь, что он неправ». Легкая горечь закралась в сердце капитана. 1 января он вздыхает: «Что принесет нам 1943 год? Конца войны не видать. Если бы только удалось в течение зимы удержать фронт и если бы весной у нас оказалось достаточно сил, чтобы наступать...».

21 января Эбергардт фон Кессель вылетел из Берлина. 23-го он пишет: «В Умани мы увидели карту, на которой обозначена линия фронта. Это породило еще более тяжелое настроение. Я встретил генерала фон Габленца. Он в отставке. Сюда он прибыл из Сталинграда. Его ответ ужасен: «Едва ли есть надежда...». Мой дорогой Альфред! Но нельзя терять надежду. Низкая облачность. Мы едва . Южный аэродром не можем найти. Дважды пролетаем над городом, хотя это запретная зона. Наконец приземлились на северном аэродроме».

Итак, до 23 января, после Сталинграда, Котельникова, Кантемировки капитан еще не догадывался об отступлении. Кое-что ему рассказала карта в штабе. Еще больше ему рассказали фрицы. 24 января он записал: «Мы ждем в Лозовой. Говорят, что следующий поезд пойдет 25-го в 16 часов. Из-за переброски войск всё движение приостановлено. Наконец поезд. Около 16 часов прибываем в Мерефу. Поезд расформирован. Нашел симпатичного начальника станции из Вюртемберга. Он мне сказал, что вечером пойдет поезд в Харьков. Набралось много солдат. Они все с Дона и хотят поехать в Харьков. Их рассказы не очень-то приятны: напоминает прошлую зиму. Кто знает, у скольких из них документы в порядке? В темноте мы не могли ничего проверить. С ними не было ни одного офицера. В 18 часов подали поезд на Харьков. Нетопленые товарные вагоны. Едем долго. В вагоне много итальянцев. На них лежит большая доля вины за наши неудачи. В Харькове пошел в казино. Пиво и водка. За моим столиком сидят два офицера, они рассказывают ужасные вещи об отступлении. Из Сталинграда также ужасающие новости. Мне кажется, что шестая армия . Печально. Бедный Альфред!».

25 января капитан еще философствовал - на этот раз его занимала не архитектура Парижа, а судьба германской армии: «Харьков большой, оживленный город. Автомобилей здесь больше, чем в Берлине. На улицах преобладают солдаты. Здесь можно бы обойтись без них. Они куда нужнее на переднем крае. Столько автомобилей здесь тоже ненужны. Беспорядок. С трудом я добился направления: ...».

На этом обрывается дневник Эбергардта фон Кесселя: вместо печенки и глинтвейна он получил русскую пулю. Я не стал бы говорить об его дневнике, не будь в нем последней страницы. Психика фрицев нам давно опротивела. Не всё ли равно, какие костюмы они крадут и с какими шлюхами развлекаются. Но есть в дневнике немецкого капитана нечто новое: воздух поражения. Вы видите опального генерала фон Габленца, который рассказывает первому встречному офицерику горькую правду? Вы видите немецких дезертиров, заполняющих вокзал Мерефы? Вы видите немецких офицеров, окопавшихся в Харькове за ? Вы видите беспечного жуира Эбергардта фон Кесселя, который вдруг начинает понимать, что его всемогущий фюрер - жалкий паяц и что прав был старый немецкий генерал во Франкфурте на Одере, издевавшийся над припадочным ефрейтором?

Листая дневник Эбергардта фон Кесселя, мы видим, как растерялись немцы, когда Красная Армия нанесла им удары под Сталинградом и на Среднем Дону. Гитлеру пришлось подтянуть свежие части, не пережившие разгрома. Враг надломлен. Враг не сломлен. Он еще не расстался с мечтой о победе. Но Красная Армия заставит и «новых» немцев из резервных частей пережить разуверение Эбергардта фон Кесселя. // . г. КУРСК.

РИББЕНТРОП В РИМЕ .
Прочесывание итальянских резервов. Рис. Б.Ефимова

**************************************** **************************************** **************************************** **************************
От Советского Информбюро *

Западнее Ростова на Дону бойцы Н-ской части атаковали немцев, укрепившихся на одной высоте, имеющей важное значение. В результате рукопашной схватки наши подразделения овладели этой высотой и захватили 3 орудия, 4 пулемета, 146 винтовок и автоматов. На поле боя осталось 180 вражеских трупов.

Юго-западнее Ворошиловграда наш разведывательный отряд ночью проник в расположение противника и взорвал 3 крупных склада боеприпасов. Во время этой операции уничтожено 70 гитлеровцев. На другом участке бойцы Н-ской части отразили атаку противника и истребили до роты немецкой пехоты.

Западнее Харькова наши войска продолжали наступление. Части Н-ского соединения заняли несколько населенных пунктов и уничтожили свыше 300 гитлеровцев. Захвачено 9 орудий, 15 пулеметов, много снарядов и патронов. На другом участке группа советских автоматчиков зашла в тыл противнику, укрепившемуся в населенном пункте, и внезапно атаковала его. Немцы отступили, бросив 4 орудия, много винтовок и склад боеприпасов.

Нашими летчиками в воздушном бою сбито 7 немецких самолетов.

Западнее Курска наши войска вели наступательные бои. Бойцы Н-ской части в результате упорного боя подбили и сожгли 10 немецких танков, захватили 3 орудия и другие трофеи. Взяты пленные. Огнем нашей артиллерии уничтожены 2 минометные батареи противника.

На Кубани нашими летчиками в воздушных боях сбито 11 немецких самолетов. Все советские самолеты вернулись на свои базы.

Группа партизан из отряда, действующего в Ленинградской области, ночью произвела налет на железнодорожный раз’езд. Советские патриоты перебили немецкую охрану, взорвали входные стрелки и железнодорожное полотно. Возвращаясь с боевого задания, партизаны взорвали железнодорожный мост. Движение поездов на этом участке прекращено.

На Кубани взят в плен лейтенант 10 румынской пехотной дивизии Николае Стан. Пленный рассказал: «В последние дни мы несли огромные потери от русской авиации и артиллерийских налетов. Когда немцы получили приказ итти в контратаку, меня вызвал немецкий капитан и приказал предоставить мое подразделение в его распоряжение. Я возразил, заявив, что имею приказ обороняться, а не наступать. В это время прибежал перепуганный насмерть немецкий унтер-офицер и сказал: «Русские наступают». Это было полной неожиданностью для всех. В один миг ни одного из немцев не стало, все они разбежались. Неприязненные отношения между румынами и немцами растут с каждым днем. Дело часто доходит до личных оскорблений, которые, ».

Ниже публикуется акт о зверствах немецко-фашистских мерзавцев в поселке Рогатое, Курской области: «Наш поселок немецкие захватчики оккупировали в октябре 1941 года. С тех пор мы находились словно на каторге или в тюремном застенке. Гитлеровцы принуждали крестьян работать день и ночь и обращались с колхозниками, как с рабами. Проклятые захватчики впрягали по два-три человека в повозки и заставляли перевозить тяжести. Тех, кто изнемогал и падал от усталости, пороли плетьми. Такого позора, таких унижений и издевательств, которым мы подвергались, не переживали наши предки даже во времена крепостного права. Фашистские изверги избили до полусмерти многих колхозниц и до нитки ограбили жителей поселка». Акт подписали жители поселка Клавдия Можарова, Анастасия Кононова, Мария Кононова и другие.

В Баренцовом море нашими кораблями потоплены транспорт противника водоизмещением в 8.000 тонн и сторожевой корабль водоизмещением в 800 тонн.

1 марта частями нашей авиации на различных участках фронта уничтожено или повреждено до 100 автомашин с войсками и грузами, подавлен огонь 18 артиллерийских батарей и взорван склад боеприпасов противника.

Западнее Ростова на Дону части Н-ского соединения продолжали наступательные бои. Наши бойцы, преодолевая упорное сопротивление и отражая контратаки противника, ведут борьбу внутри немецкой обороны. Уничтожено 8 вражеских танков, 18 орудий, 24 пулемета, 20 автомашин и истреблено до 600 гитлеровцев. Сбито 4 немецких самолета.

Юго-западнее Ворошиловграда бойцы Н-ской части, отбивая контратаку противника, подбили 2 танка и уничтожили до роты немецкой пехоты. В районе крупного населенного пункта полностью истреблен вражеский разведывательный отряд в составе двух взводов пехоты.

Западнее Харькова наши войска продолжали наступательные бои. Противник подтянул резервы и предпринял несколько безуспешных контратак. Боем установлена на этом участке 167 немецкая пехотная дивизия, только что прибывшая из Голландии. Бойцы Н-ской части, сломив сопротивление гитлеровцев, продвигались вперед и заняли крупный населенный пункт. В бою за этот населенный пункт противник потерял убитыми и ранеными до 400 солдат и офицеров. Уничтожено 3 немецких танка, 7 орудий и 6 автомашин. На другом участке части под командованием тов. Улитина окружили населенный пункт и после пятидневных боев овладели им. Гарнизон противника уничтожен. Захвачены склады с боеприпасами, продовольствием и другие трофеи.

Западнее Курска бойцы Н-ской части в результате решительной атаки овладели укрепленными позициями противника. Огнем нашей артиллерии разрушен ряд немецких дзотов, подавлен огонь минометной и двух артиллерийских батарей противника.

На Кубани наши войска вели наступательные бои и заняли несколько населенных пунктов. Подразделения Н-ской части в одном из этих населенных пунктов захватили 5 орудий, вещевой склад, склад боеприпасов и много различного пехотного вооружения.

Партизанский отряд, действующий в одном из районов Минской области, с 1 по 20 февраля истребил свыше 100 гитлеровцев и захватил 6 пулеметов, 44 винтовки и 4 револьвера. За это же время партизаны пустили под откос 7 воинских эшелонов противника. Разбито 52 вагона с немецкими солдатами и вооружением.

Минские партизаны из отряда «Железняк» на-днях внезапно напали на крупную железнодорожную станцию. Бой за станцию длился несколько часов. Большая часть немецких охранников уничтожена, а остальные разбежались. Овладев станцией, партизаны взорвали железнодорожные сооружения.

Пленный обер-ефрейтор 1 роты 28 полка 8 немецкой егерской дивизии Леопольд Бишоф рассказал: «В 1942 году я служил в охранном батальоне в городе Барановичи. Этот батальон нес наружную охрану в тюрьме, концентрационном лагере и в лагере для военнопленных. Весной в барановичскую тюрьму прибыл транспорт польских заложников. Все они были . В начале мая только за один день было расстреляно 70 ксендзов, 18 женщин и 11 бывших офицеров польской армии. Казнь происходила за лагерем военнопленных».

В трехдневных ожесточенных боях в районе Горни Лапац югославские партизаны истребили 470 итальянцев и уничтожили танк, 16 автомашин, 8 тонн бензина и обоз 152 итальянского полка. Партизаны захватили 2 танка, 3 орудия, 5 минометов, 13 пулеметов, 100 тысяч патронов, 6 радиостанций и другое военное имущество. В районе Прозора партизаны продолжают преследование разбитых итальянских частей. // .

________________________________________ ______
("Красная звезда", СССР)**
("Красная звезда", СССР)
("Известия", СССР)

Летом 1919 г. после захлебнувшегося наступления к Волге последовали реорганизации колчаковских вооруженных сил и попытка усилить боевой потенциал добровольческой компонентой. В числе новаций, которыми белое командование стремилось укрепить фронт, было и войсковое партизанство как адекватный ситуации Гражданской войны ресурс.

Самоназвание "партизан" широко бытовало и на красной, и на белой стороне, бралось на вооружение повстанцами. В нем преобладало не узковоенное значение, а изначальный французский смысл. Партизан как приверженец - сознательный боец, доброволец 1 .

А.П. Перхуров, начальник 13-й Казанской дивизии, в середине июля 1919 г. стал начальником партизанских отрядов 3-й армии белых. Его дивизия в это время была отведена в район Челябинска в армейский резерв на отдых и пополнение. О новоиспеченных партизанах он задним числом высказывался не без недоумения: "Фактически же пришлось действовать на фронте с одним только отрядом в составе около 400 шашек. Другие же отряды, носившие почему-то название партизанских, обслуживали линии полевой почты или же были в зачаточном состоянии". В конце сентября в отряде остались сотня и эскадрон. Последовал приказ отходить из района Кустаная в Омск, для развертывания 2 .

Командуя дивизией, Перхуров применял партизанские набеги силами конного дивизиона своей дивизии и как будто удачно. Казанский конный дивизион с добавлением дивизиона казаков-оренбуржцев стал основой его партизанского отряда 3 . В ходе Челябинской операции, 26-27 июля, Перхуров предпринял не особенно результативный партизанский рейд с отрядом из 2-й Оренбургской казачьей бригады, 9го Симбирского полка и отряда мобилизованных казаков. Уничтожив роту красного 230го полка, отряд отправился в тыл на формирование, а сам генерал попросился в отставку 4 .

При Уфимской группе войск работал Челябинский партизанский отряд полковника Н.Г. Сорочинского 5 - начальника контрразведки Челябинска до сдачи города красным. Очевидно, подчиненные Сорочинского по прежней службе и составили отряд, участвовавший в боях за город 6 . Под Ишимом конный дивизион Сорочинского, уже под командой другого офицера, действовал крайне неудачно 7 . Создать эффективную партизанскую часть явно не получилось.

В преддверии последнего большого наступления белых на степном фланге 3-й армии господствовали партизанские наименования. Сформированный 13 августа сводный казачий отряд из оренбургских частей 20го августа стал Партизанской группой генерала Л.Н. Доможирова. Группа, не имея артиллерии, доблестно сражалась, сдерживая наступление красной пехоты 8 . Южнее располагалась Степная армейская группа, основу которой составили части анненковцев, сведенные в Партизанскую дивизию генерала З.Ф. Церетели - регулярное соединение. Наконец, еще южнее, в районе Кустаная, действовали партизанские отряды Перхурова (пять сотен и эскадронов, 550 сабель) и генерала Н.П. Карнаухова (оренбургский казачий дивизион и чины учреждений Кустаная с беженским обозом) 9 .

Летом 1919 г. родился план глубокого конного рейда в тыл красных с перспективой масштабных партизанских действий. По одной версии, план принадлежал самому генералу В.О. Каппелю, был доведен до сведения Ставки, но не был принят. По другой - идея была подана командиром Волжского конно-егерского дивизиона Б.К. Фортунатовым и его офицерами и горячо поддержана командиром корпуса. В первом варианте речь шла о глубоком рейде в тыл красных с целью диверсионными действиями оттянуть с фронта большие силы неприятеля. Во втором же - об уходе на Волгу с целью открыть новый противобольшевистский фронт. Еще одна идея - создание мощного конного соединения, способного нанести сокрушающий удар с прорывом красного фронта. Когда эта идея стала воплощаться в виде Войскового Сибирского корпуса, кандидатура В.О. Каппеля, кадрового кавалериста, на пост командира корпуса рассматривалась наряду с П.П. Ивановым-Риновым. Лишь болезнь Каппеля сняла этот вопрос.

В общих чертах известна эпопея яркого партизана и нетипичного эсера - каппелевца Б.К. Фортунатова 10 . В 1918 г., будучи членом Военного штаба Комитета членов Всероссийского Учредительного собрания, он сражался в строю. Военная стезя увлекла Фортунатова. Его Волжский конно-егерский дивизион входил в Волжскую кавалерийскую бригаду генерала К.П. Нечаева и представлял собой сплоченную боевую часть. Летом в дивизионе стали открыто говорить о реакционном и антинародном курсе правительства адмирала А.В. Колчака. В результате в начале августа дивизион Фортунатова самовольно ушел из корпуса, к нему присоединились отдельные чины других частей. Ядро дивизиона было из Самарской губернии, и речь шла о продолжении борьбы в родных краях. В терпящей поражение Оренбургской армии часть Фортунатова выглядела островком дисциплины и порядка. Перхуров возглавил партизанский отряд, так как разошелся с командованием корпуса и еще раньше разделял идею Фортунатова пробиться на Волгу. 18 августа отряды соединились и около трех недель двигались вместе. Так люди, способные стать войсковыми партизанами, попали в бунтовщики, на "партизанское положение", а не на роль партизан.

Генерал Карнаухов пытался арестовать партизан за нежелание отступать на восток. Командир IV Оренбургского армейского корпуса генерал А.С. Бакич не желал пропускать их через свои порядки, подозревая, что отряды идут сдаваться красным. Волжские партизаны как будто имели намерение захватить с собой старых добровольцев из состава корпуса Бакича, на что те живо откликнулись 11 . Тем не менее в итоге Перхуров решил, согласно приказу, двигаться на восток с армией.

Дивизион Фортунатова стал 1-м Волжским партизанским отрядом. Считается, что Каппель с заведомым опозданием подписал приказ о задержании дезертиров, фактически предоставив им возможность уйти. 30 сентября последовала амнистия при условии возвращения 12 . С отрядом сделали несколько переходов два отбившихся воткинских эскадрона, но, поняв безнадежность затеи, вернулись на восток и присоединились к Ижевскому конному полку.

Уже в Сибири, при отходе по проселку, с генералом А.П. Перхуровым повстречался Конно-Егерский дивизион М.М. Манжетного. Около полутора недель они двигались на восток вместе. Дивизион Перхурова представлял собой не более чем "намек на эскадрон", а сам генерал рассказывал, как "поднял в 1918 г. восстание в Ярославле и думает теперь снова вернуться назад. Очень уговаривал и меня присоединиться, доказывая, что с таким отрядом, как у нас, можно отлично партизанить. Я же доказывал несостоятельность этой идеи", - вспоминал Манжетный. По его рассказу, генерал двигался на восток скрепя сердце. "Мысли вернуться назад он не оставил и однажды заявил мне, что делает дневку, если я хочу двигаться дальше - он ничего против иметь не будет". Части пошли раздельно 13 .

Партизаны были, в более ранний период, и в Сибирской армии. По приказам I Сибирскому корпусу известны партизанские отряды при его частях 14 . 23 января 1919 г. в приказе корпусу N25 отмечалось: "Приказываю всем бывшим солдатам срока службы 1908 и 1909 годов явиться в свои волостные и уездные правления к 30 января 1919 года. Из явившихся солдат приказываю сформировать партизанские отряды при полках 1го Средне-Сибирского корпуса. Призыв - временный на 8 месяцев. По формировании новых отрядов, отряды эти приказываю распустить и отправить партизан по домам. Каждый партизан должен явиться в полной одежде для зимней войны... Снаряжение и вооружении получить в полку. С момента прибытия в полк, партизан считается на военной службе, как солдат, и получает все положенное довольствие (кроме вещевого) по своему званию... Временный призыв бывших солдат приказываю произвести: от левого берега Камы в Соликамском уезде, Пермском и Кунгурском уездах и от правого берега реки Камы в Чердынском, Соликамском и Оханском уездах начальнику Пермской местной бригады. Губернскому комиссару, Городским и Земским самоуправлениям оказывать полное содействие и помощь военным властям" 15 . Речь шла о тех местностях, где в 1918 г., еще до прихода белых, получило развитие партизанско-повстанческое движение.

Генерал А.Н. Пепеляев также создавал партизанские отряды из опытных солдат благоприятно настроенных местностей. Вполне разумное и продуктивное решение. Известны 1-й Пермский и Красносельский отряды при 6-м Мариинском полку, поручика Харитонова - при 3-м Барнаульском полку, отряды на северном фланге корпуса, в составе Северного отряда полковника А.В. Бордзиловского. Надо полагать, были и другие. В полках они значились как четвертые батальоны, активно воевали, причем известны награждения их чинов Георгиевскими крестами 16 .

Вернемся к партизанам 3-й армии. Отряд Перхурова кончил сдачей на Лене в марте 1920 г. 17 , отряд Фортунатова после головокружительного похода успел поучаствовать лишь в гибельном отходе уральских казаков, ни о каком фронте на Волге речи уже не было.

В двери стучались решения в духе войскового партизанства и кавалерийского рейдерства. Необходимо было переломить ситуацию после череды военных неудач в условиях опасности разрыва фронта. Одновременно в партизанах видели надежные мобильные части, адаптированные к условиям Гражданской войны. При этом немедленно открылась еще одна ипостась партизанской деятельности: партизан как сознательный боец, не связанный субординацией и готовый принимать самостоятельные решения.

В реальности партизанские по наименованию части в режиме войскового партизанства не действовали, являясь либо строевыми частями, либо случайными сборными отрядами. Организовать по-настоящему партизанские действия в условиях благоприятного ландшафта белое командование не смогло. В то же время "партизанские" замыслы авантюрного склада волновали, очевидно, многих офицеров. Интересно, что кадровые офицеры все же удержались от соблазнов и остались в рамках субординации и дисциплины, что видно на примерах генералов В.О. Каппеля и А.П. Перхурова. Офицерская же молодежь чувствовала себя вольнее. Личный состав из добровольцев был очень чувствителен к идее борьбы в родных местах. Однако эпопея Б.К. Фортунатова продемонстрировала, что хороший кадр и яркий командир лишь ослабили фронт, не принеся тысячекилометровыми блужданиями никаких выгод белым.

В Гражданской войне войсковая партизанская борьба неизбежно должна была сопрягаться с политико-идеологическим воздействием на население и противника, организацией повстанческого движения во вражеском тылу. Учитывая опыт Сибирской армии весны-лета 1919 г., можно предполагать, что генерал А.Н. Пепеляев (в годы Первой мировой руководил полковой командой конных разведчиков, сводным отрядом из казаков и конных команд 11-й Сибирской стрелковой дивизии) мог стать организатором войскового партизанства в интересах фронта. Это избавило бы его от гротескной роли "демократа", создало бы поле деятельности для молодых офицеров из его окружения, склонных к политике, а фронт имел бы шанс избежать катастрофических ударов в спину.

1 Кручинин А.С. "Донские партизаны" 1917-1919 гг.: к вопросу о терминологии и сущности явления // Доклады академии военных наук. Военная история. 2009. N3(38). Партизанская и повстанческая борьба: опыт и уроки ХХ столетия. Саратов, 2009. С. 75-84; Посадский А.В. Партизанско-повстанческая борьба - российский опыт в ХХ веке // Там же. С. 8-9.
2 Перхуров А.П. Исповедь приговоренного. Рыбинск, 1990. С. 34-35. Согласно белым источникам, "особый летучий партизанский" отряд Перхурова состоял из 4 сотен и нескольких дружин и был сформирован для рейдов и диверсий (Волков Е.В. Под знаменем белого адмирала. Офицерский корпус вооруженных формирований А.В. Колчака в период Гражданской войны. Иркутск, 2005. С. 134).
3 Дивизион состоял под командованием некоего "атамана Свечникова" и представлял собой "авторскую" боевую часть из земляков, как можно полагать.
4 Санчук П. Челябинская операция летом 1919 г. // Война и революция. 1930. N 11. С. 79-80.
5 Волков Е.В. Указ. соч. С. 134.
6 http://east-front.narod.ru/memo/belyushin.htm.
7 Егоров А.А. Неудачная переправа. Эпизод из Гражданской войны в Сибири // Луч Азии. 1940. N 67/3.
8 М.Н. Тухачевской пишет, что в сентябрьских боях 1919 г. противник "искусным маневром партизанской группы ген. Доможирова постоянно обходил в дальнейших боях район нашей ударной группы, нанося ей тяжелые поражения". Тухачевский М.Н. Курган - Омск // Тухачевский М.Н. Избранные произведения. М., 1964. Т. 1. С. 264, 262, 265.
9 Винокуров О. 1919 год на Горькой линии. Электронная рукопись. С. 54. Карнаухов в июле-августе 1919 г. командовал отрядом в Партизанской группе генерала Доможирова, был начальником гарнизона Кустаная. Этот офицер - из первых оренбургских партизанских командиров 1918 г.
10 Леонтьев Я. Фартовый корнет Фортунатов // Родина. 2006. N 7; Балмасов С.С. Судьба Отдельного Волжского конно-егерского дивизиона Фортунатова // Каппель и Каппелевцы. М., 2003. С.505-528.
11 Ганин А.В. Черногорец на русской службе: генерал Бакич. М., 2004. С. 91.
12 Там же. С. 93.
13 Воспоминания полковника М.М. Манжетного. Неопубликованная рукопись.
14 При этом по приходе частей корпуса местные партизанские отряды распускались, призывные возрасты подлежали зачислению в ряды корпуса.
15 Пермский государственный архив новейшей истории. Ф. 90. Оп. 4. Д. 895. Л. 135.
16 1-й Пермский отряд в конце апреля был снят с фронта, использовался в карательных операциях. Значительная часть чинов была демобилизована или самораспустилась при отступлении или даже ранее, с началом полевых работ. Автор выражает признательность М.Г. Ситникову (Пермь) за предоставленные материалы.
17 Листвин Г. Хроника Сибирского Ледяного похода белых армий адмирала Колчака в Красноярском и Канском уездах Енисейской губернии. Очерк (http://www.promegalit.ru/publics.php?id=1155).
18 На красной стороне многочисленные крестьянские партизанские отряды были организованы в регулярное соединение - Степную бригаду.

Красной армии пришлось гоняться за врагом еще три года после взятия Владивостока

Принято считать, что Гражданская война в России завершилась 25 октября 1922 года с выходом Красной армии к Тихому океану во Владивостоке. На самом деле кровопролитные бои длились еще целых три года и стихли лишь в самом конце 1925-го. Братоубийственная война была наконец остановлена ровно 90 лет назад.

Бунты коренных народов против советской власти проходили с 1921 по 1925 год в Якутии и Приамурье, на Камчатке, Чукотке и в Корякии. А на севере Сахалина до 1925-го еще и хозяйничали японские интервенты. Значительную часть Дальнего Востока в эти годы сотрясала партизанская война местного населения с большевиками. Повсеместно восставших аборигенов поддерживали казаки и остатки белогвардейских частей. Все мятежи безжалостно подавлялись чекистами и красноармейцами. Самым крупным и масштабным считается эвенкийское восстание с созданием Тунгусской республики. При этом и белые, и красные отправлялись воевать на север именно из Владивостока.

Восстановить историю той поры корреспонденту «В» помогал сотрудник Военно-исторического музея ТОФ подполковник запаса Юрий Сыромятников.

Жаркий север

Что же представляла собой тихоокеанская окраина России в начале 1920-х? После падения Иркутска и расстрела адмирала Колчака Красная армия быстро добралась до Якутска и начала штыками насаждать рабоче-крестьянскую власть. Местное население стало роптать. В 1921 – 1923 годах по Якутии прокатилась волна мятежей. Во главе взбунтовавшихся вставали опытные офицеры. В результате там развернулось полноценное белое партизанское движение. Кровопролитные бои велись в Якутске, Верхоянске, Нелькане.

В Охотске с апреля 1920-го держался небольшой отряд белогвардейского капитана Яныгина, а через год туда из Владивостока прибыла экспедиция казаков войскового старшины Бочкарева, которая также высадила гарнизон в Аяне и заняла Петропавловск-Камчатский. Позже они выступили в поход на Якутск, но безуспешно. Постепенно арена сражений переместилась на северо-западное побережье Охотского моря и в восточную часть Якутии.

Тем временем красные последовательно зачищали Дальний Восток, Уборевич готовился к последнему рывку к берегам Золотого Рога. К этому моменту основная масса белых была уже выдавлена в Китай. Тогда-то генералу Дитерихсу во Владивостоке пришла в голову идея отделить от России северо-восточную Сибирь. Для этого необходимо было перебросить десант из Приморья на берега Охотского моря и создать там центр нового восстания против красных. Тем более что местное население желало того же. Предполагался марш по бездорожью на 800 км в глубину континента и захват Якутска.

Ледяной поход

Экспедицию возглавил 30-летний генерал Анатолий Пепеляев, перебравшийся к тому времени в Харбин. Когда ему предложили совершить «ледяной поход», он собрал под свои знамена только умевших профессионально воевать добровольцев. Всего в отряде было 730 человек, включая 13 генералов и полковников. Правда, они испытывали большой недостаток в оружии, пулеметов было всего два.

Отплыв из Владивостока, группа Пепеляева в конце августа 1922 года высадилась в Охотске и Аяне. В Аяне состоялся народный сход окрестных тунгусов и местных русских, которые выделили повстанцам три сотни оленей с нартами для передвижения через тундру. Когда вторая партия десанта еще только собиралась стартовать из Владивостока, Пепеляев уже двигался в глубину континента. Из-за бездорожья отряд шел медленно, с трудом преодолевая болота и реки.

Пароходы со второй волной десанта прибыли в Охотск только в ноябре. К этому моменту во Владивостоке белые были уже окончательно разгромлены. Так молодой генерал из командира диверсионного отряда превратился в лидера основной военной силы белых в России. За спиной больше не было никого.

По ходу продвижения к Пепеляеву присоединялись отряды белых партизан, в итоге набралось около 800 штыков. Дисциплина была образцовой, обмороженных не было, хотя марши совершались при температуре за минус 30 градусов. Последний перед Якутском поселок Амга атаковали стылой ночью 2 февраля 1923 года и взяли его штурмом, перебив небольшой гарнизон красных.

Латышский стрелок

Силы красных в тех местах оценивались примерно в 3 тысячи бойцов в общей сложности. В авангарде был боеспособный отряд Ивана Строда в 400 штыков с пулеметами.

Пепеляев первым делом решил уничтожить отряд Строда. Красные засели в зимовье Сасыл-Сысыы, окопались и приготовились к круговой обороне. Первая атака произошла 13 февраля. 14 суток Пепеляев отчаянно штурмовал несколько домишек. Окруженные красные ощетинились пулеметами и отчаянно отбивались. Не добившись успеха, белые начали отступление обратно к Охотскому морю.

Тем временем два других красных отряда под командованием Байкалова и Курашева, собрав вместе 760 штыков с пушками и пулеметами, атаковали Амгу. Группа из 150 бойцов, оставленная там Пепеляевым, потеряла больше половины людей и была вынуждена отступить. В бою погиб брат Байкалова, и это предопределило печальную судьбу попавших в плен офицеров. Их тут же расстреляли.

Ликвидация

Для подавления белых мятежей советская власть отправляла из Владивостока в Охотск и Аян на кораблях Морских сил Дальнего Востока (предшественник ТОФ) отряды красноармейцев. В апреле 1923 года на пароходах «Ставрополь» и «Индигирка» вышел отряд 1-й Забайкальской дивизии. Им командовал талантливый военачальник Степан Вострецов.

Переход совершался в трудных условиях. Льды почти на месяц затерли пароходы в Охотском море. Не хватало воды, продовольствия. Когда ледовый плен закончился, «Ставрополь» и «Индигирка» скрытно подошли к побережью.

В Охотске все решилось само собой, без вмешательства красных. Сподвижник Пепеляева генерал Ракитин в начале июня 1923-го готовил северный городок к осаде, но Охотск пал благодаря восстанию рабочих. Ракитин застрелился.

Сам Пепеляев с остатками дружины собрался в Аяне. Вместе с примкнувшими якутами под его началом оставалось 640 человек. Генерал принял решение уходить с побережья Охотоморья обратно в Китай морем, для чего нужно было строить лодки. Однако времени уже не было.

15 июня в 40 км от Аяна высадился десант Вострецова и скрытно сосредоточился у городка. Через два дня он атаковал Аян и быстро захватил штаб. Пепеляев, желая предотвратить кровопролитие, отдал подчиненным приказ сложить оружие.

Этот приказ исполнили не все. Полковник Степанов собрал около сотни бойцов, за несколько часов подготовился к походу и ушел в леса, конец отряда неизвестен. Другой полковник, Леонов, во главе группы в дюжину человек ушел по берегу на север, сумел связаться с японскими рыбаками и с их помощью перебрался в Японию. Еще один полковник, Андерс, тоже попытался прорваться, но в итоге все же сдался. Всего в плен попало 356 человек во главе с Пепеляевым.

Тунгусская республика

Но и на этом борьба с Советами не закончилась. В мае 1924 года на востоке Якутии началось новое восстание. Оно было вызвано неоправданными действиями местных властей: закрытием портов для иностранной торговли, перебоями с завозом товаров с материка, конфискацией оленей у частных владельцев, изъятием обширных пастбищ.

Восставшие заняли поселок Нелькан, который стал базой повстанцев. Здесь разместилась группировка численностью до 300 человек во главе с эвенком из знатного рода Павлом Карамзиным. В июне его отряд взял Аян. На съезде тунгусов и якутов было избрано временное управление, решившее отделиться от РСФСР.

В 1925 году восставшие заключили перемирие с советскими властями и сложили оружие. Многие видные повстанцы были включены в состав советских руководящих органов. Но уже через два года началась политика «закручивания гаек», в результате которой все бывшие руководители восстания были репрессированы, многие из них казнены.

Но и это еще не стало окончанием Гражданской войны.

Боевой поход «Красного вымпела»

В начале июля 1923 года из Владивостока на северо-восток вышел в море сторожевик «Красный вымпел». Он посетил многие бухты Камчатки. Моряки приняли активное участие в установлении советской власти в отдаленных районах Дальнего Востока. Десант с «Красного вымпела» разгромил отряд белогвардейцев в заливе Корфа, вел бои с белыми на западном побережье Охотского моря.

Осенью следующего года сторожевик вновь отправился в северные широты для уничтожения многочисленного белогвардейского отряда штабс-капитана Григорьева. Именно этот офицер принимал участие в создании Тунгусской республики. Ему удалось привлечь на свою сторону немало якутов, тунгусов, нанайцев, эвенков и русских.

Превосходство белых партизан не позволило небольшому отряду моряков с «Красного вымпела» полностью ликвидировать Тунгусскую республику. Корабль находился в бухте Аяна до начала ледостава, а потом вернулся во Владивосток.

Летом 1925 года в сопровождении «Красного вымпела» в Аян пришел транспорт «Олег» с отрядом красноармейцев на борту. Высадка десанта в порту произошла ночью. Одновременно отряд моряков во главе с комиссаром «Красного вымпела» обогнул на шлюпках входной мыс бухты и высадился на берег, отрезав повстанцам пути отступления.

Наступать красноармейцы начали на рассвете. Застигнутые врасплох белые стали отходить, но их встретил пулеметным огнем отряд моряков. Завязалась рукопашная схватка. Вскоре на помощь морякам подоспели красноармейцы. Бойцов Григорьева окружили и взяли в плен.

Так были окончательно ликвидированы остатки белогвардейских отрядов на берегу Охотского моря, и Гражданская война на Дальнем Востоке завершилась.

Печальный финал

Военный суд во Владивостоке приговорил Пепеляева и его бойцов к разным срокам лишения свободы. Первоначально генерала собирались расстрелять, но с подачи Калинина, в ту пору посетившего Дальний Восток, помиловали. Пепеляев получил 10 лет тюрьмы, но провел там все 13. В 1936-м он освободился, но ненадолго: уже через полтора года его вновь арестовали и почти сразу расстреляли. К слову, еще в 1928 году Степан Вострецов, уже будучи командиром 27-й Омской стрелковой дивизии, предложил освободить своего бывшего врага и назначить его военспецом в Красную армию…

Впрочем, судьба противников белого генерала тоже не была радостной. Красный герой Иван Строд был арестован и расстрелян даже раньше Пепеляева, в 1937-м. Прославленный комбриг Вострецов ушел еще раньше: в 1929 году он участвовал в конфликте на КВЖД, а в 1932-м покончил жизнь самоубийством.

Досье «В»

Анатолий Пепеляев (1891–1938) – русский военачальник. Боевой опыт получил в Первую мировую, которую встретил в должности начальника разведки полка. Дерзкие операции в прифронтовой полосе и в тылу немецких войск принесли ему известность на фронте: «Анна» за храбрость, почетное оружие, офицерский «Георгий», «Владимир» с мечами. Войну закончил подполковником. Во время Гражданской вступил в армию Колчака, который присвоил 27-летнему офицеру звание генерала. В 1920 году из-за конфликта с атаманом Семеновым Пепеляев с женой и детьми уехал в Китай.

Иван Строд. Настоящее имя – Янис Стродс (он был сыном латыша и полячки). В Первую мировую геройски сражался в звании прапорщика: был награжден аж четырьмя Георгиевскими крестами. В Гражданскую войну начинал как анархист, позже примкнул к большевикам.

Степан Вострецов – сын уральского крестьянина. С первых дней Гражданской войны был в рядах Красной армии, прошел путь от рядового бойца до командира бригады. Войска под его командованием освобождали Златоуст, Челябинск, Омск, Спасск. Боевые заслуги Вострецова отмечены тремя орденами Красного Знамени.

"ГИБЕЛЬ ЧЕРНЕЦОВА (ПАМЯТИ БЕЛЫХ ПАРТИЗАН)" (Воспоминания чернецовского партизана Н. Н. Туроверова) (ПРОДОЛЖЕНИЕ) Только около четырёх часов отряд вышел к господствующему холму, верстах в трёх северо-восточнее Глубокой. Чернецов поднялся на холм; автомобиль должен был продвинуться вперед на ж. д. путь, где юнкера-сапёры, испортив его, тем бы лишили эшелоны противника возможности отхода на север, к станции Тарасов-ка; но, едва двигавшаяся до этого, наша машина окончательно отказалась служить. Сгрузив с неё свой пулемёт, я присоединился к отряду. Наша пушка становилась на позицию; Чернецов на скорую руку обучал 25-30 новичков-партизан обращению с винтовкой. В начинающихся сизых сумерках бы-ли видны прямо перед нами ветряные мельницы, дома и сады Глубокой, и за ними дымы паровозов на станции. Правее, внизу, темнела насыпь ж. д. пути на Тарасовку. Была тишина, какая бывает только в зимние сумерки. Наступали ли наши партизаны в 12 часов дня от Каменской на Глубокую, как было условлено, или, заняв исходное положение, ожидали нашей запоздавшей атаки? Никто этого не знал. Чернецов приказал выдать продрогшим партизанам по полбутылки водки на четверых, и они, рассыпав цепь, скорым шагом начали спускаться к ветрякам. Ло-мовые извозчики были отпущены и, нахлёстывая кнутами своих лошадей, помчались назад, в Каменскую. Пушка была установлена, полк. Миончинский скомандо-вал - огонь! Но не успела наша первая граната разорваться в синих глубокинских вишняках, как оттуда мелькнуло четыре коротких вспышки, и над нашим ору-дием низко разорвались шрапнели. Два юнкера-артиллериста упали. Батарея противника (это была 6-ая Дон-ская гвардейская), хотя и без офицеров, стреляла бегло и удачно. На такого противника мы не рассчитывали. Я подошёл к Чернецову и доложил относительно брошенного автомобиля, но едва кончил, как меня ударило точно обухом по голове. Я присел. По щеке и по затылку потекла кровь - папаха меня спасла: шрапнель вскользь сорвала только кожу на голове. Чернецов наклонился надо мной: «Вы ранены?» спросил он, «... надеюсь, легко. Перевяжитесь и пытайтесь пешком пройти к полотну и испортить путь. Что делать! Каша здесь заваривается круче, чем думал...» У меня в глазах шли красные круги, но, замотав бинтом голову, я, с ломом в руке, в сопровождении двух сапёрных юнкеров, начал спускаться вправо к полотну. Уже сзади был слышен нам голос Миончинского: «Наше орудие стрелять не может - испорчен ударник...» - и в ответ - крепкое слово Чернецова. Влево же, в стороне Глубокой, разгоралась пулемётная и ружейная стрельба, горели огни на станции и всё так же полыхали вспышки орудийных выстрелов - 6-ая батарея била теперь по нашей цепи. Мы подошли к насыпи. На полотне никого не было. Но только мы успели отвинтить одну гайку на стыке рельс, как со стороны Глубокой увидели идущий на нас эшелон. Бросив на рельсы две-три лежавшие вблизи шпалы, мы залегли в пахоту саженях в 50 от пути. Эшелон, наткнувшись на шпалы, остановился; из вагонов раздалась ругань и беспорядочная стрельба в на-шу сторону. Становилось совсем темно. Освободив путь, эшелон продвинулся с полверсты и снова остановился. По шуму и крикам, доносившимся оттуда, было ясно, что красногвардейцы выгружаются из вагонов и рассыпают цепь, чтобы ударить нам в тыл. Мы поспешили назад к бугру, дабы сообщить Чернецову о новом движении противника, но, немного пройдя, наткнулись на цепь красногвардейцев, идущих со стороны Глубокой, лицом к только что выгрузившимся из эшелона. Понять что-либо было трудно. Нас в темноте приняли за своих, мы не разуверяли и спешили только выкарабкаться из этого сужающегося коридора идущих навстречу друг другу цепей. Партизаны, как всегда, шли в рост, дошли до штыкового удара, ворвались на станцию, но их оказалось мало - с юга, со стороны Каменской, никто их не под-держал, атака захлестнулась; все три пулемёта заклинились, наступила реакция - партизаны стали вчерашними детьми. Часть их, во главе с Романом Лазаревым, который руководил атакой, с разгона пробилась через Глубокую в сторону Каменской; остальные по-одиночке возвращались теперь к исходному пункту - нашему бугру. Учесть наши потери было трудно: налицо, вместо полутора сотен штыков, едва 60 голодных, холодных и усталых партизан при трёх недействующих пулемётах и испорченной пушке. Запас патронов был мал, хлеба и консервов почти не было - всё было рассчитано на за-нятие Глубокой, о вторичной атаке которой нечего было и думать. Ночь была холодная, подул северо-восточный ветер. Партизаны дрожали, прижавшись друг к другу на ледяном бугре. В десятом часу Чернецов приказал подниматься - не замерзать же нам здесь! Он повёл нас прямо на Глубокую, т. е. к противнику. Он был уверен в небрежном охранении противника и не ошибся: красногвардейцы сбились все на станции, а мы расположились на ночь в крайнем доме посёлка -враги ночевали в двухстах саженях один от другого. В трёх комнатах, разделив последние десять банок консервов, на полу, под столами и скамейками лежали спящие партизаны; юнкера-артиллеристы возились с замком от орудия. У единственной кровати врач и сестры милосердия перевязывали легко раненых - тяже-ло раненые не вернулись назад, остались на поле брани. У меня болела голова, встать я не мог. Чернецов всё время обходил часовых на дворе, бодрил людей: он всё надеялся, что со стороны Каменской наши еще пойдут в наступление. Заря была холодная, ясная, ветреная. Мы двинулись по шляху на Каменскую. Вправо, внизу, лежала Глубокая. Над станцией розово всходили дымы паровозов. Мой кольт ехал с другими пулемётами на подводе, а я с двумя юнкерами и доктором верхами шли в полу-версте, впереди отряда, как авангард. О каком-либо преследовании нас, тем более о встрече с противником в степи, никто не думал: в то время противник был прикован к рельсам. Впереди лежал чёрный обледенелый шлях на Каменскую. Степь была почти без снега - вчерашний туман съел его - с белесым тонким льдом на лужах. Шли медленно. Впереди верхами - Чернецов и Миончинский, за ними орудие, конные юнкера, пулемёты на подводе, двуколки с сестрами и не могшими идти ранеными и сзади, по три, партизаны. Около 12 часов уже прошли половину дороги; пе-ред нами лежал пологий подъём, за ним должен быть хутор Гусев. Неожиданно справа, из-за трёх курганов, хлопнуло два выстрела, над нашими головами пролетели пули. Я со своими спутниками поскакали на выстрелы, стараясь обогнуть по-глубже, с тыла, курганы. За ними мы увидели двух спешенных людей, спешащих сесть на коней. Нагнали их, близко, стреляя из револьверов - один свалился с коня, другой ушёл. Убитый оказался казаком: шаровары с лампасами, на погонах шинели цифра 44, большой рыжий чуб из-под окровавленной папахи. Один из юнкеров поскакал к Чернецову с донесе-нием. Мы же двинулись вперед, но едва поднялись на перевал, как остановились, поражённые. На противоположном скате низины, верстах в двух, перерезав нашу дорогу, лицом к нам стояла тёмная масса конницы. Тонкая цепь конных дозоров была раскинута полукругом, охватывая нас. Я тронул коня, спустился в низину и, поднимаясь к неизвестной коннице, стал махать белым носовым платком. Я уже хорошо видел, что это казаки. Но по мне начали стрелять, сначала из винтовок, потом из пулемёта, и несколько конных поскакало, стараясь отрезать меня от нашего отряда. Я повернул коня. В это время со стороны казаков раздалось четыре орудийных выстрела и гранаты взры-ли мёрзлую землю на том месте, где я оставил Чернецова и где теперь уже стояла наша, исправленная за ночь, пушка, и партизаны рассыпали цепь. Влево и впереди виднелся хутор Гусев, нас отделял от него мало лесный круто склонный буерак. Начался бой. Наша пушка едва успела раз выстрелить, как была подбита: в двуколку угодило сразу две гранаты, и я видел, как в дыму разрыва мелькнули юбки сестер. Батарея (это была опять 6-ая Донская гвардейская) била прямой наводкой, не жалея снарядов, и через десять минут трудно было разобрать нашу жалкую цепь в чёрном дыму разрывов. Казаки не стреляли, а расстреливали нас, как мишени на учебной стрельбе. Подо мной убило лошадь, сильно контузив мне правую ногу, но мне посчастливилось вскочить на другую, из-под только что убитого юнкера. Казаки густой лавой - их было около 500 шашек - сначала рысью, потом намётом пошли на нас в атаку. Они были очевидно уверены, что с нами уже всё кончено; но когда с двухсот шагов их встретили залпы партизан под звенящую команду Чернецова, они так же быстро поскакали назад и, пропустив вперед свои четыре пулемёта на двуколках, начали нас выбивать. Наша цепь ринулась в буерак во главе с Чернецовым, который слез с коня. Партизаны падали в убойном огне пулемётов и орудий. Я погнал коня, стараясь проскочить в хутор ранее, чем поскакавший мне наперерез разъездь казаков. За мной скакал, пригнувшись к луке, враг. Гусев был от нас верстах в двух, казаки скакали вправо, крича и стреляя на ходу, Было ясно: перехватить они нас не успеют. Наши лошади были в мыле, но шли крепким и широким махом. Мы влетели в хутор. На его околице стояла толпа. Но едва мы подъехали к ней, сдерживая тяжело дышавших лошадей, как толпа ринулась к нам, окружила нас, схватив под уздцы наших коней. «Бей их! Валяй наземь!» - раздались крики, и десять рук вцепились в меня. Какой-то бурдастый старик с длинным железным прутом кричал: «Стой, братцы, я его сейчас!» Он размахнулся и ударил меня по голове, сбив папаху. Доктора уже стянули с лошади и, раскачивая за руки и ноги, били о землю. Мне засунули между ногой и седлом палку, старик вновь ударил меня прутом по голове и я упал, спрятав голову в согнутую руку. Меня били палками, плетьми, а у кого были пустые руки били ногами. В голове мелькнула виденная в детстве сцена самосуда над конокрадом-цыганом, и остро хотелось одного: скорей бы потерять сознание, скорей бы конец! В это время раздались крики: «Стой! Не моги добивать! Давай их сюда! Надо Голубову представить, по-том порешим с ними!» - Это кричали прискакавшие казаки - те, которые гнались за нами. Неохотно толпа, уже пьяная кровью, отхлынула от нас. Доктор едва мог стоять, у меня шла кровь из ушей, носа, рта. Погоня была из девяти казаков. Передний крупный, чубатый и рябой, переводя дух после скачки, приказал нам сесть на наших лошадей и, размахнувшись нагайкой, ударил через голову ближнего к нему доктора.

Несчастный доктор, собрав последние силы, под градом новых ударов, взвалился на седло. Конные казаки окружили нас и под улюлюканье толпы мы, едва держась в седле, двинулись обратной дорогой к буераку, где еще были слышны пулемёты. Рядом со мной ехал рябой казак, ударивший нагайкой доктора. Как и остальные, он непрестанно ругался и грозил нам обнажённой шашкой. Мы с доктором слезли с лошадей и стали раздевать-ся; на мои шаровары и сапоги тотчас же нашлись охотники, ватное же пальто доктора отбросили в сторону. Нас поставили к глинистому обрыву и стали наводить пулемёт. В этот момент из-за поворота буерака пока-залась грузная, в защитном полушубке и заячьем капелюхе, конная фигура Голубова - всё было кончено, остатки нашего отряда сдались... «Кто приказал? Что вы делаете?» - крикнул Голубов казакам, увидев нас. «Присоединить их к остальным пленникам!» Наш конец был вновь отсрочен. Рядом с Голубовым ехал на кляче, отставив раненую в ступню ногу Чернецов. Рана была перевязана нижней рубашкой, снятой с убитого партизана. За ними толпой, таща.волоком свои испорченные пулемёты, шли человек тридцать партизан - всё, что осталось от отряда. Партизаны были окровавлены от побоев, шли они в исподниках, в однихьносках и босиком. Мы с док-тором присоединились к ним. Трудно выяснить - что руководило войсковым старшиной Голубовым в его странной и тёмной роли в те дни на Дону. Студент Томского университета, не скрывавший своего реакционного мракобесия, Голубов во время Великой войны проявил чудеса храбрости и весной 1917 года, в мятежном Царицыне, он серьёзно считал себя первым кандидатом на пост Донского Атамана. Попав позже в Новочеркасск, как пленник Атамана Каледина, Голубов поклялся ему в верности и был освобождён. Теперь он ехал, как победитель, рядом с Чернецовым. Его мясистое лицо с белесыми бровями дышало торжеством. Нас гнали в Глубокую. За нами без строя шла революционная казачья сила: части 27-го и 44-го полков с 6-ой Донской гвардейской батареей. Но Голубову, видимо, хотелось, чтобы Чернецов и мы видели не разнузданность, а строевые части. Он обернулся на-зад и зычно крикнул: «Командиры полков - ко мне!» Два урядника, нахлестнув лошадей, а по дороге и партизан, вылетели вперед. Голубов им строго приказал: «Идти в колонне по шести. Людям не сметь покидать строя. Командирам сотен идти на своих местах!» Нас гнали. Если кто из раненых и избитых партизан отставал хотя на шаг, его били, подгоняя прикладами и плетьми. Мы знали, что нас гонят на Глубокую для передачи красногвардейцам. Знали - что нас ожидает. Некоторые партизаны, из самых юных, не выдержав, падали на землю и истерически кричали, прося казаков убить их сейчас. Их поднимали ударами и снова гнали, и снова били. Это была страшная, окровавленная, с обезумевшими глазами, толпа детей в подштанниках, идущих босиком по январьской степи... В это время со стороны эшелона, верхом на велико-лепном рыжем жеребце, в чёрной кожаной куртке, с биноклем на груди - плечистый, мордастый - подъ-ехал к нам сам Подтёлков, глава революционного казачьего комитета. Наши продолжали наступать. Голубов, оставив человек тридцать конвоя, передал нас Подтёлкову, а сам, со всеми своими казаками и батареей, повернул в сторону ведущегося наступления. Подтёлков выхватил шашку и, вертя ею над головой Чернецова, крикнул: «Всех вас посеку на капусту, еже-ли твои щенки не остановят наступления!» Прекратившие избиение (видимо, уже приелось) казаки начали вновь нас бить. Мне прикладом выбили зуб. Эшелон медленно, параллельно нам, отходил к недалёкой уже Глубокой, стреляя из своей пушки. Мы подошли к речке Глубочке ее берега были круты и по-крыты гололедицей. Конвой с Подтёлковым поехал через мост; нас же погнали в брод. Лёд на речке был то-нок и проломился под нами. По пояс в воде мы перешли Глубочку, но никак не могли вскарабкаться на её крутой обледенелый берег. Конвой начал по нас стрелять. Трех убил, остальные кое-как, срывая ногти, вылезли на кручу. Только Подтёлков собрался назначить проводника, как со стороны Глубокой навстречу нам показались три всадника. Это были, конечно, казаки Голубова. Никто из нас, я уверен, не обратил на них внимания. В этот момент Чернецов, не дожидаясь ответа каза-ков, молниеносно ударил наотмашь, кулаком в лицо Подтёлкова и крикнул: «Ура! Это наши!». Окровавленные партизаны, до этого времени едва передвигавшие ноги, подхватили этот крик с силой и верой, которая может быть только у обречённых смертников, вдруг почуявших свободу. Трудно дать этому моменту верное описание!... Я видел, как широко раскинув руки, свалился с седла Подтёлков, как ринулся вскачь от нас во все стороны конвой, как какой-то партизан, стянув за ногу казака, вскочил на его лошадь и поскакал с криком: «Ура! Генерал Чернецов!» Сам же Чернецов, повернув круто назад, погнал свою клячу намётом. Партизаны разбегались во все стороны. Я бежал к полотну железной дороги, не чувствуя ни боли в ранах, ни усталости. Меня переполняла дикая радость, сознание, что я живу, что я свободен... По ту сторону полотна, над мягким контуром холмов, тянувшихся до самой Каменской, едва тлел жёлтый закат. Сумерки густели. Я знал: за полотном, под холмами, идут хутора с густыми вишнёвыми садами, и по этим садам можно скрытно пробраться к Каменской. Только бы перейти за полотно! Вдруг в стоявшем вправо от меня красногвардейском эшелоне вспыхнуло «ура», раздались выстрелы и паровоз рванул эшелон к Глубокой. Это несколько на-ших партизан, решив почему-то, что эшелон - наш, вскочили на его платформу, где стояли пулемёты и, увидев ошибку, бросились с голыми руками на красно-гвардейцев. На следующий день были найдены трупы партизан и красногвардейцев, упавших в борьбе под колёса эшелона. Мы прошли уже место боя, перерезали шлях и шли прямиком по степи на Глубокую, приближаясь к ж. д. полотну. В это время со стороны полотна к Голубову подъехали три казака и что-то ему доложили. Перейдя Глубочку, я пошёл левадами, вишняками и тернами хуторов на Каменскую. От недалёких куреней тянуло кизечным дымом. Иногда лаяли собаки - тог-да я останавливался и ждал, когда они смолкнут. Нервный подъём прошёл, я чувствовал холод; меня знобило и мучительно хотелось спать. Но я знал: если под-дамся и лягу, то больше не встану. И, напрягая последние силы, я шёл с детства знакомой, но теперь так труд-но угадываемой, местностью. Начались галлюцинации: на меня шли цепи, скакала казачья лава, я слышал шум шагов и фырканье лошадей. Останавливался, поднимал руки и сдавался... Противник, как дым, проходил, не задевая меня, а на смену шли новые толпы... Я чувствовал, что близок к помешательству, но продолжал механически шагать: жить, жить во что бы то ни стало! На мосту меня встретила офицерская застава родных атаманцев. Меня спросили о Чернецове. Но что я мог ответить? После я лежал в Областной больнице в Новочеркасске с забинтованной головой. Совершенно неожиданно для меня вошел в палату Атаман Каледин и подошел ко мне. Он был один. Спросил меня, каких я Туроверовых (рыжих или черных). В апреле 1918 года, когда, вернувшись из Степного похода, мы с восставшими Мелеховцами и Раздорцами трижды пытались взять Парамоновские рудники и трижды не могли этого сделать, когда после каждой неудачи бабы ухватами выгоняли казаков из куреней снова на позицию, развозя потом по зеленеющим курганам каймак и галушки родным воителям, которые ле-ниво постреливали в шахтёров и спали под апрельским солнцем, - в дни Страстной недели я узнал о смерти Чернецова. Я ответил. Спросил о драме под Глубокой. Я доложил что знал. Долго молчал Атаман. Поднялся со стула, перекрестил, поцеловал в лоб и очень усталой походкой ушел. Чернецов поскакал не в Каменскую, а в свою родную станицу Калитвенскую, где и заночевал в отчем доме. Кто-то из станичников дал немедленно знать об этом на Глубокую. На рассвете Подтёлков с несколькими казаками схватил в Калитвенской Чернецова и повёз его в Глубокую. По дороге Подтёлков издевался над Чернецовым - Чернецов молчал. Когда же Подтёлков ударил его плетью, Чернецов выхватил из внутреннего кармана своего полушубка маленький браунинг и в упор... щёлкнул в Подтёлкова: в стволе пистолета патрона не было - Чернецов забыл об этом, не подав патрона из обоймы. Подтелков, выхватив шашку, рубанул его по лицу, и через пять минут казаки ехали дальше, оставив в степи изрубленный труп Чернецова. Голубов, будто бы, узнав о гибели Чернецова, набросился с ругательствами на Подтёлкова и даже заплакал... Так рассказывал казак, а я слушал и думал, что самый возвышенный подвиг венчает смерть. Но жизнь казалась прекрасной - мне было восемнадцать лет.