«Троянской войны не будет. Троянской войны не будет

Коммерсант , 21 октября 2009 года

Троя с плюсом

"Троянской войны не будет" в Театре Станиславского

Московский театр имени Станиславского показал премьеру спектакля по пьесе классика французской драматургии прошлого века Жана Жироду "Троянской войны не будет" в постановке худрука театра Александра Галибина. Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.

Александр Галибин, кажется, всерьез взялся за реанимацию европейской драматургической классики. Почти год назад начал он возрождение театра имени Станиславского с философско-абсурдистской "Аварии" Фридриха Дюрренматта. Потом, правда, последовали развесело-развесистые "Бабьи сплетни" Гольдони - но таков уж закон сегодняшних суровых будней великого русского репертуарного театра: раз поставил что-то "для души", накорми в следующий раз неумолимую кассу. Жан Жироду в этой классификации должен проходить, безусловно, по разряду "для души" - автор демократическому зрителю почти неизвестный, наверняка некассовый, да и название не сулит ажиотажного спроса.

Пьеса Жироду, впервые поставленная в Париже в середине 30-х годов, представляет собой весьма вольное истолкование античного мифа. Повод к войне уже дан: Парис похитил прекрасную Елену и перевез ее к себе в Трою. Но военные действия пока не начались, еще не придуман троянский конь, не плачет у развалин павшего города Гекуба, не взята в плен Кассандра, еще жив Гектор. И не просто жив, а прилагает все усилия для того, чтобы вернуть Елену Спартанскую царю Менелаю и тем самым предотвратить военное столкновение. Когда пьеса появилась, автора хвалили за остроумие и гуманизм, ругали за фатализм, релятивизм и еще за что-то, но уже спустя десятилетие, когда кончилась война, пережить которую ему было не суждено, все признали Жироду пророком.

Возможно (не дай бог, однако) через какое-то время и Александр Галибин будет признан провидцем. Или хотя бы "реаниматором" Жироду - ведь не было у нас с середины 1970-х годов, когда "Троянской войны не будет" ставил в Петербурге Петр Фоменко, значительных постановок этой пьесы. Но сейчас близорукий рецензент вынужден признать, что не обнаружил в спектакле признаков опасности. Спектакль театра имени Станиславского - легкая сатира на современный высший свет: режиссер представил троянцев пожизненно отдыхающими богачами и поселил их на летней террасе с шезлонгами, кусочком песчаного пляжа и фальшивым античным портиком нуворишеского пошиба (сценография и костюмы Аллы Коженковой). Златокудрый нарцисс и бездельник Парис (Станислав Рядинский, перешедший в театр имени Станиславского из театра "Ленком"), стареющая модница Гекуба (Диана Рахимова), загадочная интеллектуалка Кассандра (Ирина Савицкова), комически манерный гей-поэт Демокос (Виктор Кинах), выбившаяся, видимо, из секретарш в "рублевские невесты" Андромаха (Анна Капалева) - все они легко и быстро складываются в единую картину, нарисованную красками знакомыми и грубоватыми, а потому не слишком интересными.

В пьесе Жана Жироду есть предощущение смертельной схватки с врагом, которая определяет слова и поступки героев. В спектакле Александра Галибина его нет. Нет противостояния, нет тревоги. Поэтому поступки неважны, а слова необязательны - остроумие и ирония автора, равно как и интеллектуальное напряжение диалогов, словно стерты. Собственно говоря, кто они, эти "враги" троянцев? Все чужаки легко укладываются в здешнее сообщество - и толкователь международного права Бузирис, похожий на угодливого, истово отрабатывающего любой заказ адвоката (Лера Горин), и циничный франт Улисс (Евгений Самарин). Да и хамоватый "неформал" Аякс (Павел Кузьмин) в красочном гриме гота и со спадающими на заднице брюками смотрится весьма органично. Что касается Гектора, то это вообще особый случай. Актер Виктор Тереля играет главного героя так, как играли Шекспира в восточном театре советских времен - вопя, рыча, сверкая очами и только что не кусая партнеров и зрителей.

Многое проясняет Ирина Гринева в роли Елены. Она появляется с музыкальным номером из-за серебристого занавеса-задника, поначалу похожая не то на Мэрилин Монро, не то на Мадонну. Но стоит ей приблизиться, снять концертный шиньон, открыть рот и вступить в диалог, как прообраз героини безошибочно угадан - конечно же, это Анастасия Волочкова (театральная молва утверждает, что поначалу на роль Елены хотели пригласить саму поп-балерину).

Дальнейшее, включая статично-зловещий финал с трупом Демокоса, преувеличенно-трагическим лицом Гектора и выразительным пророчеством Кассандры, на самом деле большого значения не имеет. Под войной Александр Галибин, судя по всему, имеет в виду сегодняшнюю светскую возню, в которой яблоками раздора (вернее, разборок) и центрами внимания служат какие-то беспросветные дуры с коровьими глазами и густым макияжем. Троянской войны у нас не будет, ясное дело. Но все погибнут - или уже погибли - не уезжая с дач, курортов и вечеринок, то бишь, как шутили во времена оны, в борьбе за мир.

Новые известия, 29 октября 2009 года

Ольга Егошина

Разборки в Трое

В Театре имени Станиславского поставили спектакль в духе разухабистого капустника

Премьера по пьесе «Троянской войны не будет» классика французской драматургии Жана Жироду состоялась в Театре имени Станиславского. По словам худрука театра и постановщика спектакля Александра Галибина, выбор пьесы Жироду, давно не ставившейся в России, принципиален для нового курса театра, сделавшего ставку на интеллектуальную европейскую драму.

Романист, драматург, дипломат, Жан Жироду писал свою интеллектуальную притчу в середине 1930-х годов, когда тень фашизма уже лежала на Европе. Потрясенный бойней Первой мировой войны, о которой он написал три книги фронтовых воспоминаний, Жироду остро чувствовал разлитую в воздухе 30-х военную тревогу. Античный миф о похищенной сыном троянского царя Елене Спартанской и оскорбленных греках, о долгой войне во имя чести был для писателя только поводом для размышлений куда более злободневных. Жироду интересовало, из какого сора рождается война: из опасного идеализма одних, из тщеславия других, из торговых расчетов и политических амбиций. В пьесе есть размышления о ровной поступи рока, о стуке судьбы. Но есть и зарисовки современных престарелых глав государств (Приам), угодливых дипломатов (Бузирис) и неукротимых поэтов (Демокос), страстно мечтающих писать военные марши и сатиры на врага… Современники Жироду аплодировали смелости и остроумию автора, хотя и не хотели верить в его предчувствия.

Александр Галибин поставил эту злобную сатиру-пророчество в духе развеселого капустника. На сцене Театра Станиславского Троя похожа на пляж пятизвездочного отеля: стоят деревянные шезлонги, снуют официанты, разливая спиртное и разнося чашечки кофе. Обмениваясь многозначительными фразами о долге, войне, мире, красоте, действующие лица не забывают прихватить бокал с подноса и дружелюбно чокнуться друг с другом. Война войною, а не пропадать же напиткам!

Каждый отдыхающий, то бишь персонаж, одет на свой причудливый лад (сценография и костюмы Аллы Коженковой). Парис (Станислав Рядинский) щеголяет в шелковом халате, небрежно волочащемся по полу. Гекуба (Диана Рахимова) предпочитает кожаный костюм для верховой езды. Гей-поэт Демокос (Виктор Кинах) демонстрирует перстни с разноцветными камнями величиной с голубиное яйцо. Кассандра (Ирина Савицкая) предпочитает черные вечерние платья с декольте. А Андромаха (Анна Капалева) – костюмчик-матроску. Очень немолодой Гектор (Виктор Тереля) щеголяет в красном военном мундире до пят. Елена (Ирина Гринева) и вовсе появляется на сцене с огромным шиньоном белокурых волос и бусами на самых привлекательных частях тела. Она темпераментно танцует зажигательный папуасский танец. Всезнающие коллеги объясняют в антракте, что на роль Елены приглашали Анастасию Волочкову, поскольку, по мнению Галибина, сегодняшняя Елена совсем недавно слезла с дерева.

Персонажи Жироду в спектакле Театра Станиславского не только вразнобой одеты. Играют актеры тоже каждый в своей манере. Одаренная артистка Гринева невинно хлопает глазами (предварительно сняв накладные ресницы), принимает соблазнительные позы, манерно вскрикивает чайкой и показывает элементы аэробики на заднем плане. Кассандра удобно устраивается на шезлонге, говорит с паузами и прихлебывает из своего бокала. Гекуба пьет истово и то и дело порывисто исчезает в кулисах. Бузирис говорит голосом маленькой девочки и манерно всплескивает руками… Наконец, Гектор рычит в такой пафосной манере, о которой русский поэт Николай Некрасов как-то сказал: «И диким зверем завывал широкоплечий трагик». Возможно, что талантливый актер и режиссер Виктор Тереля таким образом пытается компенсировать общий прохладный градус и вялый ритм спектакля. Но, увы, его усилия имеют обратный эффект.

Как выясняется, благие намерения – такие, скажем, как намерения Александра Галибина «интеллектуализировать репертуар», – мало только провозгласить. Они требуют обеспечения талантом. Требуют кропотливой работы по созданию ансамбля из разрозненных имен. Наконец, выбор пьесы Жироду просто обязывает любого постановщика к определению собственной позиции: ты веришь в близкую войну? Или тебе кажется, что ее может не быть? Надо возненавидеть эту приближающуюся войну и осознать ее тень. А иначе на сцене остается скучноватая переброска пустыми репликами, манерные мизансцены, причудливые костюмы и полная невнятица финала.

НГ , 23 октября 2009 года

Лариса Каневская

Будет – не будет

Александр Галибин поставил в Театре Станиславского интеллектуальную драму Жана Жироду

Худрук Александр Галибин взялся за театр всерьез. Кажется, безнадежная махина, толкаемая им с величайшим трудом, наконец-то покатилась с места и даже как-то с ускорением. Об этом свидетельствует и новая его премьера – «Троянской войны не будет», хотя и не без недостатков, она свидетельствует о векторе движения театра.

Пьеса Жана Жироду, кроме прочего, примечательна тем, что герои всем знакомы с детства: древнюю Грецию в хороших школах изучают досконально в младших классах по научно-популярным пересказам Одиссеи и Илиады, а тут – довольно свободное и ироничное повествование о «делах давно минувших дней». Злободневные и никем до конца не решаемые вопросы войны и мира, проблемы выбора, переделы собственности…. В мире, где правят мужчины, женщина относится к объектам собственности, поэтому неудивительно, что похищение красавицы Елены послужило поводом к выяснению отношений, а затем и столкновению народов. Украли!

Кассандра, известная одинаково и талантом прорицательницы, и тем, что в ее прорицания никто не верил, зрила войну издалека. К войне в те давние времена готовились и готовы были почти все и всегда, все, но только не Андромаха и Гектор, счастливые своей семейной жизнью и ожиданием ребенка. Гектор только что вернулся с полей сражений, там насмотрелся на предсмертную агонию раненых и вот, пацифистсое семя упало в добрую почву: он больше не хочет ввязываться в безумие битв. Гектор понимает, что маленькая Троя обречена и готов теперь любой ценой удержать мир. Но спесивое окружение, не слышащее, не видящее смертельной опасности, не желает образумиться. У каждого - свои соображения, но, кажется, что только Гектору есть что терять. Ведь война – утоляет мечты тщеславцев, разумеется когда они выходят победителями.

У Гектора (Виктор Тереля) – роль бенефисная, очень значимая и выигрышная, жаль, что актер срывается постоянно в истерику, не выдерживая благородного достоинства своего героя. Не подобает почтенному мужу орать, топать ногами и брызгать слюной во все стороны. К тому же трагедия – как жанр – как-то особенно не терпит крика. Чем больше крика на сцене, тем ниже трагический градус. Надо отдать должное актеру (и режиссеру), в кульминационной сцене, когда разукрашенный черной краской войны Аякс (яркий дебют Павла Кузьмина) приходит оскорблять благородного Гектора, лишь бы вывести Трою на тропу войны, тот ведет себя сдержанно и достойно. Так, что враг восхищенно отступает.

Но войну уже не остановить: глупость гламурно-разукрашенного придворного шута, доморощенного поэта Демокоса (Виктор Кинах), и самоуверенность Приама и Париса (Михаил Ремизов и Станислав Рядинский), юношеская заносчивость моряка (Гела Месхи), и хитроумность Улисса (Евгений Самарин) перевесили благоразумность Гектора. В этом Жироду, написавший свою пьесу незадолго до начала Второй мировой, не отступает от правды истории и мифа. Интеллектуальная драма, говорливая и многословная французская пьеса, не входит в круг востребованных нашей публикой, особенно, конечно, в нынешнее время, но худо-бедно зрители справляются с плотностью текста, и даже живо реагируют, особенно, конечно, когда появляется возможность посмеяться. Или – когда на сцену выходят актрисы.

Женские роли – удача спектакля.

Появление Елены обставлено с помпой, пригодной скорее для кабаретной дивы (хореография и музыкальное оформление Эдвальда Смирнова). Она и выходит почти нагишом, прикрытая в двух местах плотно нанизанными бусами. Ирине Гриневой удается не разочаровать публику, все буквально просыпаются и впиваются в нее взглядами. Сексапильный образ великолепной блондинки удался Ирине Гриневой. Отпев и оттанцевав, ее Елена устало, как и положено звездной актрисе и царице, непринужденно снимает шиньон и накладные ресницы, легко превращается из куколки в обыкновенную стерву, чуть позже - в деловую леди, потом – в невинную глупышку, и, наконец, в смертельно уставшую от всеобщего безумия женщину.

Кассандра (Ирина Савицкова) – роковая девица, обладающая незаурядной внешностью и умом, с рождения обреченная на непонимание, и потому давно равнодушная к делам людским. Она пророчит с холодной отстраненностью, зная, что все напрасно, что конец неизбежен, и собственная смерть в первую очередь. Эта роль – первый выход Савицковой в Москве. До того она работала в Новосибирске и в Петербурге. Кажется, перед нами – большая актриса, способная увлечь и приковать к себе одним голосом, - сохраняя внешнюю отстраненность, как бы нейтральный цвет, она буквально завораживает своим голосом, в котором – как раз то самое, необходимое для трагедии богатство интонаций.

Андромаха (Анна Капалева) – живая, молодая, счастливая женщина. Ее огромные лучистые глаза полны любви к мужу и будущему ребенку. Она верит в могущество Гектора до самого конца, и со смертью мужа-героя ее жизнь теряет всякий смысл. Обреченно смотрит она с «городской стены» на истерзанный труп великого Гектора.

Вся история разворачивается на берегу моря, на белом песке, среди трех пляжных зонтиков и серебристого занавеса-задника, который хорош и как кабаретное зерокало, и как знак приговора судьбы, античного рока (сценография и костюмы Аллы Коженковой). Отдельный счет хочется предъявить программке: издевательски мелкий шрифт (не всякому зрителю по плечу, по глазам, то есть), кроме того, при всей известности греческих мифов, хотелось бы хоть что-то прочесть об авторе пьесы, о пьесе, да и о Трое и прекрасной Елене. Приятно, конечно, что в театре Станиславского такого высокого мнения о публике, но просвещения ради…

Культура , 28 октября 2009 года

Наталия Каминская

Содом с Гомером

"Троянской войны не будет". Театр имени К.С.Станиславского

Выпуская эту премьеру, главный режиссер Театра имени К.С. Станиславского Александр Галибин, разумеется, хотел как лучше. Пьеса - о происхождении бессмысленных войн, и эта тема, ясное дело, актуальна по-прежнему. Крупнейший представитель западной интеллектуальной драмы, творивший в прошлом веке, француз Жан Жироду написал парафраз античной истории, и, понятно, в ней есть заманчивый повод для театральной игры. На первый спектакль пригласили режиссера Петра Фоменко, который ставил эту "Троянскую войну" в 70-е годы в Ленинградском театре комедии, и тот спектакль звучал весьма остро, имел большой успех.

Однако все это нынче, здесь и сейчас, ровным счетом ничего не значит. Как бы ни прекрасна была греческая царица Елена, да еще в исполнении сильной актрисы Ирины Гриневой, ради ее эффектного появления на сцене 2009 года предприятие затевать не стоило. Тут, хочешь, не хочешь, а согласишься с троянским героем Гектором (Виктор Тереля), считавшим, что эта самая Елена не стоит войны, которая обязательно унесет тысячи жизней. Вообще, западноевропейская интеллектуальная драма, мощно возросшая между Первой и Второй мировыми войнами и не менее мощно звучавшая в театрах нескольких десятилетий, сейчас практически не востребована сценой. Случайного ничего не бывает - время безнадежно далеко ушло от любви и к словесным головоломкам, и к античным парафразам, и вообще ко всякого рода красивым иносказаниям на политические темы. Проще сказать - устарела пьеса изрядно. Если уж к ней и обращаться ради неустаревающей темы войн, то надобно искать некое радикально новое решение, вступать в диалог времен, подразумевающий дистанцию между социальным пылом интеллектуалов середины прошлого века и ироническим пофигизмом начала века нынешнего.

Но Александр Галибин, поставивший на сцене вместе с художником Аллой Коженковой пляжные зонтики и шезлонги (чай, дело происходит у теплых морей), видимо, посчитал, что это и есть современность. Тем более Елена при первом появлении одета точь-в-точь как плохая девочка из бара, а Парис (Станислав Рядинский), лоботряс порядочный, бегает в каких-то вполне сиюминутных штанах. Задник же в спектакле все время бликует чем-то металлическим - вроде как щиты и мечи там, в Греции, уже наготове. А на самом деле он предательски похож на ткань с люрексом, бич вечерних платьев наших безвкусных дам, которые, к слову сказать, нынче предпочитают иные материалы, то есть и это увлечение уже в прошлом. К финалу, когда Троянская война все-таки разразится, сцену накроет удушливый ползучий дым, и несчастный артист Виктор Кинах в роли убиенного поэта Демокоса будет, лежа на подмостках, литрами его глотать. И подумаешь, что этот дым следует в наших театрах запретить каким-нибудь специальным циркуляром, дабы сохранить не только эстетическое здоровье зрителей, но и физическое - актеров. Заодно хорошо бы запретить прием рапида, надоевший еще лет двадцать назад в сотнях спектаклей с трагическими финалами. Ан, и рапид в спектакле Театра имени К.С.Станиславского тут как тут.

Несмотря на усилия артистов, все в постановке Галибина звучит безнадежно архаично. В первую очередь, конечно, текст с его старомодными интеллектуальными красотами и лабиринтами. Подается он весьма темпераментно, что никак не меняет дела, ибо на сцене царит среднестатистическое "ремесло", находящееся вне "вчера", "сегодня" и "завтра". Исключение составляют только двое: Лера Горин, ярко и гротескно сыгравший в эпизоде демагога Бузириса, знатока международного права, и Ирина Гринева. Ее Елена вообще кажется персонажем из другого спектакля. В пьесе греческая царица наделена даром видеть яркие образы, но в спектакле она, совершенно вне общей, унылой логики повествования оказывается еще и женщиной-оборотнем, существом, меняющим не только личины, но и внутреннюю суть. Елена Ирины Гриневой то красивая дорогая игрушка, то циничная стерва, то умница, то дурочка. Актриса играет остро и остраненно, как, вероятно, и следовало бы играть всю эту пьесу, написанную не античным Гомером, но интеллектуалом ХХ века Жироду. Увы, заявленный ею стиль не только не спасает общей постановочной беспомощности, но, напротив, добавляет неразберихи. Тем более что Жироду не удовлетворил всем режиссерским требованиям, понадобился еще сам Гомер. И вот под занавес, после двух часов французского рационализма наступает античный "катарсис": Кассандра - Ирина Савицкова натурально исполняет песнь из "Илиады", шестистопным ямбом да с цезурой, да с надрывом. Это чтобы мы невзначай не забыли, что Гектора-то убили, и Приам помер, и вообще ничем хорошим Троянская война не кончилась.

Елизавета отзывы: 743 оценок: 1109 рейтинг: 542

Пьесу Жироду не читала, после просмотра спектакля оч. хочу прочитать.. как говорится, этому автору хочется позвонить и сказать, какой он отличный парень..
Пьеса хороша - она и о войне, и о женщинах и мужчинах, и о быте и о общечеловеческих ценностях..каждый увидит что-то свое.. каждый прикоснется к тому, что важно ему..
все достаточно патетично и в то же время не пусторожне. не пафосно, а живо и осознанно..
прекрасная постановка, с эффектами и драматической игрой, где надо.. и с танцами, но не шманцами..
актерская игра хороша у всех.. и у Елены-Ирины Гриневой, и Моряка - Гелы Месхи (в программке трогательно подписано - дебют..)..
замечательные, оч. подходящие и постановке и актерам, и пьесе костюмы Аллы Коженковой.. и сценография чудесная.
мысли спектакль содержит.. то есть ответы на вопросы.. но в чем главная прелесть? - если вы хотите поразвлечься хорошим шоу - это спектакль подойдет.. и при этом если вы хотите подумать и может погрустить - это тоже сюда можно..
может быть, даже наверное, это одно из лучшего, что я видела в театре..
Гринева красавица.. и еще хочется из дам отметить Андромаху - Анну Капалеву - на костюмы которой не насмотришься..
и конечно, еще не могу не отметить Кассандру - Ирину Савицкову - трудная роль и проведена на высоком уровне..
мне оч. понравился характерный Демокос Виктора Кинаха - не скатывается в штампы, а сложил-сыграл многогранный образ..
Ирина Гринева показала здесь свои многоплановые таланты.. просто радуешься, что есть такие актрисы..
и пластика, и глубина характера и такая женственная своевольность..
почему начинаются войны, почему так трудно сказать то, за что ты получишь денежку.. так ли уж нужна человеку незапятнанная честь. и что такое эта самая честь.. - вот обо этом этот спектакль..

Djustina отзывы: 1 оценок: 2 рейтинг: 2

"Троянской войны не будет"- ещё одно снотворное в театре Станиславского, которым стали щедро угощать зрителя еще с прошлого сезона.
Снова скучно и затянуто, снова недоумение на лицах пришедших. Грохочущий в отдельных моментах действия задник напоминает декорации спектакля "Письмо счастья" (там, правда, по сюжету грохот заменяет звук бьющегося стекла), перемещение Кассандры по сцене и ее костюм навеяли мысли о "Нездешнем саде" Р.Виктюка (о Виктюке, к слову, за два часа спектакля придется вспомнить не раз), Аякс из-за своего "оригинального" грима не может не вызвать ассоциаций с голливудским Джокером, а повадками он вылитый Табаки из старого советского м/ф "Маугли". Слишком много раз ловишь себя на мысли, что где-то это уже было.
Присутствуют в постановке и интересные спецэффекты в виде слюнных брызг Гектора, бьющегося весь спектакль в истерике, которые в начале второго акта на несколько минут сменяются горстями песка, летящими из под ног танцующего морячка всё в тех же несчастных зрителей первых рядов партера.
К большинству актеров претензий нет- браво за труд и терпение. Режиссеру же... Пьяный проспится, худрук - никогда. Повторяется картина с предыдущими премьерами: зрители спасаются бегством в антракте или не дождавшись поклонов удаляются из зала ссутулившимися тенями под характерные глухие звуки, производимые ударами сидений кресел об их спинки. Режиссер не может об этом не знать, но это, как видно, его не волнует. Курс выбран и остается следить за тем, как медленно, но верно корабль под названием театр Станиславского идет ко дну.

Ksana_ отзывы: 7 оценок: 7 рейтинг: 7

"Троянской войны не будет" - очередной спектакль, доказывающий, что театр Станиславского возрождается, в нем становится все больше достойных спектаклей. Вне зависимости - комедия это ("Бабьи сплетни") или драма ("Троянской войны не будет"), спектакли создаются красивые: красивые лица (Елена - Ирина Гринева, Кассандра - Ирина Савицкова, Андромаха - Анна Капалева, Парис - Станислав Рядинский), красивые эффектные декорации и костюмы, звуковое оформление, красивые сцены (песня и танец Елены, сцена войны, речь Кассандры) - уже только ради этого стоит сходить на спектакль "Троянской войны не будет", эстетическое воспитание визуального вкуса необходимо не менее, чем проработка глубины поставленных вопросов. Необходимо отметить и игру актеров - оказывается в труппе театра есть замечательные актеры, которые вживаются в образ и проживают на сцене события, происходившие в Трое, когда Парис украл Елену, что стало предтечей войны. Но автор спрашивает: достаточная ли это причина для начала войны, из-за чего на самом деле начинаются войны (пьеса написана накануне 2-й мировой войны), неужели нельзя предотвратить войну ради настоящей любви, детей, родины, народа, ради жизни (за это и сражается Гектор - Виктор Тереля, который познал, что значит слово "Война", и готов стерпеть обиды и унижения только бы не допустить ее снова). Хотя речи порой длинные (но поэтичные и хорошо исполненные, и звук отличный), и поэтому наверно я не поняла всего того, чтобы задуманно в пьесе (так как эту пьесу Ж.Жироду не читала). Однако после спектакля осталось только положительное впечатление, хорошо, что ставят спектакли, которые одновременно и легко, приятно смотреть, и затрагиваются серьезные проблемы такой все разрушающей стихии под названием "война". Это стоит посмотреть!

NastyaPhoenix отзывы: 381 оценок: 381 рейтинг: 405

Будучи дипломатом, французский драматург «потерянного поколения» Жан Жироду в своей пьесе «Троянской войны не будет» пересматривает события Илиады с трезвомыслящей позиции современного человека, утверждая: войны не случаются из-за любви! А постановщик Александр Галибин подчёркивает это, и его Прекрасная Елена (Гринева), похищенная симпатягой Парисом (Рядинский is love, он сыграл главную роль в фильме «Дом Солнца»), аппетитно хрустящим яблоком (не иначе как раздора), – кумир не античной эпохи, а нынешнего общества: гламурная блондинка, обставившая свой выход сексапильным танцем и глупой песенкой, спетой слащавым голоском. Они не любят друг друга, готовы спокойно расстаться навсегда, и, казалось бы, нет ничего проще, чем вернуть украденную царицу грекам: четыре сотни шагов от дворца до корабля, и война не случится, но судьба располагает иначе. И Елена не виновата в том, что в её глупую голову боги вложили зеркало, отражающее неизбежную гибель Трои, заранее предрешённую до каждой мелочи… кем? Разгневанными небожителями, шутя стирающими города с лица земли в мифах и легендах, или хитроумным Улиссом, решившим избавиться от могущественного конкурента во славу Греции? Нет – самими же троянцами. Для царя Приама (Ремизов) и главы Сената, поэта Демокоса (Кинах), война видится развлечением, в котором главное – сочинить военную песню и оскорбительные «эпитеты» врагам, для них жизни тысяч воинов дешевле фантомного идеала «красоты». Они охотно поддаются на провокации, всегда готовые отстаивать не менее фантомные понятия «достоинства», «чести», «гордости», «патриотизма» любой ценой – ведь эту цену платить не им, а троянскому народу. Город, управляемый сытыми самовлюблёнными эгоистами, не нюхавшими настоящей жизни, обречён на смерть, но вместе с равнодушными к его участи царедворцами должен умереть и тот, кто любит свою родину, свою жену и будущих детей – Гектор. Он ненавидит войну так, как может её ненавидеть только солдат, всю жизнь проведший на войне и видевший умирающих товарищей. Он сражается за мир так, как может сражаться только солдат, привыкший не сдаваться до победного конца. И он проигрывает так, как может проиграть только солдат, прямой и честный, далёкий от политики и неспособный лицемерить, обманывать и предавать. Виктор Тереля в роли Гектора создаёт образ настолько живой, естественный и яркий, такой трагической глубины и силы, что вызывает сочувствие и неослабевающий интерес с первых же минут и вряд ли когда-нибудь забудется. Когда он идёт по центральному проходу между кресел, читая обращение к павшим воинам, и ты видишь настоящие слёзы, стекающие по его щекам, невозможно не понять, как важна для Гектора борьба со всем миром бессмысленного насилия, заклеймившим его «трусом» и отказывающим ему в праве на простое человеческое счастье. Его нарастающее эмоциональное напряжение ощущается физически и передаётся залу; он присутствует на сцене практически постоянно и никогда не пребывает в статике, острота и подлинность его реакций приковывают всё внимание к нему одному, сколько бы актёров ни участвовало в эпизоде. И это при том, что остальные также играют на высоком уровне, превратив спектакль в целую галерею объёмных, убедительных, узнаваемых типажей – чего стоит хотя бы, к примеру, Аякс (Кузьмин), неожиданно для знатоков Гомера ставший дерзким клоуном-панком, подвижным и в пластике, и в мимике! Каждый актёр на своём месте, в чём, безусловно, и режиссёрская заслуга, равно как и в том, что действие не провисает, не позволяет заскучать, а заставляет вместе с Гектором надеяться на каждую возможность изменить будущее, хотя всем заранее известно, что Троянская война будет. Великолепна сценография Аллы Коженковой – песчаный пляж в обрамлении лёгких белых портиков, окружённый шезлонгами под пляжными зонтами, на которых можно пить коктейли, не задумываясь о том, что эта легкомысленная идиллия готова в любой момент рассыпаться карточным домиком. Великолепны её же костюмы; ничто не загромождает спектакля, не отвлекает от него, не вступает с ним в диссонанс, это достойная рама для красивого полотна. Как нельзя более удачно подобрана тревожная музыка – не незаметный фон, а полноправное художественное средство, также работающее на атмосферу эпических свершений, творимых мелочными страстями. Добавить к этому качество самого материала, в тексте которого просто ложка стоит от насыщенности афористикой – и получается вещь весьма аппетитная для интеллектуального зрителя. Посмотрите, не пожалеете.

Относится к интеллектуальной драме начала ХХ века. Французская мифологическая школа.

Крайне вольно интерпретированный античный сюжет о Троянской Войне. Античный сюжет позволяет не концентрировать внимание зрителя на фабуле, а предоставить ему трактовку, в которой сокрыта идея. При этом в данном случае внимание очень круто сконцентрировано уже самим названием. По античной фабуле всё ровно наоборот – война явно была, и это напрягает зрителя, заставляет вдумываться.

Основная проблематика – война и мир. Определенно достойное и стройное пацифистское намерение противостоит фатуму, который нелеп, но и непобедим в то же время. Гектор видит, что война – это кошмар и отказывается от неё, героическими усилиями он пытается закрыть врата войны, однако всё противостоит ему: мнение народа, мнение ближайшего окружения, понятие о чести и гордости (отказ от войны начинает сопрягаться с позором для Гектора и Трои). В конце концов наиболее показательной является воля богов - Афродита запрещает Гектору и Улиссу разлучать Париса и Елену. Паллада, напротив, велит их разлучить. Наконец Зевс приказывает "разлучить Елену и Париса, не разлучая их". Это демонстрирует, что против человека выступает фатум, не предопределенный высшими силами, а нечто, что неподвластно и непостижимо даже для богов. Таким образом создаётся масштаб, ощущение, что силы, противостоящие человеку, идущего к миру, больше, чем силы богов.

Гектор убеждает Париса расстаться с Еленой, он добивается от Приама согласия на отъезд прекрасной гречанки, он даже Елену подчиняет своей воле. Гектор терпеливо сносит оскорбления Аякса, предотвращает провокацию Бузириса. Однако никакие усилия Гектора, Андромахи, Гекубы не могут сохранить мир.

Пьеса пропитана антивоенным (и соответственно антифашистским) пафосом, но в то же время протагонист пьесы признаёт: «Ответственны все.» Виновны и те, кто хочет войны, повинуясь общественному настроению, обычаям, порывам, богам в конце концов, но также и те, кто не прилагает достаточно усилий для того, чтобы войну предотвратить.

Сартр ж.-п. «Мухи»

Когда прославленный Шарль Дюллен в июне 1943 года в оккупированном Париже показал “Мух”, спектакль был воспринят прежде всего как зашифрованный рассказ о Франции, поставленной на коле-ни и все-таки не сломленной. Воображение естественно склонялось к простой подстановке: Эгисф - это нацисты, хозяйничающие в покоренной стране, Клитемнестра - коллаборационисты из Виши, вступившие в преступную связь с убийцами их родины, Opecт - один из первых добровольцев Сопротивления, подающий другим, пример свободы, Электра - французы, мечтающие о низвержении кровавого режима, но колеблющиеся и пугающиеся настоящего дела. Все это, несомненно, было в “Мухах”, и публика ничуть не ошиблась, поняв трагедию Сартра как театральный манифест Сопротивления. Все дело только в том, что подобное прочтение, затрагивая лишь один, лежащий на поверхности, пласт “Мух”, далеко не исчерпывает пьесы, задуманной не как плоское иносказание, а как миф-притча, включающая иносказание со всеми ее намеками, но к нему одному не сводимая.

Порядок, заведенный в Аргосе убийцей Агамемнона с помощью Клитемнестры, весьма похож на тот, что воцарился во Франции после поражения. Жители Аргоса - жертвы той же нехитрой операции. Их покорность зиждется на прочнейших устоях: страхе и угрызениях совести. Когда-то, заслышав доносившиеся из дворца крики Агамемнона, они заткнули уши и промолчали. Эгисф с иезуитской ловкостью превратил их испуг в первородный грех, раздул его до размеров вселенского ужаса, сделал не просто личной доблестью, но и государственной добродетелью. Духовное оскопление довершила пропагандистская машина, запущенная пятнадцать лет назад и с тех пор вдалбливающая в головы сознание неизбывной вины всех и вся. Вечно трепещущим аргосцам Эгисф кажется грозным и всемогущим владыкой. Одного его жеста достаточно, чтобы смирить взбудораженную толпу. На деле же он пугало, устрашающая маска, напяленная на живой труп - еще больше мертвеца, чем истлевший в могиле Агамемнон.

Эгисф не знает ни радости, ни скорби, склероз поглотил одну за другой все клетки его души, и вместо нее простерлась пустыня, бесплодные пески под равнодушными небесами. Эгисф, замечает его хозяин Юпитер, разделил участь всех владык: он перестал быть личностью, он только обратное отражение того страха, который сам же внушил подданным. Властелин их помыслов и дел, он сам их жалкий раб. Все его заслуги - ловкость шулера и лицедея, скрывшего от зрителей один простой секрет: они свободны.

За этим злободневным и совершенно очевидным уроком “Мух”. кроется, однако, и другой, гораздо более широкий и трудно уловимый на слух. Ведь в конце концов Эгисф со всеми его охранниками - всего только марионетка в руках паясничающего громовержца Юпитера, земное орудие надмирного провидения, инструмент, который выбрасывают, когда он изнашивается. Эгисфы приходят и уходят, Юпитеры остаются. Эгисф чуть ли не сам идет на заклание, Юпитера одолеть не так легко. Электра сполна испытала его железную хватку. В ту ночь после убийства, когда она вместе с братом укрылась в храме Аполлона, она поняла, что ей недостанет мужества снести свой поступок. А между тем кто, как не она, своими унижениями и муками сполна заслужила право на отмщение. Электра вдруг обнаружила, что опустошена, обокрадена, потеряла почву под ногами. Теперь Юпитеру ничего не стоит убедить ее в том, что она жертва роковой ошибки, что, перейдя от слов к делу, она сделалась преступницей И, подобно матери, навек обречена замаливать свои грехи. Вместо того, чтобы самой решить, справедливо ли ее мщение, Электра, не умеющая жить без подпорок извне, прибегает к ходовым заповедям о кем-то предустановленном добре и зле и в конечном счете передоверяет другому - носителю сверхличного божественного принципа - осудить ее или оправдать. И коль скоро Юпитер, разыгрывая добренького дядюшку, все же выносит ей бесповоротный приговор, Электра поступает точно так же, как за пятнадцать лет до того поступили все ее сограждане: благословляет пытку раскаяньем и готова до конца дней волочить за собой угрызения совести, словно каторжник свое ядро. Душевная слабость заставляет ее бежать от свободы, как от чумы.

Случай с Электрой очерчивает те границы, которые уже во втором, этико-метафизическом, измерении необходимо перешагнуть, чтобы обрести свободу. Мало низвергнуть земного диктатора, надо низвергнуть диктатора небесного у себя в душе, надо признать самого себя высшим судьей всех поступков. Спор Ореста с Юпитером и призван обосновать философское право личности выбирать свою судьбу независимо и даже вопреки всем предначертаниям извне, чьи бы уста их ни возвещали.

Спор этот начался сразу же после праздника, когда Орест на распутье просил совета у всевышнего. И тотчас же его получил; по мановению руки Юпитера камень засветился в знак того, что Оресту лучше покинуть город, оставив все по-старому. Оказывается, повелителю Олимпа любезен кающийся Аргос с его мухами, убийцей на троне, культом мертвецов и особенно его страхом: ведь страх - залог благочестия, послушания, несвободы.

Оресту открывается промысел божий - и он поступает наоборот. "С этого дня никто больше не может отдавать мне приказы”. Отныне у богов отнята привилегия решать, что добро и что зло, - человек сам решает. Отныне боги не выбирают смертным их путь - человек сам выбирает. Орест пренебрег всеми указаниями свыше, он не ждет оттуда ни помощи, ни подсказки, он не связан никакими догмами и ни перед кем, кроме самого себя, не обязан отчитываться Свободу от всех и вся он сделал краеугольным камнем своей нравственности.

В храме Аполлона повелитель Олимпа дает последний бой этому ускользнувшему из-под его власти нечестивцу, склоняя блудного сына вернуться на стезю послушания. И проигрывает - окончательно и бесповоротно. Несмотря на то, что пускает в ход все - угрозы, увещевания, мелодраму, вплоть до космической казуистики. Довод “научный”: человек - частичка мироздания, включенная в его механику и обязанная повиноваться законам, предписанным всей природе - минералам, растениям, животным. Довод “общественный”: Жителям Аргоса внушает отвращение отщепенец, опрокинувший порядок, под крылышком которого они так удобно устроились, и они ждут своего “спасителя”, запасшись вилами и камнями. Довод "семейный" протяни руки помощи несчастной сестре, не оставляй ее в беде. Довод отечески-участливый и последний: заблудшей овце трудно, она не знает ни отдыха, ни сна, опека заботливого пастыря сулит ей забвение и душевный покой. Все это разом обрушивается на Ореста. Он же твердо стоит на своем: “Я сам - свобода!”. И Юпитepy - владыке богов, камней, звезд и морей, но не владыке людей - ничего не остается, как признать: “Пусть так, Орест. Все было предначертано. В один прекрасный день человек должен был возвестить мои сумерки. Значит, это ты и есть? И кто бы мог это подумать вчера, глядя на твое девичье лицо?”.

Орест, по Сартру, - провозвестник сумерек богов и скорого пришествия царства человека. И в этом он - прямое отрицание Ореста Эсхила. Тот убил вопреки древнему материнскому праву, но убил по велению божественного оракула и во имя богов, только других - молодых, покровителей возникающей государственности. Недаром не он сам, а мудрая Афина спасает его от эриний, оправдывает месть за отца. Сартровский Орест не ищет никаких оправданий вне самого в себя. Оттого-то и трагедия о нем носит по-аристофановски комедийный заголовок: “Мухи” - еще одна отходная этике, черпающей свои нормы во внеличных, “божественных” предначертаниях. В “Мухах”, как и на многих страницах “Бытия и небытия” (1943) и брошюры “Экзистенциализм - это гуманизм?” (1946), Сартр исходит из атеизма как единственно здорового фундамента свободной нравственности.

Стоит, однако, заметить, что Орест отмежевывается не от одних мистиков. Ведь если отнять у Юпитера его фокусы-чудеса и изъять из его речей претензию быть творцом мироздания, то в нем придется, по замыслу Сартра, узнать себя по крайней мере всем тем, кто обнаруживает в природе не хаос мертвой материи, а органическую упорядоченность, законосообразность, не зависящую от нас, но заставляющую нас с собой считаться. Прозрение же Ореста как раз и состоит в том, что он должен оставить надежды на опору извне, и потому ему нечего постигать и не с чем сообразовываться как во вселенной - мире вещей, так и в городе - историческом мире людей. Повсюду он навеки чужой, “вне природы, против природы, без оправданий, без какой бы то ни было опоры, кроме самого себя.

Орест первых сцен и Орест последних - два разных человека. У них даже имена разные: первого зовут Филеб, и Электра точно зафиксирует момент его смерти и рождения Ореста. Да и сам Орест в трогательных и мужественных словах простится со своей юностью: двойное убийство разрубит его жизнь пополам - на “до” и “после”, “До” - это юноша, о котором его Наставник говорит: вы “богаты и красивы, сведущи, как старец, избавлены от ига тягот и верований, у вас нет ни семьи, ни родины, ни религии, ни профессии, вы свободны взять на себя любые обязательства и знаете, что никогда не следует себя ими связывать, - короче, вы человек высшей формации”. Свобода этого просвещенного скептика - “свобода паутинок, что ветер отрывает от сетей паука и несет в десятке дюймов от земли”. “После” - это муж, обремененный грузом ранней зрелости: “Мы были слишком легковесны, Электра: теперь наши ноги уходят в землю, как колеса колесницы в колею. Иди ко мне. Мы отправимся в путь тяжелым шагом, сгибаясь под нашей драгоценной ношей”. А между свободой - “отсутствием” и свободой - “присутствием” - месть Ореста, его поступок, его дело. Первая в глазах Сартра - мираж, попытка спрятаться от ответственности, скрытое пособничество несвободе. Уклонение от выбора - тоже выбор. И лишь свобода деятельная, вторгшаяся в ход Событий, - подлинна. “Моя свобода - это и есть мой поступок”, - твердо проводит Орест знак равенства.

Кровавое причастие Ореста тоже призвано не только утолить его жажду мести, а по - служить еще и примером для аргосцев. “Справедливо раздавить тебя, гнусный пройдоха, справедливо свергнуть твою власть над жителями Аргоса, - бросает Орест умирающему Эгисфу - справедливо вернуть им чувство собственного достоинства”. Сокрушению ложных нравственных императивов сопутствует воздвижение на их развалинах других императивов, полагаемых истинными. А это неизбежно ограничивает в дальнейшем полную свободу выбора. В конечном счете так ли уж важно, перед каким идолом преклонить колена: тем, который тебе подсовывает Юпитер, или тем, который тебе навязывает собственное прошлое? Рождение свободы, по Сартру, таит в себе опасность ее закрепощения - на этот раз самой собой. И когда Юпитер предлагает Оресту заменить Эгисфа на опустевшем троне, тот уже знает, что, согласившись, станет рабом своего поступка и сделает его рабами подданных. Из этой ловушки один выход: не дать уроку, преподанному однажды, застыть навеки в кодекс. В прощальной речи Орест отвергает скипетр, предпочтя долю “царя без земли и без подданных”. В довершение всех “нет” он произносит еще одно “нет” - самому себе.

Орест клялся перевернуть все в Аргосе вверх дном. И вот он уходит, оставляя сограждан примерно в том же положении, в каком застал их по приходе. Все та же слепая толпа. Клитемнестру заменила Электра, теперь похожая на мать как две капли воды. Что до Эгисфа, то ловкий Юпитер наверняка что-нибудь да придумает ему в замену. Столь тяжкий подвиг, столь громкие речи - и такой исход. Торжество изрядно смахивает на крах. Героический пример Ореста не заражает аргосцев, а скорее парализует их сознанием разницы между ними: его исключительная судьба - не их заурядная судьба, его философские заботы - не их насущные заботы, и им не дано так просто взять и покинуть город.

Заключительное самоувенчание Ореста с помощью легенды настолько важно для Сартра, что он забывает даже оговорит, почему же все-таки мухи, вопреки всему, покидают город вслед за несостоявшимся спасителем: он ведь решительно отмел раскаяние в отличие от сестры, от всех, кто остается. И, значит, не может служить добычей для мух - угрызений совести. “Погрешность” против логики невольно выдает ту душевную привязанность, которую Сартр питает к своему Оресту и которая уже раньше давала о себе знать подспудно, в самой стилистике “Мух”. Сопереживание это и в меланхолически проникновенной грусти прощания Ореста с юношеской беспечностью (недаром сам образ паутинок позже возникнет и в мемуарах Сартра “Слова”). Оно и в том, с каким почти физическим омерзением нагнетаются подробности аргосского запустения: загаженный мухами, измызганный деревянный болван на площади, идиот у его подножья, отбросы на мостовых - здесь все не книжно, не выдумка. Оно, особенно в той исступленной страсти, какой одержим Орест: во что бы то ни стало породниться с ускользающей от него родиной, вспороть “брюхо этим домам-святошам... врезаться в самую сердцевину этого города, как врезается топор в сердцевину дуба”. Сартр отправляется от пережитого ничуть не меньше, чем от философских построений, и жесткая конструкция мифа, служащая каркасом “Мух”, не сковывает, не заглушает ту лирическую стихию, которую питают подпочвенные родники исповеди. “Мухи” - первая и, пожалуй, самая лиричная из его пьес, и уже одно это подсказывает, что Орест если не зашифрованное “второе я” писателя, то, во всяком случае, доверенное лицо, непосредственно причастное к его биографии.

Сюжет представляет собой вольное истолкование древнегреческого мифа. Троянский царевич Парис уже похитил Елену Спартанскую, но война пока не началась. Еще живы царь Приам и Гектор, не стали рабынями Андромаха и вещая Кассандра, не погибла под жертвенным ножом юная Поликсена, не рыдает над развалинами Трои Гекуба, оплакивая мертвых детей и мужа. Троянской войны не будет, ибо великий Гектор, одержав полную победу над варварами, возвращается в родной город с одной мыслью - врата войны должны быть замкнуты навеки.

Андромаха уверяет Кассандру, что войны не будет, ибо Троя прекрасна, а Гектор мудр. Но у Кассандры имеются свои доводы - глупость людей и природы делают войну неизбежной. Троянцы погибнут из-за нелепого убеждения, будто мир принадлежит им. Пока Андромаха предается наивным надеждам, рок открывает глаза и потягивается - его шаги раздаются уже совсем близко, но никто не желает их слышать! На радостный возглас Андромахи, приветствующей мужа, Кассандра отвечает, что это и есть рок, а брату своему сообщает страшную весть - скоро у него родится сын. Гектор признается Андромахе, что раньше любил войну - но в последнем сражении, склонившись над трупом врага, вдруг узнал в нем себя и ужаснулся. Троя не станет воевать с греками ради Елены - Парис должен вернуть её во имя мира. Расспросив Париса, Гектор приходит к выводу, что ничего непоправимого не произошло: Елена была похищена во время купания в море, следовательно, Парис не обесчестил греческую землю и супружеский дом - поношению подверглось лишь тело Елены, но греки обладают способностью превращать в поэтическую легенду любой неприятный для них факт. Однако Парис отказывается вернуть Елену, ссылаясь на общественное мнение - вся Троя влюблена в эту прекрасную женщину. Дряхлые старцы карабкаются на крепостную стену, чтобы хоть одним глазком взглянуть на нее. В истинности этих слов Гектор убеждается очень скоро: убеленный сединами Приам стыдит молодых троянских воинов, разучившихся ценить красоту, поэт Демокос призывает сложить гимны в её честь, ученый Геометр восклицает, что только благодаря Елене троянский пейзаж обрел совершенство и законченность. Одни лишь женщины горой стоят за мир: Гекуба пытается воззвать к здоровому патриотизму (любить блондинок неприлично!), а Андромаха превозносит радости охоты - пусть мужчины упражняются в доблести, убивая оленей и орлов. Пытаясь сломить сопротивление земляков и родни, Гектор обещает уговорить Елену - она конечно же согласится уехать ради спасения Трои. Начало беседы внушает Гектору надежду. Выясняется, что спартанская царица способна видеть только нечто яркое и запоминающееся: например, ей никогда не удавалось разглядеть своего мужа Менелая, зато Парис отлично смотрелся на фоне неба и был похож на мраморную статую - правда, в последнее время Елена стала видеть его хуже. Но это отнюдь не означает, будто она согласна уехать, поскольку ей никак не удается увидеть своего возвращения к Менелаю.

Гектор рисует красочную картину: сам он будет на белом жеребце, троянские воины - в пурпурных туниках, греческий посол - в серебряном шлеме с малиновым плюмажем. Неужели Елена не видит этот яркий полдень и темно-синее море? А видит ли она зарево пожарища над Троей? Кровавую битву? Обезображенный труп, влекомый колесницей? Уж не Парис ли это? Царица кивает: лица она разглядеть не может, зато узнает бриллиантовый перстень. А видит ли она Андромаху, оплакивающую Гектора? Елена не решается ответить, и взбешенный Гектор клянется убить её, если она не уедет - пусть все вокруг станет совершенно тусклым, но зато это будет мир. Тем временем к Гектору спешат один за другим гонцы с дурными известиями: жрецы не желают закрывать врата войны, поскольку внутренности жертвенных животных запрещают это делать, а народ волнуется, ибо греческие корабли подняли флаг на корме - тем самым Трое нанесено страшное оскорбление! Гектор с горечью говорит сестре, что за каждой одержанной им победой таится поражение: он покорил своей воле и Париса, и Приама, и Елену - а мир все равно ускользает. После его ухода Елена признается Кассандре в том, что не посмела сказать раньше: она отчетливо видела ярко-красное пятно на шейке сына Гектора. По просьбе Елены Кассандра вызывает Мир: он по-прежнему красив, но на него страшно смотреть - так он бледен и болен!

У врат войны все готово к церемонии закрытия - ждут только Приама и Гектора. Елена кокетничает с юным царевичем Троилом: она видит его настолько хорошо, что обещает поцелуй. А Демокос призывает сограждан готовиться к новым сражениям: Трое выпала великая честь биться не с какими-то жалкими варварами, а с законодателями мод - греками. Отныне место в истории городу обеспечено, ибо война похожа на Елену - обе они прекрасны. К сожалению, Троя легкомысленно относится к этой ответственной роли - даже в национальном гимне воспеваются только мирные радости хлебопашцев. В свою очередь Геометр утверждает, что троянцы пренебрегают эпитетами и никак не научатся оскорблять своих врагов. Опровергая это утверждение, Гекуба яростно клеймит обоих идеологов, а войну сравнивает с уродливым и зловонным обезьяньим задом. Спор прерывается с появлением царя и Гектора, уже вразумившего жрецов. Но Демокос приготовил сюрприз: знаток международного права Бузирис авторитетно заявляет, что троянцы обязаны сами объявить войну, ибо греки расположили свой флот лицом к городу, а флаги вывесили на корме. Кроме того, в Трою ворвался буйный Аякс: он грозится убить Париса, но это оскорбление можно считать мелочью в сравнении с двумя другими. Гектор, прибегнув к прежней методе, предлагает Бузирису выбирать между каменным мешком и щедрой платой за труды, и в результате мудрый законовед меняет свое толкование: флаг на корме - это дань уважения мореплавателей к земледельцам, а построение лицом - знак душевной приязни. Гектор, одержавший очередную победу, возглашает, что честь Трои спасена. Обратившись с речью к павшим на поле брани, он взывает к их помощи - врата войны медленно закрываются, и маленькая Поликсена восхищается силой мертвецов. Появляется гонец с известием, что греческий посол Улисс сошел на берег. Демокос с отвращением затыкает уши - ужасная музыка греков оскорбляет слух троянцев! Гектор приказывает принять Улисса с царскими почестями, и в этот момент появляется подвыпивший Аякс. Пытаясь вывести из себя Гектора, он поносит его последними словами, а затем бьет по лицу. Гектор сносит это стоически, но Демокос поднимает страшный крик - и теперь уже Гектор дает ему пощечину. Восхищенный Аякс немедленно проникается к Гектору дружескими чувствами и обещает уладить все недоразумения - разумеется, при условии, что троянцы отдадут Елену.

С этого же требования начинает переговоры Улисс. К его великому изумлению, Гектор соглашается вернуть Елену и заверяет, что Парис даже пальцем к ней не прикоснулся. Улисс иронически поздравляет Трою: в Европе о троянцах сложилось иное мнение, но теперь все будут знать, что сыновья Приама ничего не стоят как мужчины. Возмущению народа нет предела, и один из троянских матросов расписывает в красках, чем занимались Парис с Еленой на корабле. В этот момент с неба спускается вестница Ирида, дабы возвестить троянцам и грекам волю богов. Афродита приказывает не разлучать Елену с Парисом, иначе будет война. Паллада же велит немедленно разлучить их, иначе будет война. А владыка Олимпа Зевс требует разлучить их, не разлучая: Улисс с Гектором должны, оставшись с глазу на глаз, разрешить эту дилемму - иначе будет война. Гектор честно признается, что в словесном поединке у него шансов нет. Улисс отвечает, что не хочет воевать ради Елены - но чего желает сама война? Судя по всему, Греция и Троя избраны роком для смертельной схватки - однако Улисс, будучи любопытен от природы, готов пойти наперекор судьбе. Он согласен забрать Елену, но путь до корабля очень долог - кто знает, что произойдет за эти несколько минут? Улисс уходит, и тут появляется вдребезги пьяный Аякс: не слушая никаких увещеваний, он пытается поцеловать Андромаху, которая нравится ему куда больше, чем Елена. Гектор уже замахивается копьем, но грек все же отступает - и тут врывается Демокос с воплем, что троянцев предали. Всего лишь на одно мгновение выдержка изменяет Гектору. Он убивает Демокоса, но тот успевает крикнуть, что стал жертвой буйного Аякса. Разъяренную толпу уже ничем нельзя остановить, и врата войны медленно открываются - за ними Елена целуется с Троилом. Кассандра возвещает, что троянский поэт мертв - отныне слово принадлежит поэту греческому.