Как складывались отношения горького со сталиным. Семь мифов о горьком. После долгих лет нищеты… начинался как будто новый период обеспеченности и возможности получить какие-то материальные блага через Литфонд. Все это, конечно, могло произойти только по п

Иосиф Сталин — тема объемная, на века. Справедливости ради надо признать, что в 20 веке лавры самой яркой личности в истории России принадлежали именно ему.

Сталин — хороший!? Сталин — плохой!? Образ «отца народов» всегда разный. Если обратиться за оценкой деятельности Сталина к Никите Хрущеву, то стоит вспомнить его выступление перед партией в марте 1956 года, когда храбрый Никита Сергеевич зачитал доклад, смысл которого заключался в уничтожении положительного образа Сталина.

Вообще, облаять Сталина лучше всех мог только Никита Сергеевич, да и то, только когда вождя уже не было в живых.

«Вероломная личность, тиран с железной хваткой, развязавший войну с Германией, и что если б не Сталин войну можно было закончить гораздо быстрее и меньшими жертвами…» — Честно говоря прошелся Хрущев по Кобе беспощадно, жестко и где-то по делу, осуждая массовый террор, расстрелы и отсидки в лагерях. Только вот Хрущев был с ним в одной упряжке и не только знал все то, что происходит в стране, но и принимал непосредственное участие в так называемом Сталинском терроре.

Если спросить у интеллигенции того времени — кем был Сталин — беспощадным тираном или героем, то и здесь мнение будет однозначным — вождя в этих кругах также никто не любил.

Если же спросить у народа, то Сталин больше положительный персонаж, чем отрицательный. Более того, и сейчас образ Сталина вызывает у современников больше симпатии. Принято считать, что «жесткая политика Сталина» — единственно правильная, оправданная, как острая необходимость для каждого поколения.

Однозначного мнения тогда и сейчас придерживались лишь писатели и поэты, ведь именно в годы правления Сталина судьбы выдающихся, великих гениев той эпохи переживали самые острые сюжеты, вытекающие в психологическую драму и трагедию… И образ вождя был для каждого из них отнюдь не героическим.

Взять хотя бы несколько имен — Горький, Маяковский, Мандельштам, Ахматова, Пастернак, Эренбург, Цветаева, Гумилев, Булгаков, Зощенко… И это далеко не полный список. Можно вспомнить «самоубийство» Сергея Есенина, когда Сталин еще фактически не был у власти, но об обстоятельствах смерти великого поэта он точно знал, и возможно даже принимал участие…

Фактически Сталин продолжал косить и убирать неугодных власти «инженеров человеческих душ», как до него это делал анархист Володя Ульянов.

Только вот Ленин — не менее кровавый анархист и строитель советского государства чем Сталин, предпочитал не расстреливать писателей и поэтов, а выдворять из страны:

Т. Сталин!

К вопросу о высылке из России меньшевиков, народных социалистов, кадетов и т.п. я хотел бы задать несколько вопросов ввиду того, что эта операция, начатая до моего отъезда, не закончена и сейчас. Надо бы несколько сот подобных господ выслать за границу безжалостно. Очистим Россию надолго.

Делать это надо сразу. Арестовать несколько сот и без объявления мотивов — выезжайте, господа!

Обратите внимание на литераторов в Питере… и на список частных издательств.

С коммунистическим приветом

Но самым важным отличием в действиях Сталина от Ленина по отношению к интеллигенции и людям искусства было то, что Ленин избавлялся от этих людей — высылал их из страны, они ему не нужны были. Сталин же напротив, считал людей искусства нужными, но только в условиях тесного партнерства. В противном случае — арест, ссылка или расстрел…

Эта чистка советского государства от неугодных писателей, ученых и интеллигенции приобрела кровавый оттенок лишь тогда, когда Иосиф Виссарионович стал прибирать власть к своим рукам, оправдывая свой беспринципный псевдоним — Сталин. И «дело Сергея Есенина», убитого или доведенного до самоубийства в 1925 году пришлось именно на то время, когда Ленина уже как год не было в живых, а запуганный Сталиным Троцкий вот-вот покинет страну. Это было время чистки всех, кто мешал Сталину в борьбе за власть. И загадочная смерть Есенина была одной из самых первых в веренице трагически загубленных и угнетенных судеб творцов и гениев русской литературы.

Парадоксально, но сегодня мы живем в «свободном мире», в мире, где нет места жесткой цензуре и травли современных писателей. Из литературы нам доступно абсолютно всё. В нашем современном мире антироссийских писателей не выдворяют за пределы страны. А писатели, имеющие иную точку зрения — антироссийскую или просто нейтральную, не под запретом, а наоборот — в свободном доступе. Да и травли как таковой особо нет. Ну, пошумят иной раз патриоты, назовут Акунина врагом России, но книжек то его меньше читать не перестанут. Он востребован.

А тогда, во времена правления Сталина разговор со всей пишущей братией был коротким — арест, ссылка и т.д.

…Надо разъяснить всем литераторам коммунистам, что хозяином в литературе, как и в других областях, является только ЦК и что они обязаны подчиняться последнему беспрекословно. Сталин. 15/VIII.34 г.

Данное письмо было адресовано фактически Горькому — самому издаваемому советскому писателю того времени. Надо ли объяснять, что разъяснять подручные вождя умели славно… К слову, незадолго до этого письма — 11 мая 1934 года при загадочных обстоятельствах умирает сын Горького, а спустя два года — в 1936 году уйдет из жизни уже сам писатель, и обстоятельства его смерти не менее загадочны.

Сталин и Горький

Больше всех, казалось, повезло Горькому. Дружба писателя с вождем была прочной, но не долгой. Для Сталина Максим Горький был не простым, а пролетарским писателем. Впрочем, дружба эта была построена на взаимной выгоде — Сталину нужен был русский глашатай с мировым именем, и таким литературным авторитетом в то время был именно Горький. Он — самый популярнейший в мире русский писатель. Его гонорары огромны, а пьесы ставятся во всем мире. К тому же классик русской литературы живой и здоровый.

Цели Горького были проще — всего-то навсего стать «хозяином» русской литературы, возглавить союз писателей России, и планомерно общими ресурсами сделаться самым читаемым писателем в России, затмив «бородача» — Толстого — главного богоподобного писателя в России. Вдобавок ко всему их политические взгляды были общими и оба были дружны с Лениным. С этого и началась плодотворная дружба пролетарского писателя с отцом народов.

Их сотрудничество началось с широких жестов со стороны власти — в честь Горького почти в каждом городе переименовывали улицы, а в Москве — главную магистраль. Нижний Новгород стал называться Горьким. А самый широкий жест Сталина немного шокировал не только деятелей культуры и искусств, но и самого Горького — знаменитый МХАТ им. Чехова переименовывается в МХАТ им. Горького. Понимал ли писатель, что так называемая дружба так быстро перерастет в зависимость, и что за такой внезапно пропагандируемый культ Горького в советской России нужно будет отрабатывать…

Протрезвевший писатель понял, что он на крючке. Отныне все творчество писателя будет пропитано преклонением перед человеком с «железной силой воли», — как он любил называть Сталина.

Разрывом в их дружеских отношениях был негласный отказ Горького написать биографию Сталина, тогда как опыт мемуариста у писателя был. Так, классиком было посвящено немало хвалебных очерков Ленину. Им он восхищался и одновременно недолюбливал, но смерть его, — по признанию автора, переживал похлеще смерти Толстого.

Были и другие версии и связаны они были с внезапной смертью абсолютно здорового сына Горького — Максима. Официальная версия смерти — воспаление легких. Неофициальных версий было много — месть Троцкого из-за границы; ликвидация сына с целью давления на Горького; ликвидация сына людьми Сталина, который по мнению вождя якобы находился в сговоре с Кировым. Именно последнему предвещали занять место Сталина, но как и младшего Горького, так и самого Кирова очень быстро не стало… Фактом остается отношение Горького к власти и сталинскому режиму, вытекающий в протест писать биографию того, кто по слухам был виновен в смерти сына.

Это был тот самый взрыв, протест писательской мысли, который нарастал с годами. И когда Сталин узнал, что его биография у Горького не получается, а потом и вовсе приостановлена в связи с нежеланием последнего писать о нем, отношения их были разрушены. Горький был автоматически изолирован от литературного движения, вычеркнут из «свиты короля». Более того, они больше не созванивались и не встречались, а совсем скоро по просьбе Сталина была сфабрикована лживая статья о деятельности Горького. Возмущенный и затравленный Горький немедленно потребовал паспорт и позволения выпустить его за границу, но естественно никто его из страны выпускать не собирался. Жить ему оставалось меньше года.

27 мая 1936, после посещения могилы сына, Горький простудился на холодной ветреной погоде и заболел; проболел три недели. 18 июня 1936 года Горький скончался у себя на даче в Горках. Вскрытие проводилось сразу же после кончины прямо на обеденном столе дачи, мозг был увезен в Институт мозга, а останки тут же кремировали для захоронения у Кремлевской стены. Хоронили его с почестями народного писателя. Был ли Горький ликвидирован — об этом мы уже никогда не узнаем…

Сталин и Мандельштам

В отличие от большинства из всей пишущей братии, Осип Мандельштам ну никак не подходил на роль «главной жертвы сталинизма». Более того, ему прощалось то, что обычно Сталин никому не прощал.

В ноябре 1933 года, накануне открытия Первого Всесоюзного съезда советских писателей поэт Осип Мандельштам, яростно ненавидевший И.В. Сталина, написал пасквильный памфлет в стихах о вожде, оскорбительный для его чести и достоинства:

«Мы живём, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны.
Только слышно кремлёвского горца –
Душегуба и мужикоборца»…

Поэта арестовали спустя шесть месяцев, в мае 1934 года. Вместе с арестом провели целую серию обысков на наличие стихов, порочащих личность Сталина.

Жена поэта Надежда Мандельштам впоследствии писала: «Тогда никто не сомневался, что за эти стихи он поплатится жизнью». Но поэта не расстреляли, а сослали на три года в отдалённый уральский городок Чердынь.

«Изолировать, но сохранить», — такое указание в отношении Мандельштама дал сам И.В.Сталин. Необычным было и то, что жене поэта разрешили сопровождать мужа для совместного проживания в месте ссылки. Спустя некоторое время Надежда Мандельштам обратилась лично к Сталину с телеграммой, заключавшей просьбу перевести их в другой, более цивилизованный город. Дело было вновь пересмотрено, и такое разрешение Мандельштамам было дано. Мандельштамы поехали в Воронеж, где находились до 1937 года, то есть до конца ссылки.

Но понимающий Мандельштам, что его мышление, его стихи не вписывались в «гармонию» советской идеологии, уже совсем скоро будет повторно отправлен в лагеря. На сей раз его осудили сроком на пять лет с формулировкой «за контрреволюционную деятельность». Через четыре месяца, 27 декабря 1938 года Мандельштам скончался в больнице для заключённых.

Как мы видим, травли со стороны именно Сталина не было. Более того, послабления поэту со стороны Сталина делались слишком часто. Известен также телефонный звонок Сталина Борису Пастернаку, в котором вождь поинтересовался мнением последнего о творчестве Мандельштама.

Сталин и Пастернак

Писатель не оставил записи того разговора в дневниках, хотя часто о нём рассказывал. По воспоминаниям Зинаиды Пастернак, муж не испытывал во время разговора никакой растерянности: «Боря разговаривал со Сталиным просто, без оглядок, без политики, очень непосредственно».

Существует несколько версий этого телефонного разговора, но ближе к истине версия друга О. Мандельштама и Б. Пастернака Анны Ахматовой:

«Сталин сообщил, что отдано распоряжение, что с Мандельштамом всё будет в порядке. Он спросил Пастернака, почему тот не хлопотал. «Если б мой друг попал в беду, я бы лез на стену, чтобы его спасти». Пастернак ответил, что если бы он не хлопотал, то Сталин бы не узнал об этом деле. «Почему вы не обратились ко мне или в писательские организации?».

— «Писательские организации не занимаются этим с 1927 года». – «Но ведь он ваш друг?»

Пастернак замялся, и Сталин после недолгой паузы продолжил вопрос: «Но ведь он же мастер, мастер?» Пастернак ответил: «Это не имеет значения…».

Пастернак думал, что Сталин его проверяет, знает ли он про стихи, и этим он объяснил свои шаткие ответы. «Почему мы всё говорим о Мандельштаме и Мандельштаме, я так давно хотел с вами поговорить». – «О чём?» — «О жизни и смерти». Сталин повесил трубку».

Говорить на эти темы с Пастернаком вождю явно не хотелось. Да и весь смысл звонка состоял в другом — взять Пастернака на слабо, проверить его личное отношение к советской власти, проще говоря — проверял «свой или не свой». Пастернак этого не понял. Поэтому он перезвонил в секретариат И.В.Сталина. Но с вождём писателя вторично не соединили. Жена Пастернака утверждает, что её муж поинтересовался, может ли он рассказывать об этом звонке. В секретариате ответили утвердительно.

То, что И.В.Сталин дал отбой Пастернаку вовсе не означало, что он изменил своё мнение о писателе. Оно как было, так и осталось доброжелательным. Вот свидетельство Зинаиды Пастернак: «После сталинского звонка через несколько часов вся Москва знала о разговоре Пастернака со Сталиным. В Союзе писателей всё перевернулось. До этого, когда мы приходили в ресторан обедать, перед нами никто не раскрывал дверей, никто не подавал пальто – одевались сами. Когда же мы появились там после разговора, швейцар распахнул перед нами двери и побежал нас раздевать. В ресторане стали нас особенно внимательно обслуживать, рассыпались в любезностях, вплоть до того, что когда Боря приглашал к столу нуждавшихся писателей, то за их обед расплачивался Союз писателей. Эта перемена по отношению к нам в Союзе после звонка Сталина нас поразила».

После того телефонного звонка, Пастернак становится храбрее.

Письмо Пастернак — Сталину 11.09.1935 (Об аресте Пунина и Гумилева)

«Дорогой Иосиф Виссарионович, 23-го октября в Ленинграде задержали мужа Анны Андреевны, Николая Николаевича Пунина, и ее сына, Льва Николаевича Гумилева. Однажды Вы упрекнули меня в безразличии к судьбе товарища. Помимо той ценности, которую имеет жизнь Ахматовой для нас всех и нашей культуры, она мне дорога и как моя собственная, по всему тому, что я о ней знаю. С начала моей литературной судьбы я свидетель ее честного, трудного и безропотного существования. Я прошу Вас, Иосиф Виссарионович, помочь Ахматовой и освободить ее мужа и сына, отношение к которым Ахматовой является для меня категорическим залогом их честности.

Преданный Вам Пастернак»

Реакция Сталина была незамедлительной — мужа и сына Ахматовой тотчас освободили. В декабре 1935 года Пастернак шлёт в подарок Сталину книгу переводов Грузинские лирики и в сопроводительном письме благодарит за «чудное молниеносное освобождение родных Ахматовой».

Позже отношения Пастернака с вождем были абсолютно прохладными. Но именно Пастернак был первым поэтом в советской литературе, написавшим два стиха восхваляя вождя. По свидетельству Корнея Чуковского и Надежды Мандельштам, Пастернак «просто бредил Сталиным».

Травля Пастернака начиналась неоднократно еще при жизни Сталина, но всякий раз его жизни ничего не угрожало. Никаких арестов, ссылок или расстрелов писателя или его семьи не было. Ощущение, что «старик» устал наводить ужас на деятелей искусства присутствовал…

Любопытно, что уже после смерти вождя Пастернак был единственным, кто находился в списке самых потенциально возможных кандидатов на премию Нобеля, и когда он ее получил, ему порекомендовали от нее отказаться, ссылаясь на политический подтекст этой награды.

Борис Леонидович Пастернак умер от рака лёгкого 30 мая 1960 года в Переделкино, на 71-м году жизни. Смерть была вызвана естественными причинами и никаких загадок или вопросов к причинам смерти великого творца у родных и близких никогда не возникало.

Но следует отметить, что такой масштабной травли со стороны властей, из-за которой Пастернак окончательно подорвал свое здоровье при Сталине не было. Она была уже после его смерти, ведь, по сути Пастернака морально «добивали» все те — «белые и пушистые», кто упрекал вождя в кровавых репрессиях, травле и жесткой цензуре в области искусства и культуры. И делали они это также весьма цинично, лишая писателя самого главного — народного признания.

Сталин и Ахматова

Анна Ахматова принадлежала к числу самых любимых поэтов дочери вождя Светланы Иосифны. Много лет спустя, уже после смерти отца, она писала об этом в большом своем письме — исповеди И.Г. Эренбургу:

«…Я очень люблю литературу, с детства процесс оформления чувства и мысли в слова всегда представлялся мне чудом… Я была обыкновенной советской студенткой, такой - как все мои сверстницы, и мне - всем нам - для полного выражения наших чувств были совершенно необходимы и Маяковский, и Пушкин, и Пастернак, и Ахматова… С юности я люблю точность слов у Ахматовой («настоящую нежность не спутаешь ни с чем, и она тиха…» - как можно сказать точнее?!).» (Почта Ильи Эренбурга. Я слышу всё. 1916-1967. М. 2006. Стр. 347-349)

Этому предшествовала известная легенда, согласно которой Сталин однажды увидал, что его дочь Светлана - ей было тогда четырнадцать лет - переписывает какой-то рукописный текст в свою тетрадку. Он спросил: что это? Светлана сказала, что это стихи Ахматовой, которые ей очень нравятся.

«А зачем переписывать? - будто бы удивился вождь. - Если они тебе нравятся, возьми книгу и читай». Светлана объяснила, что книги Ахматовой - редкость. К тому же они, кажется, запрещены.

Узнав, что его дочь читает - и даже переписывает - запрещенную или полузапрещенную литературу, Сталин выразил дочери свое неудовольствие. Но Светлана пылко защищала любимую поэтессу и как будто даже убедила отца сменить гнев на милость.

Прямым следствием этой семейной сцены будто бы и явился внезапный поворот в судьбе Ахматовой: выход в свет после долгого молчания ее новой книги и даже попытка выдвинуть эту книгу на Сталинскую премию.

Так оно было на самом деле или не так, теперь уже не узнать. Но некоторые бесспорные факты подтверждают, что легенда эта (если даже это легенда) возникла не на пустом месте.

Во-первых, как сказано выше, есть откровения дочери Сталина, во-вторых, в 1939 году в жизни Ахматовой вдруг произошел резкий поворот.

31 мая 1939 г., впервые за много лет, Ахматовой позвонили из редакции «Московского альманаха» и попросили прислать стихи… Два издательства - «Издательство писателей в Ленинграде», ставшее уже «Советским писателем», и «Гослитиздат» - начали готовить книги Ахматовой. В журнале «Ленинград» (1940, № 5) в рецензии Л. Рахмилевича на книгу Есенина имя Ахматовой было названо среди имен «замечательных поэтов».

Из Москвы Ахматовой прислали единовременную выплату - 3000 рублей, повысили пенсию до 750 рублей, обещали квартиру.

После долгих лет нищеты… начинался как будто новый период обеспеченности и возможности получить какие-то материальные блага через Литфонд. Все это, конечно, могло произойти только по прямому указанию «сверху».

Биографы Ахматовой объясняют это тем, что осенью 1939 года на приеме в Кремле в честь награждения орденами большой группы писателей Сталин спросил про Ахматову. (А.А. сама упоминает об этой его реплике в своих материалах к автобиографии.) Сталин интересовался «почему не печатается Ахматова».

Разумеется, одной такой реплики вождя было вполне достаточно, чтобы обстоятельства Ахматовой вдруг так резко переменились.

Исследовательница творчества Ахматовой С. Коваленко прямо связывает этот внезапный поворот ее судьбы с «заступничеством» дочки вождя. И дает при этом понять, что так считала и сама Анна Андреевна:

…Сталин спросил об Ахматовой, стихи которой любила его дочь Светлана. После пятнадцатилетнего перерыва был срочно издан сборник «Из шести книг», который Ахматова со свойственным ей юмором назвала «папин подарок дочке»…

О том, что Ахматова была в поле зрения Сталина свидетельствует еще один факт: 28 сентября 1941 г., по специальному распоряжению правительства, из блокированного Ленинграда вывезли на военных самолетах некоторых ученых, деятелей культуры, писателей. Список писателей составлял А. Фадеев. Ахматова была включена в него по личному указанию Сталина. Легенда о том, что именно Сталин спас ее от смерти в блокадном Ленинграде, нравилась Ахматовой.

Но совсем скоро переменчивое отношение Сталина к поэтессе снова отразится на ее судьбе.

В то время английские и американские издания, а также литературные организации стали уделять творчеству Ахматовой и ей лично чрезвычайно много внимания. По слухам, сам Уинстон Черчилль обожал стихи Ахматовой. На стол Сталина раз за разом, снова и снова ложились доносы о том, что Ахматова — враг народа, что ее деятельность антисоветская, и что англичане уговаривают ее эмигрировать в Англию, где к ней, якобы будут относиться с должным уважением… Мнительному Сталину эту не понравилось.

28 августа 1949 года. В Фонтанный Дом, где живет Ахматова, являются сотрудники НКВД с ордером на арест Николая Николаевича Пунина. Его уводят — на этот раз уже навсегда.

Следующий ход Лубянки: спустя три месяца арестован Лев. Следователь выколачивает из него сведения о «чуждом пролетарскому государству» социальном происхождении его матери. Ахматова уничтожает семейный архив, сжигает фотографии, письма.

Материалы, относящиеся к Ахматовой, из дела Л.Н. Гумилева выделяют в особое производства. Из Пунина выбивают признания, дающие основания для ее ареста. Она, разумеется, об этом не знает, но чувствует, что над нею нависла смертельная угроза и спасать надо уже не только Льва, но и себя. Пишет и публикует в «Огоньке» стихи о Сталине. Попутно отправляет очередное письмо-прошение на имя Сталина о помиловании сына. Но в этот раз оно остаётся без ответа.

13 сентября Особое совещание при МГБ СССР «за принадлежность к антисоветской группе, террористические намерения и антисоветскую агитацию» приговорило Л.Н. Гумилева к десяти годам строгого режима.

Решение вождя было принято в классическом сталинском, стиле: сына не выпускать, а мать — не трогать. Но «не трогать» физически… А так — на целых три года творчество Ахматовой вновь остается незамеченным для издателей. Её снова перестали публиковать. Из Союза писателей исключили.

За месяц до смерти вождя об Ахматовой снова вспомнили. В виду ее бедности и старости «сверху» было дано распоряжение возобновить работу издательств с поэтессой. Но 5 марта 1953 г. умирает Сталин и властям уже не до книжек и уж тем более не до состарившейся королевы русской поэзии.

Совершенно мистически Ахматова переживет вождя на 13 лет и умрет в этот же день, тем же числом как и Сталин — 5 марта 1966 года.

Сталин и другие писатели

Не менее трагичны судьбы других писателей и поэтов: доведенные до самоубийства Марина Цветаева и Владимир Маяковский; убийство Сергея Есенина, затравленный советской властью Михаил Булгаков, лишенный средств к существованию Зощенко, униженный Эренбург и много-много других властителей умов и душ.

Мог ли Сталин поступить иначе? — наверное нет. «В стране может быть только один властитель умов и душ». Да, конечно, могут и должны быть писатели, журналисты, публицисты, памфлетисты и прочие работники идеологического фронта. Писателям может быть даже позволено чуть больше, чем партийным журналистам и партийным работникам, которые обязаны, как попы, повторять слова вождя. Писатель имеет право слегка разнообразить свой пересказ ЕГО мыслей, так сказать, некоторыми красотами собственного стиля. Это можно. Это — пожалуйста. Но никакой писатель не смеет иметь свой, особый взгляд, отличный от единственно правильного — сталинского.

И всех, кто возражал, бунтовал, противился, не прогибался, всех их ждала незавидная участь. Судьба каждого из них в борьбе за свободу слова и отстаивания своего личного мнения была в руках жесткого и беспринципного горца. И жизнь советских писателей и поэтов была полна отчаяния, страха и опасности, преисполненная драмой и трагедией.

«Вот съедутся писатели со всех сторон, со всех городов, а Максим Горький прилетит на самолете „Максим Горький“.. .» — так Агния Барто рассказывала детям о грядущем Первом Съезде советских писателей. Горький был велик и знаменит. Сейчас в народном сознании остались: случайная фраза из «Жизни Клима Самгина» «А был ли мальчик?», пьяный выкрик Сатина «Чело-век…Это звучит… гордо!». Ну, может быть, еще забавные bons mots «матёрый человечище» и «нечеловеческая музыка» из очерка «В.И. Ленин». Но Горького еще будут читать и перечитывать. И вглядываться в его причудливую биографию.

Чужой среди своих

Отношения Горького с большевиками были сложными. Октябрьский переворот 1917 года произвёл на него, члена РСДРП с 1905 года и участника многих большевистских затей, гнетущее впечатление. «Ленин , Троцкий и сопутствующие им уже отравились гнилым ядом власти, о чем свидетельствует их позорное отношение к свободе слова, личности и ко всей сумме тех прав, за торжество которых боролась демократия». Он называл большевиков «слепыми фанатиками» и «бессовестными авантюристами», преступниками, которые «считают возможным совершать все преступления, вроде бойни под Петербургом, разгрома Москвы, уничтожения свободы слова, бессмысленных арестов — все мерзости, которые делали Плеве и Столыпин » («Несвоевременные мысли», 1917−1918). В 1921 году, после того, как ему не удалось спасти от расстрела Гумилева , он покинул страну. Потом он объяснял: Ленин советовал ему подлечиться за границей. На самом деле Ленин предупреждал, вроде бы в шутку: «Уезжайте! А не то мы вас вышлем».

Горький знал большевиков и боялся. В свою очередь, большевики критиковали Горького за «отвлеченный гуманизм», имея в виду прежде всего его выступление против расстрельного приговора по делу эсеров в 1922 году. Позже он, кажется, от своего «отвлечённого гуманизма», сумеет избавиться: «Классовая ненависть должна культивироваться путём органического отторжения врага как низшего существа. Я глубоко убеждён, что враг — существо низшего порядка, дегенерат как в физическом, так и в моральном отношении» (из письма первому заместителю председателя ОГПУ Генриху Ягоде, 1932).

Когда Ленин умер, Горький попросил, чтобы на гроб возложили от его имени венок с надписью: «Прощай друг!». И тут же начал писать воспоминания о «Человеке с большой буквы» — они были подвергнуты в СССР жесткой цензуре, но всё-таки опубликованы в 1924 году. В воспоминаниях было много трогательных подробностей. Например, вот эта — когда старый рыбак-итальянец говорит о Ленине: «Так смеяться может только честный человек»

Потом воспоминания еще несколько раз цензурировались и редактировались самим Горьким — он подгонял их под структуру момента.

Из итальянского далёка Горькому постепенно стало казаться, что большевики всё делают правильно и хорошо. Так, ему очень понравилась резолюция ЦК РКП (б) «О политике партии в области художественной литературы» 1925 года, одна из вех на пути создания Союза писателей. Он почему-то решил, что резолюция «сильно толкнет вперед русское художественное творчество».

К тому же, Горького звали в СССР — его просили вернуться и рабочие, и писатели, пионеры. И в 1928-м он приехал, так сказать, на пробу. Встретили его восторженно. Торжественно отметили 60-летие, назвали его именем Литературное отделение Первого МГУ, избрали в члены Коммунистической академии и т. д. А в 1932-м, после официального приглашения Сталина , вернулся навсегда и получил в награду Орден Ленина, особняк Рябушинского, дачи (в Подмосковье и в Крыму) и прочие блага.

В советской России писатель включился в активную работу: он редактировал журналы, создавал замечательные книжные серии «История фабрик и заводов», «История гражданской войны», «Библиотека поэта», «История молодого человека XIX столетия»…

Съездил на Соловки и отписался. Потом предложил Сталину идею десанта писателей на Беломор-канал, тот её поддержал. В этих экскурсиях в недра Архипелага ГУЛАГа Горькому было интересно и многое нравилось: чекисты, ударный труд заключенных, их «перековка»…

В тандеме с вождём

Со Сталиным Горький подружился. Их дружба — сложнейший психологический этюд. Оба они были людьми очень непростыми, умели вести игру, каждый свою. Их крепко связывали и интерес друг к другу, и взаимная симпатия, и взаимная выгода. Так, когда на Горького вдруг нападали сибирские писатели, в простоте душевной называя его «замаскировавшимся врагом», он пожаловался вождю. И вскоре появилась резолюция ЦК РКП (б) «О выступлении части сибирских литераторов и литературных организаций против Максима Горького» (1929). После резолюции Горького только хвалили.

Горький писал Сталину теплые, интимные письма, обстоятельно рассказывал о своем здоровье, беспокоился о его здоровье и жизни. «А Вы, дорогой т, — как я слышал, да и видел — ведете себя не очень осторожно, — ездите, например, по ночам на Никитскую, 6», — слегка кокетничает писатель, упоминая свою московскую резиденцию, место неформальных встреч Сталина с литераторами. Он, кажется, был искренен: «Я совершенно убежден, что так вести себя Вы не имеете права. Кто встанет на Ваше место в случае, если мерзавцы вышибут Вас из жизни? Не сердитесь, я имею право беспокоиться и советовать» (1931).

Кроме того, Сталин редко принимал решения без учета чужого мнения, А по литературной части Горький был безусловным авторитетом. «И.В. Сталин постоянно советовался с А.М. Горьким по всем вопросам литературы и искусства. Прислушивался к нему. Часто уступал Горькому, даже тогда, когда не был с ним согласен», — вспоминал много лет спустя критик Иван Гронский . Он тоже был близок вождю, и кажется, Горький особенно ревновал к нему Хозяина (так называли Сталина в ближнем окружении).

В равноправном общении Горького и Сталина вырабатывалась литературная политика на обозримое будущее: они были не только стратеги, но и хорошие тактики. Они вместе решили, что Горький будет готовить почву для первого Всесоюзного съезда советских писателей — разъяснять, как это хорошо, полезно и необходимо.

Стоит отметить, что в списке делегатов съезда имя Гронского отсутствует. Судя по всему, Алексей Максимович переиграл и этого соперника.

Съезд и другое

И грянул съезд! Он был обставлен торжественно и красочно. Всё выглядело так, «как будто должны были последовать тосты», вспоминал потом Эренбург. И тосты действительно последовали: за Ленина, за Сталина, но может быть, больше всего — за Горького. А потом — за Бориса Пастернака . Они стали главными символами советской литературы - первый прозаик и первый поэт.

Горький открывал съезд и задавал ведущий тон. Его вступительное слово и первый доклад «О советской литературе» звучали патетично, категорично, а то и угрожающе: он клеймил собственность, «зоологический индивидуализм», вождизм, мещанство. Призывал к самокритике и к «коллективной ответственности литератора за все явления в их среде». Несколько экстравагантно воспел труд: «Крайне трудно представить себе двуногое животное.. . мыслящим отвлеченно от процессов труда, от вопросов рода и племени», что, впрочем, хорошо корреспондировало с «коллективной ответственностью». Вспомнил множество мифов и сказок, Аристотеля и Платона, Беркли и В.И. Ленина… И среди прочего — Иммануила Канта, которого «трудно представить в звериной шкуре и босого, размышляющего о „вещи в себе“». Обругал историков первобытного общества.

Информация для устной речи была явно избыточной и будто сшитой на живую нитку — тоже примета времени, когда заветную мысль скрывали среди множества слов.

Сказал Горький, конечно, о социалистическом реализме, который «утверждает бытие как деяние». Но — вопреки названию своего доклада — собственно о советской литературе не сказал почти ничего! Упомянул только Шкапскую и Марию Левбер г, которые «отлично работают над „Историей фабрик и заводов“».

Зато окончательно уничтожил «средневекового инквизитора» Достоевского , чуть ли не выводя из него фашизм. И как следует приложил своих современников — Мережковского , Сологуба , Розанова , Леонида Андреева , а заодно и Арцыбашева . Казалось, он освобождает для себя место в истории. История отомстит ему потом тем же — в лице Александра Солженицына .

На Первом пленуме ССП председателем под дружные аплодисменты единогласно был избран Горький. Но у него были и другие важные дела. Считается, что в 1930-е годы его драматургия вошла в «период нового расцвета» - это пьесы «Егор Булычов и другие» (1932), «Достигаев и другие» (1933) о России накануне и сразу после Октябрьского переворота. Переработал пьесу 1910 года «Васса Железнова» — ввёл революционерку Рашель, усилил классовую борьбу и т. п.

Самое значительное его произведение — неоконченный роман «Жизнь Клима Самгина». В романе изображен интеллигент, «революционер поневоле», «из страха пред неизбежной революцией — фигура человека, который чувствует себя „жертвой истории“. Эту фигуру автор считает типичной», — объяснял Горький. И ссылался на «кадетский сборник „Вехи“ и целый ряд других произведений, которые указывали и доказывали, что интеллигенции с рабочим классом и вообще с революцией не по дороге».

Действие романа Горький довёл только до Февраля 1917-го. Если бы успел, то, скорее всего, рассказал бы о том, как Клим Самгин в эмиграции «клевещет на Союз Советов, организует заговоры и вообще занимается подлостями».

Однако, несмотря на все эти идеологические разъяснения и установки, роман получился отличный. Недаром его очень высоко оценил Борис Пастернак «…Естественная читательская благодарность тонет у меня в более широкой признательности Вам как единственному, по исключительности, историческому олицетворению. Я не знаю, что бы для меня осталось от революции и где была бы ее правда, если бы в русской истории не было Вас». Под впечатлением от «Самгина» Пастернак задумал и свой роман «Доктор Живаго», который оказался куда как слабее.

Умер ли Горький своей смертью в 1936 году? Или его отравили? Версии разные. Но похоронен он в Кремлёвской стене, это безусловный факт.

Никакой судебной ошибки при определении меры наказания в виде расстрела для 18 –ти участников, проходивших по делу антисоветского «правотроцкистского блока», включая врачей, умертвивших А.М.Горького, В.В. Куйбышева, В.Р. Менжинского, М.А. Пешкова не было. А вот необоснованная реабилитация этих преступников есть нонсенс, которому история всенепременнейше ещё даст свою оценку.

Сталин или всё-таки Троцкий?

Алексей Максимович Горький был убит по прямому указанию Льва Троцкого: «Горького надо устранить, во что бы то ни стало… Горький широко популярен как ближайший друг Сталина, как проводник генеральной линии партии». Что это было так, подтверждено на процессе антисоветского «правотроцкистского блока», проведённого военной коллегией Верховного Суда Союза ССР 2 – 13 марта 1938 года под председательством Армвоенюриста В.В.Ульриха (Члены Суда: военюристы И.О. Матулевич и Б.И. Иевлев; секретарь: военюрист 1-го ранга А.А. Батнер; Государственный обвинитель: А.Я. Вышинский; защитники: И.Д. Брауде и Н.В. Коммодов).

Правда, и Л.Троцкий, люто ненавидевший И.В. Сталина, в долгу не остался, обвинив Иосифа Виссарионовича в организации устранения «буревестника революции»: «Максим Горький не был ни заговорщиком, ни политиком. Он был сердобольным стариком, заступником за обиженных, сентиментальным протестантом... В этой атмосфере Горький представлял серьёзную опасность. Он находился в переписке с европейскими писателями, его посещали иностранцы, ему жаловались обиженные, он формировал общественное мнение. Никак нельзя было заставить его молчать. Арестовать его, выслать, тем более расстрелять было ещё менее возможно. Мысль ускорить ликвидацию больного Горького «без пролития крови» через Ягоду должна была представиться при этих условиях хозяину Кремля как единственный выход…».

Л. Троцкий не считал, что врачей оклеветали, он знал, что четыре кремлёвских врача, действовавшие по приказу его собственного агента Ягоды, в самом деле, совершили убийство Алексея Максимовича Горького, предварительно ликвидировав его любимого сына Максима Пешкова. Только Л. Троцкий свою личную вину за организацию этого убийства пытался приписать И.В. Сталину, отказывая ему в праве на презумпцию невиновности.

Л. Троцкий может спать спокойно: за него это делают в наши дни его последыши, совершенно без всяких оснований, вопреки здравому смыслу реабилитировавшие всех врагов народа…

Троцкий или всё-таки Сталин?

Зададимся вопросом: «А, может, действительно, Л.Троцкий прав, и М. Горький не разделял всего, что происходило в Советском Союзе в 30-е годы, и, будучи «совестью нации» представлял для И.В.Сталина серьёзную опасность, настолько серьёзную, что настоятельно требовалось его срочно ликвидировать?». Откроем 30-й том собраний сочинений М. Горького, где опубликованы статьи, доклады, речи, приветствия, написанные и произнесённые великим пролетарским писателем в 1933 – 1936 годах. Там мы на каждой странице найдём ответ на поставленную проблему. К примеру: «Из всех великих всемирной истории Ленин – первый, чьё революционное значение растёт и будет расти. Так же непрерывно и всё быстрее растёт в мире значение Иосифа Сталина, человека, который, наиболее глубоко освоив энергию и смелость учителя и товарища своего, вот уже десять лет замещает его на труднейшем посту вождя партии. Он глубже всех других понял: подлинно и непоколебимо революционно творческой может быть только истинно и чисто пролетарская, прямолинейная энергия, обнаруженная и воспламенённая Лениным. Отлично организованная воля, проницательный ум великого теоретика, смелость талантливого хозяина, интуиция подлинного революционера, который умеет тонко разбираться в сложности качеств людей, и, воспитывая лучшие из этих качеств, беспощадно бороться против тех, которые мешают первым развиться до предельной высоты, - поставили его на место Ленина. Пролетариат Союза Советов горд и счастлив тем, что у него такие вожди, как Сталин и многие другие верные последователи Ильича».

В знаменитой книге «Канал имени Сталина», написанной группой писателей во главе с Максимом Горьким, которые побывали на Беломорканале, рассказано, в частности, о слёте строителей канала – чекистов и заключённых – в августе 1933 года. Там выступал и М. Горький. Он с волнением сказал: «Я счастлив, потрясён. Я с 1928 года присматриваюсь к тому, как ОГПУ перевоспитывает людей. Великое дело сделано вами, огромнейшее дело!».

В другом месте он заявляет: «В наши дни пред властью грозно встал исторически и научно обоснованный гуманизм Маркса – Ленина – Сталина, гуманизм, цель которого – полное освобождение трудового народа всех рас и наций из железных лап капитала». Это из статьи «Пролетарский гуманизм», одновременно опубликованной в газетах «Правда» и «Известия» от 23 мая 1934 года. Или его знаменитая формула пролетарского гуманизма: «Если враг не сдаётся, его уничтожают», – сыгравшая великую роль не только в деле ликвидации внутренних классовых врагов, но и в деле мобилизации всех сил советского общества, направленных на разгром врага внешнего, гитлеровской Германии в годы Великой Отечественной войны… Нет, никак А.М.Горький не тянет на «сентиментального протестанта»! Да и в показаниях подсудимых на процессе прозвучали слова о Максиме Горьком, которые в корне противоречат утверждению Троцкого. Так, подсудимый Рыков на процессе сказал: «Мне Енукидзе сообщил, что троцкисты и зиновьевцы чрезвычайно озабочены тем влиянием, которое приобретает Горький, что он является решительным сторонником Сталина и генеральной линии партии. Поэтому, как он выразился, они считают необходимым в виду такого значения Горького, ликвидировать его политическую активность». Позже Рыков уточнил, что под «ликвидацией его политической активности» имелось в виду совершение теракта против А.М. Горького.

И Ягода, и врачи-убийцы признались в совершённых злодеяниях, и то, что сейчас вызывает у части читателей, обманутых антисталинской пропагандой, определённый скептицизм, легко опровергается самим судебным допросом преступников. Подсудимый Ягода тоже сослался на Енукидзе, который объяснил ему, что «правотроцкистский блок», имея в виду, как ближайшую перспективу, свержение Советской власти, видит в лице Горького опасную фигуру: «Горький – непоколебимый сторонник сталинского руководства и, несомненно, в случае реализации заговора поднимет голос протеста против нас, заговорщиков». Учитывая огромный авторитет А.М.Горького внутри и вне страны, «Центр», по словам Енукидзе, принял категорическое решение о физическом устранении Горького.

Факты против домыслов

В 1993 году в издательстве «Московский рабочий» вышла книга Александра Лаврина «Хроники Харона. Энциклопедия смерти». При всех несомненных достоинствах этого труда, смерть Алексея Максимовича Горького описана крайне небрежно. Так, в статье «ГОРЬКИЙ» автор энциклопедии пишет: «Смерть Горького уже несколько десятилетий является предметом споров и домыслов. Начало этому было положено вскоре после кончины писателя, когда лечивших его врачей Д.Д.Плетнёва, Л.Г. Левина, И.Н. Казакова обвинили в том, что они отравили флагмана пролетарской литературы шоколадными конфетами с ядовитой начинкой».

Никогда, никто и никого не обвинял в том, что А.М. Горький был отравлен какими-то конфетками. Другое дело, что врачи-убийцы, нарушив заповедь Гиппократа «Не вреди!», создали условия, которые привели Горького к летальному исходу.

Смешно читать «доводы» в пользу «версии об отравлении» (подразумевается – И.В. Сталиным - Л.Б.): «В доме умирающего писателя зачем-то ошивался глава ГПУ. О. Черткова (медсестра и друг семьи), например, говорит, что когда Сталин посетил Горького, то в столовой увидел Г. Ягоду. «А этот зачем здесь болтается? – спросил Сталин. – Чтобы его здесь не было…». И вывод делается такой: «Может быть, Сталин боялся, что Ягода, слишком ревностно выполняя указание об отравлении (???), даст повод для нежелательных слухов».

Конечно, если не знать, что Ягода, ухаживавший за невесткой А.М. Горького и, помимо заговорщических, имевший личные мотивы для ликвидации сына Алексея Максимовича – Макса, о чём он поведал Военной коллегии Верховного Суда СССР на закрытом заседании, проведённом по его просьбе, бывал в доме у писателя довольно часто и Сталин об этом знал и не одобрял его увлечение чужой женой, то описанная выше ситуация может сбить с толку хоть кого.

Следующий «довод»: П.Крючков, личный секретарь, (он сыграл предательскую роль по отношению к писателю и его сыну, но об этом в Энциклопедии не говорится ни слова – Л.Б.) свидетельствует, что у А.М. Горького было прекрасное сердце. У Крючкова осталось убеждение: если бы А.М. Горького не лечили, а оставили в покое, он, может быть, и выздоровел бы. Крючков, соучастник преступления – единственный из домочадцев, кто присутствовал при вскрытии.

А как вам понравится такое? «И Ягода, и врачи, лечившие Горького (точнее, залечившие до смерти – Л.Б.), были уничтожены – возможно, как нежелательные свидетели(???)». И в скобках: «(Ягода, конечно, был уничтожен и в связи с другими «скользкими» делами)». Что это за «и другие скользкие дела»? А это – убийство С.М. Кирова, умерщвление В.В. Куйбышева, умерщвление В.Р. Менжинского, умерщвление М.А. Пешкова…

И ещё один «довод» в пользу «вины» Сталина: когда вдова Горького Е.П. Пешкова просила вождя дать ей хотя бы частичку пепла для захоронения в одной могиле с сыном Максимом, он ей отказал в этом. Ну и что ж, что отказал? Просто просьбу вдовы Горького холодно-рациональный ум вождя не принял, И.В.Сталин посчитал, что делать это нецелесообразно. Пепел не стали делить на части. И урну с прахом Алексея Максимовича Горького захоронили в Кремлёвской стене.

Мы только что наглядно убедились чего стоит аргументация антисталинистов, основанная не на фактах, а на домыслах.

Горький и его Смерть

О последних днях Алексея Максимовича Горького оставили воспоминания его жена Е.П. Пешкова, личный секретарь писателя в Сорренто М.И. Будберг, медсестра О.Д. Черткова.

Е.П. ПЕШКОВА: «Состояние Алексея Максимовича настолько ухудшилось, что врачи предупредили нас, что близкий конец его неизбежен и дальнейшее их вмешательство бесполезно. Предложили нам войти для последнего прощания… Алексей Максимович сидит в кресле, глаза его закрыты, голова поникла, руки беспомощно лежат на коленях. Дыхание прерывистое, пульс неровный. Лицо, уши и пальцы рук посинели. Через некоторое время началась икота, беспокойные движения руками, которыми он точно отодвигал что-то, снимал что-то с лица. Один за другим тихонько вышли из спальни врачи.Около Алексея Максимовича остались только близкие: я, Надежда Алексеевна (невестка Горького – жена его сына Максима; в семье её звали Тимоша – Л.Б.), Мария Игнатьевна Будберг, Липа (медсестра Черткова –Л.Б.), Крючков – его секретарь, Ракицкий – художник, ряд лет живший в семье Алексея Максимовича…

После продолжительной паузы Алексей Максимович открыл глаза. Выражение их было отсутствующим и далёким. Точно просыпаясь, он медленно обвёл всех нас взглядом, подолгу останавливаясь на каждом из нас, и с трудом, глухо, раздельно, каким-то странно-чужим голосом произнёс: «Я был так далеко, откуда так трудно возвращаться…»

М.И. БУДБЕРГ: «8 июня доктора объявили, что ничего больше сделать не могут. Горький умирает… В комнате собрались близкие. Горького посадили в кресло… Он трудно дышал, редко говорил, но глаза оставались ясные.Обвёл всех присутствующих глазами и сказал: «Как хорошо, что только близкие (нет чужих)». Посмотрел в окно – день был серенький – и сказал мне: «А как-то скучно».Опять молчание. Е.П. спросила: «Алексей, скажи, чего ты хочешь?» Молчание. Она повторила вопрос. После паузы Горький сказал: «Я уже далеко от вас, и мне трудно возвращаться». Руки и ноги его почернели. Умирал. И, умирая, слабо двигал рукой, как прощаются при расставании».

Но тут свершилось то, что верующие называют «чудесным исцелением». Раздался телефонный звонок. Помощник И.В. Сталина Поскрёбышев сказал, что навестить Горького собираются И.В.Сталин, В.М.Молотов и К.Е. Ворошилов. Это известие буквально оживило Горького. Алексей Максимович настолько приободрился, что стал вести с вождями партии разговор о женщинах-писателях, о французской литературе.

И.В.Сталин мягко прервал его: «О деле поговорим после, когда вы поправитесь». М.Горький продолжал: «Ведь столько работы…». И.В.Сталин укоризненно покачал головой: «Вот видите, работы много, а вы вздумали болеть, поправляйтесь скорее». Наступила пауза в беседе, которую прервал И.В. Сталин: «А, может быть, в доме найдётся вино? Мы бы выпили за ваше здоровье по стаканчику…». Конечно же, вино нашлось.

После этого визита А.М.Горький прожил ещё девять дней. Через день, 10-го июня, И.В. Сталин, В.М. Молотов и К.Е. Ворошилов приезжали к Горькому вторично. Но А.М.Горький отдыхал, и руководителям государства пройти к писателю не разрешили. Им пришлось оставить записку следующего содержания: «Приезжали проведать, но ваши «эскулапы» не пустили». Третий визит руководителей страны был снова через день, 12-го. И снова А.М. Горький с ними разговаривал, как здоровый. Рассуждал о положении французских крестьян.

О.Д. ЧЕРТКОВА: «16-го июня мне сказали доктора, что начался отёк лёгких. Я приложила ухо к его груди послушать – правда ли? Вдруг как он меня обнимет крепко, как здоровый, и поцеловал. Так мы с ним и простились. Больше он в сознание на приходил. Последнюю ночь была сильная гроза. У него началась агония. Собрались все близкие. Всё время давали ему кислород. За ночь дали 300 мешков с кислородом, передавали конвейером прямо с грузовика, по лестнице, в спальню. Умер в 11 часов. Умер тихо. Только задыхался. Вскрытие производили в спальне, вот на этом столе. Приглашали меня. Я не пошла. Чтобы я пошла смотреть, как его будут потрошить? Оказалось, что у него плевра приросла, как корсет. И, когда её отдирали, она ломалась, до того обызвестковалась. Недаром, когда я его бывало брала за бока, он говорил: «Не тронь, мне больно!»

П.П. КРЮЧКОВ: «Доктора даже обрадовались, что состояние лёгких оказалось в таком плохом состоянии. С них снималась ответственность».

Неизвестные факты из жизни Горького. April 19th, 2009

В Горьком было много загадочного. Например, он не чувствовал физической боли, но при этом настолько болезненно переживал чужую боль, что когда описывал сцену, как женщину ударили ножом, на его теле вздулся огромный шрам. Он с молодого возраста болел туберкулезом и выкуривал по 75 папирос в сутки. Он несколько раз пытался покончить с собой, и всякий раз его спасала неведомая сила, например, в 1887 году отклонившая пулю, направленную в сердце, на миллиметр от цели. Он мог выпить сколько угодно спиртного и никогда не пьянел. В 1936 году он умирал дважды, 9 и 18 июня. 9 июня уже фактически умершего писателя чудесно оживил приезд Сталина, который приехал на дачу Горького в Горках под Москвой для того, чтобы попрощаться с покойным.

В этот же день Горький устроил странное голосование родных и близких, спрашивая их: умирать ему или нет? Фактически контролировал процесс своего умирания...
Жизнь Горького - это изумительный карнавал, закончившийся трагично. До сих остается нерешенным вопрос: умер ли Горький своей смертью или был убит по приказу Сталина. Последние дни и часы Горького наполнены какой-то жутью. Сталин, Молотов, Ворошилов возле постели умирающего русского писателя пили шампанское. Нижегородская подруга Горького, а затем политическая эмигрантка Екатерина Кускова писала: "Но и над молчащим писателем они стояли со свечкой день и ночь..."
Лев Толстой сначала принял Горького за мужика и говорил с ним матом, но затем понял, что крупно ошибся. "Не могу отнестись к Горькому искренно, сам не знаю почему, а не могу, - жаловался он Чехову. - Горький - злой человек. У него душа соглядатая, он пришел откуда-то в чужую ему Ханаанскую землю, ко всему присматривается, все замечает и обо всем доносит какому-то своему богу".
Горький платил интеллигенции той же монетой. В письмах к И. Репину и Толстому пел гимны во славу Человека: "Я не знаю ничего лучше, сложнее, интереснее человека..."; "Глубоко верю, что лучше человека ничего нет на земле..." И в это же самое время писал жене: "Лучше б мне не видать всю эту сволочь, всех этих жалких, маленьких людей..." (это о тех, кто в Петербурге поднимал бокалы в его честь). (Да и кто ж жена его, агент НКВД?)
Он прошел Лукою, лукавым странником", - писал поэт Владислав Ходасевич. Это так же верно, как и то, что он был странником всегда и везде, будучи связанным и состоя в переписке с Лениным, Чеховым, Брюсовым, Розановым, Морозовым, Гапоном, Буниным, Арцыбашевым, Гиппиус, Маяковским, Панферовым, реалистами, символистами, священниками, большевиками, эсерами, монархистами, сионистами, антисемитами, террористами, академиками, колхозниками, гэпэушниками и всеми людьми на этой грешной земле. "Горький не жил, а осматривал..." - заметил Виктор Шкловский.
Все в нем видели "Горького", не человека, но персонаж, который он сам же придумал, находясь в Тифлисе в 1892 году, когда подписал этим псевдонимом свой первый рассказ "Макар Чудра"
Современник писателя, эмигрант И.Д. Сургучев не в шутку полагал, что Горький однажды заключил договор с дьяволом - тот самый, от которого отказался Христос в пустыне. "И ему, среднему в общем писателю, был дан успех, которого не знали при жизни своей ни Пушкин, ни Гоголь, ни Лев Толстой, ни Достоевский. У него было все: и слава, и деньги, и женская лукавая любовь". Может быть, и верно. Только это не нашего ума дело.
Ученые мужи на его планете, прочитав отчет о командировке, все-таки спросили:
- Видел человека?
- Видел!
- Какой он?
- О-о... Это звучит гордо!
- Да выглядит-то как?
И он нарисовал крылом в воздухе странную фигуру.

Горький был женат на Екатерине Павловне Волжиной, в замужестве - Пешковой (1876-1965 гг.; общественная деятельница, сотрудница Международного Красного Креста).
Сын - Максим Максимович Пешков (1896-1934). Его внезапную смерть объясняли, как и смерть Горького, отравлением.
Приемный сын Горького, крёстным отцом которого он был - Зиновий Михайлович Пешков - генерал французской армии, родной брат Я. Свердлова).
Среди женщин, пользовавшихся особой благосклонностью Горького, была Мария Игнатьевна Будберг (1892-1974) - баронесса, урожденная графиня Закревская, по первому браку Бенкендорф. Лев Никулин пишет о ней в своих воспоминаниях; «Когда нас спрашивают, кому посвящен „Клим Самгин", кто такая Мария Игнатьевна Закревская, мы думаем о том, что портрет ее до его последних дней стоял на столе у Горького» (Москва. 1966. N 2). Она была при нем и в последние часы его жизни. Сохранилась фотография, где Будберг рядом со Сталиным идет за гробом Горького. Именно она, выполняя задание ГПУ, привезла Сталину итальянский архив Горького, в котором содержалось то, что особенно интересовало Сталина, - переписка Горького с Бухариным, Рыковым и другими советскими деятелями, которые, вырвавшись из СССР в командировку, засыпали Горького письмами о злодеяниях «самого мудрого и великого» (о Будберг см.: Берберова Н. Железная женщина. Нью-Йорк, 1982).
http://belsoch.exe.by/bio2/04_16.shtml
Гражданской женой М. Грького была и Мария Андреева.
ЮРКОВСКАЯ МАРИЯ ФЕДОРОВНА (АНДРЕЕВА, ЖЕЛЯБУЖСКАЯ, ФЕНОМЕН) 1868-1953 Родилась в Петербурге. Актриса. На сцене с 1886, в 1898-1905 в Московском художественном театре. Роли: Раутенделейн ("Потонувший колокол" Г. Гауптмана, 1898), Наташа ("На дне" М. Горького, 1902) и др. В 1904 примкнула к большевикам. Издатель большевистской газеты "Новая жизнь" (1905). В 1906 вышла замуж за чиновника Желябужского, но позднее стала гражданской женой Максима Горького и эмигрировала вместе с ним. В 1913 вернулась в Москву после разрыва отношений с Горьким. Возобновила актерскую работу на Украине. Участвовала вместе с М. Горьким и А. А. Блоком в создании Большого драматического театра (Петроград, 1919), до 1926 актриса этого театра. Комиссар театров и зрелищ Петрограда (в 1919-1921), директор московского Дома ученых (в 1931-1948).
С чем же пришёл Горький в наш мир?

В 1895 году он почти одновременно напечатал в "Самарской газете" романтическую сказку "О маленькой фее и молодом чабане", знаменитую "Старуху Изергиль" и реалистический рассказ "На соли", посвященный описанию тяжкого труда босяков на соляных промыслах. Узорная, расцвеченная яркими красками ткань художественного повествования в первых двух произведениях никак не гармонирует с приземленно бытовым изображением босяков, в одном из которых угадывается сам автор. Текст рассказа "На соли" изобилует грубыми жестокими образами, простонародной речью, бранью, передающей чувства боли и обиды, "бессмысленного бешенства" людей, доведенных до полного отупения на соляной каторге. Романтически окрашенный пейзаж в "Старухе Изергиль"("темно-голубые клочки неба, украшенные золотыми крапинками звезд"), гармония красок и звуков, удивительно красивые герои легенды о маленькой фее (чабан напоминает не валашского пастуха, а библейского пророка) создают солнечную сказку о любви и свободе. В рассказе "На соли" тоже описываются море, небо, берег лимана, но колорит повествования совсем другой: нестерпимо палящий зной, растрескавшаяся серая земля, красно-бурая, как кровь трава, женщины и мужчины, копошащиеся, словно черви, в жирной грязи. Вместо торжественной симфонии звуков - визг тачек, грубая и злая брань, стоны и "тоскливый протест".
Ларра – сын женщины и орла. Мать привела его к людям в надежде, что он будет счастливо жить среди подобных себе. Ларра был таким же как все, «только глаза его были холодны и горды, как у царя птиц». Юноша никого не уважал, никого не слушал, держал себя высокомерно и гордо. В нем была и сила, и красота, но он отталкивал от себя гордыней и холодностью. Ларра вел себя среди людей, как ведут животные в стаде, где сильнейшему дозволено все. Он убивает «строптивую» девушку прямо на глазах у всего племени, не ведая, что тем самым подписывает себе приговор быть отверженным всю оставшуюся жизнь. Разгневанные люди решили, что: «Наказание ему – в нем самом!», – отпустили его, дали ему свободу.
тему неблагодарной, капризной толпы, ведь люди, попав в самый густой мрак леса и топь болот, набросились на Данко с упреками и угрозами. Назвали его «ничтожным и вредным челове-ком», решили убить его. Однако юноша простил людям их гнев и несправед-ливые упреки. Он вырвал из груди сердце, которое горело ярким огнем люб-ви к этим же людям, и осветил им путь: «Оно (сердце) пылало так ярко, как солнце, и ярче солнца, и весь лес замолчал, освещенный этим факелом вели-кой любви к людям…»
Данко и Ларра – антиподы, они оба молоды, силь-ны и красивы. Но Ларра – раб своего эгоизма, и от этого он одинок и отвер-жен всеми. Данко же живет для людей, потому по-настоящему бессмертен.
Сокол - это символ бесстрашного бойца: “Безумству храбрых поем мы славу”. А Уж - это символ осторожного и здраво мыслящего обывателя. Аллегоричны образы трусливых гагар, пингвина и чаек, которые судорожно мечутся, стараясь спрятаться от реальности, ее перемен.
Чудра говорит: “Ты славную долю выбрал себе, сокол. Так и надо: ходи и смотри, насмотрелся, ляг и умирай - вот и все!”
Изергиль живет среди людей, ищет человеческой любви, готова ради нее на героические поступки. Почему же так жестоко подчеркнуто писателем безобразие ее старости? Она “почти тень” - это ассоциируется с тенью Ларры. Видимо, потому, что ее путь - жизнь сильного человека, но прожившего для себя.
“...О смелый Сокол! В бою с врагами истек ты кровью... Но будет время - и капли крови твоей горячей, как искры, вспыхнут во мраке жизни и много смелых сердец зажгут безумной жаждой свободы, света!.. Безумству храбрых поем мы песню!..”
Для него всегда был важен факт, случай из действительности.Кчеловеческому вооброжению он относился враждебно,сказок не понимал.
Русские писатели 19 века в большинстве были его личными врагами: Достоевского он ненавидел, Гоголя презирал, как человека больного, над Тургеневым он смеялся.
Его личными врагами было семейство Каменевых.
- Сестра Троцкого, Ольга Каменева (Бронштейн) - жена Льва Каменева (Розенфельда Льва Борисовича), возглавлявшего Московский Совет с 1918 по 1924 год, бывшего членом Политбюро ЦК. Но самое интересное заключается в том, что до декабря 1934 года (до ареста) Лев Каменев являлся директором Института мировой литературы им. М. Горького (?!).
Ольга Каменева заведовала театральным отделом Наркомпроса. В феврале 1920 года она говорила Ходасевичу: «Удивляюсь, как вы можете знаться с Горьким. Он только и делает, что покрывает мошенников, - и сам такой же мошенник. Если бы не Владимир Ильич, он давно бы сидел в тюрьме!». С Лениным Горького связывало давнее знакомство. Но тем не менее именно Ленин посоветовал Горькому уехать из новой России.

Выехав за границу в 1921 году, Горький в письме к В. Ходасевичу резко критиковал циркуляр Н. Крупской об изъятии из советских библиотек для массового читателя произведений Платона, Канта, Шопенгауэра, В. Соловьёва, Л. Толстого и других.
Одно из многих свидетельств, что Горький был отравлен Сталиным, и, пожалуй, самое убедительное, хотя и косвенное, принадлежит Б.Герланд и напечатано в N6 "Социалистического вестника" в 1954 году. Б.Герланд была заключенной ГУЛАГа на Воркуте и работала в казарме лагеря вместе с професором Плетневым, также сосланным.Он был приговорен к расстрелу за убийство Горького, позже замененого 25 годами тюрьмы. Она записала его рассказ:"Мы лечили Горького от болезни сердца, но он страдал не столько физически, сколько морально: он не переставал терзать себя самоупреками. Ему в СССР уже не было чем дышать, он страстно стремился назад в Италию. Но недоверчивый деспот в Кремле больше всего боялся открытого выступления знаменитого писателя против его режима. И, как всегда, он в нужный момент придумал действенное средство. Им оказалось бонбоньерка, да, светло-розовая бонбоньерка, убранная яркой шелковой лентой. Она стояла на ночном столике у кровати Горького, который любил угощать своих посетителей. На этот раз он щедро одарил конфетами двух санитаров, которые при нем работали, и сам съел несколько конфет. Через час у всех троих начались мучительные желудочные боли, а ещё через час наступила смерть. Было немедленно произведено вскрытие. Результат? Он соответствовал нашим худшим опасениям. Все трое умерли от яда".

Задолго до смерти Горького Сталин пытался сделать его своим политическим союзником. Те, кому была известна неподкупность Горького, могли представить, насколько безнадёжной являлась эта задача. Но Сталин никогда не верил в человеческую неподкупность. Напротив, он часто указывал сотрудникам НКВД, что в своей деятельности они должны исходить из того, что неподкупных людей не существует вообще. Просто у каждого своя цена.
Под влиянием этих призывов Горький вернулся в Москву. С этого момента начала действовать программа его задабривания, выдержанная в сталинском стиле. В его распоряжение были предоставлены особняк в Москве и две благоустроенные виллы - одна в Подмосковье, другая в Крыму. Снабжение писателя и его семьи всем необходимым было поручено тому же самому управлению НКВД, которое отвечало за обеспечение Сталина и членов Политбюро. Для поездок в Крым и за границу Горькому был выделен специально оборудованный железнодорожный вагон. По указанию Сталина, Ягода (Енох Гершонович Иегуда) стремился ловить на лету малейшие желания Горького и исполнять их. Вокруг его вилл были высажены его любимые цветы, специально доставленные из-за границы. Он курил особые папиросы, заказываемые для него в Египте. По первому требованию ему доставлялась любая книга из любой страны. Горький, по натуре человек скромный и умеренный, пытался протестовать против вызывающей роскоши, которой его окружали, но ему было сказано, что Максим Горький в стране один.
Вместе с заботой о материальном благополучии Горького Сталин поручил Ягоде его "перевоспитание". Надо было убедить старого писателя, что Сталин строит настоящий социализм и делает всё, что в его силах, для подъёма жизненного уровня трудящихся.
Он участвовал в работе так называемой ассоциации пролетарских писателей, во главе которой стоял Авербах, женатый на племяннице Ягоды.

В знаменитой книге «Канал имени Сталина», написанной группой писателей во главе с Максимом Горьким, которые побывали на Беломорканале, рассказано, в частности, о слёте строителей канала – чекистов и заключённых – в августе 1933 года. Там выступал и М. Горький. Он с волнением сказал: «Я счастлив, потрясён. Я с 1928 года присматриваюсь к тому, как ОГПУ перевоспитывает людей. Великое дело сделано вами, огромнейшее дело!».
Полностью изолированный от народа, он двигался вдоль конвейера, организованного для него Ягодой, в неизменной компании чекистов и нескольких молодых писателей, сотрудничавших с НКВД. Всем, кто окружал Горького, было вменено в обязанность рассказывать ему о чудесах социалистического строительства и петь дифирамбы Сталину. Даже садовник и повар, выделенные для писателя, знали, что время от времени они должны рассказывать ему, будто "только что" получили письмо от своих деревенских родственников, которые сообщают, что жизнь там становится всё краше.
Сталину не терпелось, чтобы популярный русский писатель обессмертил его имя. Он решил осыпать Горького царскими подарками и почестями и таким образом повлиять на содержание и, так сказать, тональность будущей книги.
Вс. Вишневский был на банкете у Горького и рассказывает, что там имело значение даже, кто дальше и кто ближе сидит от Горького. Он говорит, что это зрелище было до того противно, что Пастернак не выдержал и с середины банкета удрал».

Хвалятся, что в России никогда не было рабства, что она сразу шагнула в феодализм. Помилуйте, никуда Россия не шагнула. Все попытки реформации общественного устройства сгорали в рабской психологии, столь удобной для чиновничье-феодального государства...
За короткое время Горький удостоился таких почестей, о которых крупнейшие писатели мира не могли и мечтать. Сталин распорядился назвать именем Горького крупный промышленный центр - Нижний Новгород. Соответственно и вся Нижегородская область переименовывалась в Горьковскую. Имя Горького было присвоено Московскому Художественному театру, который, к слову сказать, был основан и получил всемирную известность благодаря Станиславскому и Немировичу-Данченко, а не Горькому.
Совет народных комиссаров специальным постановлением отметил его большие заслуги перед русской литературой. Его именем было названо несколько предприятий. Моссовет принял решение переименовать главную улицу Москвы - Тверскую - в улицу Горького.
Известный французский литератор, русский по происхождению, Виктор Сэрж, который пробыл в России до 1936 года, в своем дневнике, напечатанном в 1949 году в парижском журнале «Ле Тан Модерн», рассказывал о своих последних встречах с Горьким:
«Я однажды встретил его на улице, - пишет Сэрж, - и был потрясен его видом. Он был неузнаваем - это был скелет. Он писал официальные статьи, в самом деле отвратительные, оправдывая процессы большевиков. Но в интимной обстановке ворчал. С горечью и презрением говорил о настоящем, вступал или почти вступал в конфликты со Сталиным». Сэрж также рассказывал, что по ночам Горький плакал.

В России Горький потерял сына, может искусно убранного Ягодой, которому нравилась жена Максима. Есть подозрение, что Крючков убил Максима по поручению Ягоды. Из признания Крючкова:"Я спросил, что мне нужно делать. На это он мне ответил:"Устранить Максима". Ягода сказал, что ему надо давать как можно больше алкоголя а потом следовало простудить его. Крючков, по его словам, это и сделал. Когда выяснилось что у Максима воспаление легких, профессора Сперанского не послушали, а послушали доктора Левина и Виноградова(не привлечены к суду), которые дали Максиму шампанского, затем слабительного, чем ускорили его смерть.
В последние годы жизни Горький стал для советского правительства опасной обузой. Ему запрещено было выезжать из Москвы, Горок и Крыма, когда он ездил на юг.
Как на образец «социалистического реализма», казенные критики обыкновенно указывают на повесть Горького «Мать», написанную им в 1906 году. Но сам Горький в 1933 году заявил своему старому другу и биографу В. А. Десницкому, что «Мать» - «длинно, скучно и небрежно написана». А в письме к Федору Гладкову он писал: «Мать» - книга, действительно только плохая, написана в состоянии запальчивости и раздражения».
«После смерти Горького, служащие НКВД нашли в его бумагах тщательно спрятанные заметки. Когда Ягода кончил чтение этих заметок, он выругался и сказал: «Как волка ни корми, он все в лес смотрит».
«Несвоевременные мысли» - это цикл статей М. Горького, печатавшихся в 1917-1918 годах в газете «Новая жизнь», где он, в частности, писал: «Всё настойчивее распространяются слухи о том, что 20 октября предстоит «выступление большевиков» - иными словами: могут быть повторены отвратительные сцены 3-5 июля... На улицу выползет неорганизованная толпа, плохо понимающая, чего она хочет, и, прикрываясь ею, авантюристы, воры, профессиональные убийцы начнут «творить историю русской революции»» (выделено мной. - В.Б.).

После Октябрьской революции Горький писал: «Ленин, Троцкий и сопутствующие им уже отравились гнилым ядом власти... Рабочий класс должен знать, что его ждёт голод, полное расстройство промышленности, разгром транспорта, длительная кровавая анархия...».

«Вообразив себя Наполеонами от социализма, ленинцы рвут и мечут, довершая разрушение России, - русский народ заплатит за это озерами крови».

«Пугать террором и погромом людей, которые не желают участвовать в бешеной пляске г. Троцкого над развалинами России, - это позорно и преступно».

«Народные комиссары относятся к России как к материалу для опыта, русский народ для них - та лошадь, которой учёные-бактериологи прививают тиф для того, чтобы лошадь выработала в своей крови противотифозную сыворотку. Вот именно такой жестокий и заранее обречённый на неудачу опыт производят комиссары над русским народом, не думая о том, что измученная, полуголодная лошадка может издохнуть».
На Лубянке в кабинет следователя вызывали по одному. Каждый дал подписку о неразглашении. Каждого предупредили, что если, хоть одним словом проговорится, хотя бы собственной жене, - будет немедленно ликвидирован вместе со всем своим семейством.
Тетрадь, обнаруженная в особняке на Поварской улице, была дневником М. Горького. Полный текст этого дневника был прочитан разве только самым ответственным работником НКВД, кое-кем из Политбюро и уж, конечно, Сталиным.»
Сталин, попыхивая трубкой, перебирал лежащие перед ним фотоснимки страниц из дневника Горького. Остановил тяжелый взгляд на одной.

«Досужий механик подсчитал, что ежели обыкновенную мерзкую блоху увеличить в сотни раз, то получается самый страшный зверь на земле, с которым никто уже не в силах был бы совладать. При современной великой технике гигантскую блоху можно видеть в кинематографе. Но чудовищные гримасы истории создают иногда и в реальном мире подобные преувеличения… Сталин является такой блохой, которую большевистская пропаганда и гипноз страха увеличили до невероятных размеров».
В тот же день, 18 июня 1936 года, в Горки, где лечился от гриппа Максим Горький, отправился Генрих Ягода в сопровождении нескольких своих сподручных, в числе которых была таинственная женщина в черном. Нарком НКВД заглянул к Алексею Максимовичу совсем ненадолго, а вот женщина, по словам очевидцев, провела у постели писателя более сорока минут…
Это был день солнечного затмения.
Утром 19 июня в советских газетах было помещено траурное сообщение: великий пролетарский писатель Алексей Максимович Горький скончался от воспаления легких.
Но вот другие свидетельства. Во время последней болезни Горького М.И.Будберг дежурила у смертного одра Горького и вместе с другими близкими ему людьми (П.П. Крючков, медсестра О.Д.Черткова, последняя его привязанность) была очевидцем последних мгновений его жизни. Особенно трудными для нее были ночные часы дежурства, когда Горький часто просыпался и его мучили приступы удушья. Все эти наблюдения М.И.Будберг подтверждаются воспоминаниями Е.П. Пешковой, П.П. Крючкова и самой М.И.Будберг, которые были записаны А.Н. Тихоновым, другом и соратником Горького, сразу после смерти писателя.
Так ли было на самом деле или нет (существует множество версий, от чего умер Горький, и приведенная выше -лишь одна из них), мы, наверное, никогда не узнаем.
МАРИЯ Игнатьевна Будберг, в девичестве Закревская, по первому браку графиня Бенкендорф, женщина поистине легендарная, авантюристка и двойной (а может и тройной, ещё немецкой разведки) агент ГПУ и английской разведки, любовница Локкарта и Герберта Уэлса.
Будучи любовницей английского посланника, Локкарта, она приехала к нему за документами о выезде семьи. Но пока она была в столице, бандиты напали на её поместье в Эстонии и убили мужа. А вот саму Муру чекисты застали в постели с Локкартом и препроводили на Лубянку. Обвинения были явно не беспочвенными, так как выручать графиню помчался сам глава английской миссии Локкарт. Вызволить агента-любовницу ему не удалось, да еще и сам угодил под арест.
Скорее всего, не красота (Мария Игнатьевна не была красавицей в полном смысле этого слова), а своенравный характер и независимость Закревской пленили Горького. Но вообще её энергетический потенциал был огромен и сразу привлекалк ней мужчин. Сначала он взял ее к себе литературным секретарем. Но очень скоро, несмотря на большую разницу в возрасте (она была моложе писателя на 24 года), предложил ей руку и сердце. Официально выйти замуж за буревестника революции Мария не пожелала, а может, не получила благословения на брак от своих «крестных» из НКВД, однако, как бы там ни было, на протяжении 16 лет она оставалась гражданской женой Горького.
К умирающему писателю ее якобы привозят агенты НКВД, а конкретно - всем известный Ягода. Мура удаляет из комнаты медсестру, заявляя, что сама приготовит лекарство (она, кстати, никогда не изучала медицину). Медсестра видит, как Мура разводит какую-то жидкость в стакане и дает выпить писателю, а после поспешно уходит в сопровождении Ягоды. Медсестра, подсматривающая за ней в щелку приоткрытой двери, бросается к больному и замечает, что со столика писателя исчез стакан, из которого Горький выпил лекарство. Значит, Мура унесла его с собой. Через 20 минут после ее ухода Горький умирает. Но это скорее всего,очередная легенда.
Хотя в ведении НКВД действительно существовала огромная секретная лаборатория, занимающаяся изготовлением ядов, а курировал этот проект Ягода, бывший фармацевт. Кроме того, необходимо вспомнить еще один эпизод: за несколько дней до смерти Горького ему прислали коробку шоколадных конфет, которые очень любил писатель. Не став их есть, Горький угощает двух санитаров, ухаживающих за ним. Через несколько минут у санитаров обнаруживаются признаки отравления и они умирают. Впоследствии смерть этих санитаров станет одним из главных пунктов обвинения по «делу врачей», когда Сталин обвинит медиков, лечивших писателя, в его убийстве.
В России хоронят по семи разрядам - шутил Кипнис. - Седьмой - это когда покойник сам управляет лошадью, везущей его на кладбище.
Лев Троцкий, который прекрасно разбирался в сталинском климате, воцарившемся в Москве, писал:
«Горький не был ни конспиратором, ни политиком. Он был добрым и чувствительным стариком, защищающим слабых, чувствительным протестантом. Во время голода и двух первых пятилеток, когда всеобщее возмущение угрожало власти, репрессии превзошли все пределы... Горький, пользовавшийся влиянием внутри страны и за границей, не смог бы вытерпеть ликвидации старых большевиков, подготовлявшейся Сталиным. Горький немедленно запротестовал бы, его голос был бы услышан, и сталинские процессы так называемых «заговорщиков» оказались бы неосуществленными. Была бы также абсурдной попытка предписать Горькому молчание. Его арест, высылка или открытая ликвидация являлись еще более немыслимыми. Оставалась одна возможность: ускорить его смерть при помощи яда, без пролития крови. Кремлевский диктатор не видел иного выхода».
Но и сам Троцкий мог желать устранения писателя, который слишком много знал и был неприятен ему по родственным соображениям.
В своей книжке «Владимир Ленин», вышедшей в Ленинграде в 1924 году, на стр. 23, Горький писал о Ленине:
«Я часто слышал его похвалы товарищам. И даже о тех, кто, по слухам, будто бы не пользовался его личными симпатиями. Удивленный его оценкой одного из таких товарищей, я заметил, что для многих эта оценка показалась бы неожиданной. «Да, да, я знаю, - сказал Ленин. - Там что-то врут о моих отношениях к нему. Врут много и даже особенно много обо мне и Троцком». Ударив рукой по столу, Ленин сказал: «А вот указали бы другого человека, который способен в год организовать почти образцовую армию да еще завоевать уважение военных специалистов. У нас такой человек есть!»
Все это редакторы посмертного издания собрания сочинений Горького выбросили, и взамен этого вставили следующую отсебятину: «А все-таки не наш! С нами, а не наш! Честолюбив. И есть в нем что-то нехорошее, от Лассаля.» Этого не было в книжке, написанной Горьким в 1924 году, вскоре после смерти Ленина, и изданной в том же году в Ленинграде.
Книга Горького о Ленине заканчивалась (в 1924 г.) такими словами:
«В конце концов побеждает все-таки честное и правдивое, созданное человеком, побеждает то, без чего нет человека».
В собрании сочинений Горького эти его слова выброшены, а вместо них партийные редакторы вписали такую отсебятину: «Владимир Ленин умер. Наследники разума и воли его - живы. Живы и работают так успешно, как никто никогда нигде в мире не работал».

Надя Введенская стоит под венцом с ординатором отца доктором Синичкиным. Вокруг - девять братьев юной невесты... Первая брачная ночь. Как только жених приблизился к невесте, в тот момент, когда они остались в комнате одни, она... выпрыгнула в окно и убежала к Максиму Пешкову, своей первой любви...

С сыном Максима Горького Надя познакомилась в последнем классе гимназии, когда однажды с подругами пришла на каток. Максим сразу же поразил ее безграничной добротой и столь же безграничной безответственностью. Поженились они не сразу.
После Октября и гражданской войны Максим Пешков засобирался к итальянским берегам, к отцу. И вот тогда Ленин дал Максиму Пешкову важное партийное поручение: объяснить отцу смысл "великой пролетарской революции" -, которую великий пролетарский писатель принял за безнравственную бойню.

Вместе с сыном Горького а 1922 году отправилась за границу и Надежда Введенская. В Берлине они повенчались. Дочери Пешковых родились уже в Италии: Марфа - в Сорренто, Дарья через два года - в Неаполе. Но семейная жизнь молодых супругов не заладилась. Писатель Владислав Ходасевич вспоминал: «Максиму было тогда лет под тридцать, но по характеру трудно было дать ему больше тринадцати».

В Италии Надежда Алексеевна обнаружила сильное пристрастив мужа к крепким напиткам и к женщинам. Впрочем, здесь он шел по стопам отца...
Великий писатель не стеснялся там же, в Италии, выказывать всяческие знаки внимания Варваре Шейкевич, жене Андрея Дидерихса. Она была потрясающей женщиной. После разрыва с Горьким Варвара поочередно становилась женой издателя А. Тихонова и художника 3. Гржебина. За В. Шейкевич Горький ухаживал в присутствии своей второй жены - актрисы Марии Андреевой. Конечно же, жена плакала. Впрочем, плакал и Алексей Максимович. Вообще он любил поплакать. Но фактически женой Горького в это время стала известная авантюристка, связанная с чекистами, Мария Бенкендорф, которая после отъезда писателя на родину вышла замуж за другого писателя - Герберта Уэллса.

Мария Андреева отставать от мужа - «изменщика» не собиралась. Своим любовником она сделала Петра Крючкова, помощника Горького, который был моложе ее на 21 год. В 1938 году П. Крючков, который, несомненно, был агентом ОГПУ, был обвинен в «злодейском умерщвлении» Горького и расстрелян.
До Крючкова в любовниках Андреевой состоял некто Яков Львович Израилевич. Узнав о своей неожиданной отставке, он не нашел ничего лучшего, как избить соперника, загнав его под стол. Об обстановке, царившей в семье, свидетельствует и такой факт: мать М. Андреевой покончила с собой, предварительно выколов на портрете глаза своей внучке Кате.
Герлинг-Грудзинский в статье «Семь смертей Максима Горького» обращает внимание на то, что «нет никаких оснований верить обвинительному акту процесса 1938г., в котором говорилось, что Ягода решил - частично по политическим, частично по личным мотивам (было известно о его влюбленности в Надежду) - отправить на тот свет Максима Пешкова.»
Дочь Надежды Алексеевны - Марфа Максимовна Пешкова - была подругой дочери И.В. Сталина Светланы и стала женой Серго Лаврентьевича Берия (сына Лаврентия Павловича).
Ну, а Горький и Яков Михайлович Свердлов были знакомы ещё по Нижнему Новгороду. В 1902 году сын Якова Свердлова - Зиновий - принял православие, его крёстным отцом был Горький, и Зиновий Михайлович Свердлов стал Зиновием Алексеевичем Пешковым, приёмным сыном Максима Горького.
Впоследствии Горький в письме к Пешковой написал: «Этот красивый паренёк последнее время вёл себя по отношению ко мне удивительно по-хамски, и моя с ним дружба - кончена. Очень грустно и тяжело».
Отцы Свердлова и Ягоды были двоюродными братьями
Ягоды не стало. Но на жизнь Надежды Пешковой чекисты продолжали влиять. Только собралась она накануне войны замуж за своего давнего друга И. К. Лупола - одного из образованнейших людей своего времени, философа, историка, литератора, директора Института мировой литературы им. Горького, - как ее избранник оказался в застенках НКВД и погиб в лагере в 1943 году.После войны Надежда Алексеевна вышла замуж за архитектора Мирона Мержанова. Через полгода, в 1946 году, мужа арестовали.Уже после смерти Сталина, в 1953 году, Н. А. Пешкова дала согласив стать женой инженера В. Ф. Попова... Жениха арестовывают...
Надежда Алексеевна до конца дней несла на себе крест «неприкасаемой». Стоило около нее оказаться мужчине, у которого могли быть серьезные намерения, как он исчезал. Чаще всего - навсегда. Все годы в СССР она жила под увеличительным стеклом, которое постоянно держали а руках «органы»... Сноха Максима Горького и в могилу должна была сойти его снохой.
Сын Горького Максим Алексеевич Пешков. Памятник скульптора Мухиной так хорош, так похож на оригинал, что когда его увидела мать Максима, с ней случился приступ. "Вы продлили мне свидание с сыном", - вымолвила она Мухиной. Часами сидела возле памятника. Теперь покоится рядом.
Жена Максима Алексеевича, сноха Горького - Надежда. Была ослепительной красоты женщина. Прекрасно рисовала. В окружении Горького было принято давать шутливые прозвища: его вторая гражданская жена актриса Большого драматического театра в Петрограде Мария Федоровна Андреева имела прозвище "Феномен", сына Максима звали "Поющий глист", жену секретаря Горького Крючкова - "Це-це"... Жене сына Максима Надежде Горький дал прозвище "Тимоша". Почему? За непокорные, торчащие во все стороны кудри. Сначала была коса, коей можно было перебить позвоночник теленку-подростку. Надежда тайно срезала ее и в парикмахерской (дело было в Италии) уложили то, что осталось после стрижки. Первые полчаса, вроде бы, смотрелось, но на утро... Горький, увидев жену сына, назвал ее Тимошей - в честь кучера Тимофея, чьи нечесаные патлы всегда вызывали всеобщий восторг. Впрочем, Надежда-Тимоша была так хороша, что в нее влюбился Генрих Ягода. (Главному чекисту страны по роду службы, похоже, влюбиться значило изменить Родине. Оцените риск Ягоды - он открыто дарил снохе Горького орхидеи).
Максим умер рано - в 37 лет. Умер странно. Его дочь Марфа, делясь воспоминаниями с поэтессой Ларисой Васильевой, подозревает отравление. Максим любил выпить (даже ссорились на этой почве с терпеливой, но гордой Тимошей). Но в тот злополучный день (начало мая 1934 года) ни капли не пригубил. Возвращались с дачи Ягоды. Почувствовал себя плохо. Секретарь Горького Крючков оставил Максима на скамейке - в одной рубашке, в Горках еще лежал снег.

Увидит, услышит что-нибудь - и прослезится. Это случается с чувствительными людьми, которых жизнь всегда испытывала. А возможно, это случается с грешниками. С людьми, ощущающими вину за что-то. На жизнь этого человека пришлось многое. И не меньше - на смерть. Точнее, на то, что бывает после смерти.

Было время, когда из русской литературы XX века - советской литературы - народ знал два имени: Горький и Маяковский. Оба были официально одобренные фигуры. Остальных как бы не существовало. Были ли они в том виноваты? Выбор Сталина мог пасть на кого-то другого - и тогда тот был бы объявлен писателем номер один в сталинской России. Скажут: но выбор пал именно на того и на этого.

Однако и Пушкину в свое время царь Николай Первый объявил об особой монаршей милости: быть его личным цензором, выделив поэта таким образом среди всех. Был ли виноват в том Пушкин? Только, может быть, своей особой звездной яркостью...

Время Пушкина подальше, время Горького и Маяковского - вот оно. История совершила переворот: из тени вышли иные яркие звезды - Горький и Маяковский оказались в глубоких потемках. Один из самых язвительных, умных и талантливых критиков, вынужденный эмигрировать уже недавно, в 70-е годы ХХ века, Аркадий Белинков сказал, как на камне высек: «Горький создавал литературные формулировки политики Сталина».

В качестве примера привел наиболее известное: «Если враг не сдается - его уничтожают». Да, этой формулировкой Горький оправдал многое, если не все в сталинской политике, при которой врагом можно объявить кого угодно, каждый ходил под страхом уничтожения за любое неосторожное слово.

Как это случилось с Горьким? С человеком, оставившим страшную для советской власти книгу «Несвоевременные мысли»? В ней Горький, так же как Зинаида Гиппиус в «Петербургских дневниках», сказал правду о большевиках. Об их насилии, жестокости, лжи, корысти. Книги, естественно, были запрещены и не издавались в Советском Союзе.

От показа зла - к его пропаганде? Устройство глаза поменялось? Внук могучего бурлака, ставшего владельцем трех кирпичных фабрик и нескольких домов, Алексей Максимович Пешков - так его звали в действительности - и сам был неслабый человек. Его отправили из дома в восемь лет: в подмастерья к сапожнику, чтоб не бил баклуши, а зарабатывал. Помощник повара на корабле, продавец икон, тряпичник, булочник, грузчик, рыбак... «Это многих славный путь», как писал когда-то (о других биографиях) поэт Некрасов.

Оправдывая фамилию, Пешков пешком исходил Поволжье, Жигулевские горы, Каспийскую пойму, Моздокскую степь, Дон, Украину, Бессарабию, Дунайские земли, Крым, Кубань, Кавказ. Пытался поступить в Казанский университет - не вышло. Едва появившись в Москве с первыми сочинениями, сразу вошел в моду. Он привел с собой в литературу Челкаша, Мальву, старуху Изергиль, Макара Чудру и прочих вольных героев. Он «окал» по-волжски, большой, неуклюжий, похожий на медведя, в чистых голубых глазах и пшеничных усах таилась усмешка.

В паспорте у нового писателя значилось: «цеховой малярного цеха Алексей Пешков». С ним подружился весь цвет интеллигенции: Шаляпин, Толстой, Чехов, Станиславский. Он влюблял в себя и мужчин, и женщин. У него уже была жена Катя. Отвечал на вопрос любопытствующих: «Какая Екатерина Павловна? У Екатерины Павловны прекрасные длинные волосы, и глаза у нее темно-зеленые, как у русалки. Она легкая и стройная и часто кажется мне девочкой-подростком.

Когда я устаю писать, то беру ее на руки и как ребенка ношу по комнате...» Он перестанет ее носить, когда другая женщина, актриса МХАТа Мария Федоровна Андреева, станет его новой женой. Горький сделается любимым автором «художественников» - наряду с Чеховым. Его необычная, свежая и сильная пьеса «На дне» прославит театр, которому позднее присвоят его имя.

Вначале же, после выхода первой книги рассказов, его арестует жандармерия и заключит в Метехский замок, в Грузии. Затем последует Нижегородская тюрьма и ссылка в глухую деревню - за подпольную антицаристскую деятельность.

В тридцать с небольшим его, самоучку, без образования, изберут членом Императорской академии наук. По приказу царя выборы аннулируют. Горький уезжает в политэмиграцию. Его дача - на острове Капри, в Италии.

Здесь Горький становится центром культурной жизни. Среди гостей писателя - Владимир Ильич Ленин. Вернувшись незадолго до революции 1917 года, Горький становится близко к Ленину. Это он назовет Ленина «матерым человечищем». Горький независим, его дар ценят. На несколько лет он превращается в неофициального министра культуры. Он помогает выжить и выстоять голодным, сбитым с толку интеллигентам. Он не приемлет несправедливости и за многих просит Ленина. Но Ленин не может забыть горьковских «Несвоевременных мыслей». Он замечает Горькому: «Пора бы вам знать, что политика - вообще дело грязное».

У Горького больные легкие. Ленин советует ему уехать подлечиться на какой-нибудь заграничный курорт. И Горький уезжает. Сперва в Германию. После в Чехословакию. Потом обосновывается в Сорренто, в любимой Италии, и, кажется, окончательно. Оттуда его, однако, вызывает Сталин.

Ленин умер. Поэт Михаил Кузмин записал в дневнике: «Умер Ленин. М.б., это чревато переменами, не знаю, насколько обывательски отразится». Кричат: «Полное, подробное описание от Москвы. Не все выдерживают испытания лестью и прикормкой. Тем более если ваш сосед по дачному участку - вождь. Говорили, что один с трубкой, другой с папиросой, с бутылкой вина, уединялись и беседовали часами. А уж после того как, выслушав устное чтение автором поэмы «Девушка и Смерть», вождь дал письменный отзыв на последней странице: «Эта штука сильнее, чем «Фауст» Гете (любовь побеждает смерть)»,- все пути к отступлению для Горького были отрезаны. Горький позволил Сталину «промыть себе мозги».

Когда писателю устроили поездку на строительство Беломорканала, где работали политзаключенные, писатель смахнул слезу: настолько ему понравилось, как они там перевоспитываются, и это попало в кинохронику. Замятин еще пересказывал признание Горького: «У них - очень большие цели. И это оправдывает для меня все».

Неслыханные цели, якобы оправдываемые неслыханными средствами, - зловещий обман целых народов, не только Горького. Жертва, привечающая палача, - вот великая драма Горького. Он сам как большой писатель, наверное, мог бы ее написать. Не написал. Чувствовал ли он ее? Мы этого не узнаем.

Он умер в 1936 году, как говорили, отравленный по приказу Сталина. В Большой советской энциклопедии сказано: «Его убили враги народа... агенты империалистов...»

Почерк той же руки, что оставила след на последней странице поэмы «Девушка и Смерть».