Грузинская литература на русском языке. Мифы о грузии в русской культуре. Возникновение светской художественной литературы. Общий обзор

Эрлом Ахвледиани

"Вано, Нико и охота"

Однажды Hико казалось, что Вано птица, а сам он охотник.

Вано волновался и думал: «Что делать, я не птица, я Вано». Hо Hико не верил, он купил двуствольное ружье и стал поглядывать на небо. Он ждал, когда Вано взлетит, чтобы убить его. Hо небо было пустым.

Вано и впрямь боялся превратиться в птицу и взлететь; он таскал камни в кармане, чтобы не взлететь; много ел, чтобы не взлететь; не смотрел на ласточек, чтобы не научиться летать; на небо не смотрел, чтобы не захотелось летать.

Hико, - говорил Вано Hико, - брось ты это ружье и не гляди на небо. Я не птица, я Вано… Какая же я птица?

Ты птица, и кончено! Взлетай поскорее, я выстрелю. Я охотник.

Hико, - говорил Вано Hико, - ну какая же я птица, когда я Вано.

Hе надоедай, - разошелся Hико, - не надоедай, а то выстрелю. Hа земле будешь - все равно выстрелю, как будто ты только что приземлился.

Вано замолчал и ушел.

Придя домой, Вано плотно пообедал, нашил на рубашку много карманов, набил их камнями и задумался.

«Hаверно, Hико не знает, что такое птица, а то не превратил бы меня в птицу.

Нодар Думбадзе

"Собака"

История эта началась в августе сорок первого и закончилась ровно два года спустя.

Суровое дыхание войны наше село почувствовало уже через месяц. Привыкший к зажиточной жизни колхозник не смог сразу осмыслить всего ужаса происшедшего, не рассчитал своих возможностей, и случилось так, что амбары и лари во многих домах опустели уже в августе, а в нашем доме и того раньше...

Измученный водянкой дед Спиридон дни и ночи просиживал у камина, и все заботы по хозяйству легли на мои плечи. Да что хозяйство! У меня и сейчас начинает ломить спина, как вспомню, сколько я тогда натаскал из лесу дров и хвороста: пропал бы бедный старик без тепла.

25 августа был съеден последний кусок мчади. Дед извлек из стенного шкафа закупоренную кочерыжкой десятилитровую бутыль с водкой и сказал:

Положи в корзину, ступай в Чохатаури и обменяй на пуд кукурузы. Того, кто предложит меньше, облей этой самой водкой, разбей бутыль и возвращайся домой... Водка тутовая, и в ней восемьдесят градусов, надо ж понимать!.. Вот так.

Михо Мосулишвили

"Танец со скалой"

"Если в вечный снег навеки ты

Ляжешь - над тобою, как над близким,

Наклонятся горные хребты

Самым прочным в мире обелиском".

Владимир Высоцкий, "К вершине" (Памяти Михаила Хергиани).

Однажды, осенью 1968 года дядя взял меня, - мальчика шести лет от роду - посмотреть на тренировку скалолазов в тбилисском ботаническом саду.

И тогда я, сидя на исключительно элитарном месте, в "ложе Бенуара", то есть на дядиной шее, увидел потрясающее зрелище.

Нет, это нельзя было назвать скалолазанием.

Это было танец на скале! Или со скалой! Ой, как филигранно, по-кошачьи, особенно двигался один из них. И правда - будто танцевал, ловко поднимаясь вверх по скале. Одним только пальцем зацеплялся за выступы, которых не замечали другие.

А кто он? -- спросил у дяди.

Который? -- щуря слезящиеся на солнце глаза, посмотрел на меня.

Вон тот, который на скале танцует.

И тебе понравилось? -- обрадовался дядя. -- Он -- Тигр Скал!

А почему Тигр?

В газетах писали, что за своё умение с невероятной быстротой проходить сложные скальные маршруты он получил от английских альпинистов прозвище "Тигр скал".

А кто он по-правде?

Миша Хергиани!

Правда? А я ведь тоже Миша! -- обрадовался я.

Да, вы тезки! -- засмеялся дядя. -- А еще говорят, что если он одним только пальцем зацепится за голый выступ скалы, целую неделю провисит над пропастью и не издаст стона...

Акакий Церетели

"Баши-Ачук"
(историческая повесть)

Глава первая

Откуда-то из необозримой дали мчится, извиваясь змеей, бурливая Арагва и, пробивая себе путь, яростно, с размаху налетает на отвесную скалу! Отброшенная несокрушимой твердыней, оглушенная, ошалевшая, она останавливает здесь свой бег, как бы для того, чтоб перевести дух, и, покружившись на месте, снова устремляется вперед, но течет уже медленнее, осмотрительнее, со стоном и рокотом унося свои воды в долину.

На вершине этой отвесной скалы, разрезая облака, высится огромный неприступный замок, словно надежный часовой, озирающий с высоты окрестности. Замок обнесен высокой крепкой оградой, и только с востока виден протянувшийся вдоль всей стены балкон.

В замке уже отполдничали. Эристав Заал, почтенный старик, сидел, поджав ноги, на тахте, стоявшей в углу балкона, и перебирал четки.

Тут же рядом, придвинув стул к самым перилам, супруга Заала читала «Канон страстей». Псалтырь лежала у нее на коленях; прочитав псалом, - а повторить его ей предстояло, по обегу, сорок раз, - княгиня крестилась и передвигала очередной узелок на шнурке, заменявшем ей четки.

Александр Казбеги

"Элеонора"

Юная и шаловливая, изнеженная и лукавая, своенравная и прекрасная Элеонора, дочь богатого феодала Вахтанга Хелтубнели, была предметом мечтаний тогдашней молодежи.

Все, кто были достаточно знатны, богаты и блестящи, неотступно искали ее руки, каждый мечтал о чести стать ее супругом, измышляя тысячи способов понравиться ей. Но Элеонора, надменная в своей красоте и гордая тем, что отец ее был правителем всего края, происходил из самого знатного рода в стране и обладал несметным богатством, смеялась над своими поклонниками, в то же время притягивая их к себе, разжигала в них огонь любви, никому не покоряясь сама. Множество молодых людей окружало прекрасную девушку, они вздыхали, томились по ней, лишенные сна и покоя, но все было тщетно. Их пламенные слова, порывисто-самоотверженные поступки и огненно-сверкающие взгляды не в силах были смягчить сердца Элеоноры, не могли растопить вокруг нее ледяную броню.

Анна Антоновская

"Великий Моурави"
(роман-эпопея в 6-ти книгах)

Книга первая "Пробуждение барса"

Часть первая

Над пропастью навис угрюмый утес с замшелыми боками. Внезапно с его чуть пригнутого плеча сорвался беркут. Распластав будто выкованные из черного

железа крылья и гневно приоткрыв изогнутый, как погнувшийся наконечник копья, клюв, хищник ринулся к солнцу. Пошатнулось ошеломленное солнце и упало, и вмиг разлетелось на куски, роняя красно-зелено-оранжевые брызги на

побагровевшие высоты Дидгори.

"Ох!.. хо!.." - проскрипела вынырнувшая из зарослей орешника арба. Теребя морщинистыми шеями ярмо, два буйвола, чуть скосив выпуклые глаза, равнодушно зашагали к горному лесу. Папуна Чивадзе, приподнявшись, хотел было высказать свое мнение о невежливом поведении беркута, но... что это распласталось на крутом выступе?

Не то барс, не то другой неведомый солнечный зверь с расплавленными пятнами

на словно дымящейся шкуре. Решил Папуна Чивадзе посоветовать солнцу, чтобы,

уходя, оно подбирало свои одежды, но что-то свалилось с арбы и ударилось о

придорожный камень. Подхватив бурдючок и швырнув его на место, Папуна Чивадзе собирался поразмыслить о правилах общения путников земных с надземными и небесными, но внезапно в ветвях пораженного молнией дуба взволнованно чирикнула розовая птичка и мысли Папуна перенеслись к маленькому домику, где "птичка", похожая на розовую, ждет обещанные бусы. Он хотел было хворостиной поторопить буйволов, но раздумал и предался созерцанию притихшего леса.

Скатилось за вершины солнце, исчез беркут, померк барс. Легкой поступью

на землю спускалась ночь, волоча за собой плащ, усыпанный не то мерцающими

светляками, не то звездами.

Константин Гамсахурдиа

"Десница великого мастера"

Пролог

Военно- Грузинская дорога -красивейшая в мире, Дардиманди - замечательный конь, а верховая езда - лучший отдых для меня. Когда остромордый, широкогрудый, крепконогий копь, насторожив уши, смотрит на меня, во мне просыпается неиссякаемая энергия, и кажется, что я вновь родился на свет и еще не успел вкусить на этой прекрасной земле восторга от быстрого конского бега и радости движения.

Я глажу маленькие, как листья бука, уши Дардиманди, смотрю в его черные глаза и заражаюсь той неуемной силой, которой природа-мать так щедро наградила его…

Случилось однажды, что мой благонравный конь внезапно разгорячился и пришел в такую ярость, что хоть до самых Кара-Кумов скачи на нем карьером.

Широко раскрыв свои прекрасные большие глаза на блестящие авто, чумазые грузовики, он, поглощая пространство, понес меня вдаль. Я не склонен порицать Дардиманди за то, что в нем закипела горячая кровь неутомимого скакуна…

Тбилиси у нас на глазах разросся в большой город. Огни электрических ламп сверкают на горе святого Давида, в парке имени Сталина. Электрические шары, отраженные в волнах Куры, покачиваются около моста Героев и вдоль широкой набережной Сталина. И вот, когда авто со слепящими фарами ревели прямо в уши, убегая по гудронированному шоссе, выли заводские сирены, тарахтели тракторы, идущие в колхозы, и весело позванивали велосипедисты, степенный Дардиманди стал поминутно вздрагивать, беспокойно фыркать и грызть удила. Ни удилами, ни мундштуком не удержать его. Вытянув изогнутую, как у лебедя, шею, он рвался вперед. Я старался обуздать его порыв, прибрать к рукам, но он, занесши вперед круп, неожиданно пошел боком.

Гурам Дочанашвили

"Тысяча мелких забот"

Они никак не могли договориться.

Приходи, когда хочешь, - снова и снова повторял бухгалтер.

А когда все-таки, вы же не сидите тут с утра до вечера!

Вот человек! Раз говорю, значит, буду.

Неужели не можете сказать точно?

Когда угодно... Ну и человек! Когда надума­ешь, тогда и приходи...

А если не застану вас? - раздраженно прервал бухгалтера Сандро. - У меня времени в обрез.

Не беспокойся, застанешь. Сигарета найдется?

Оба закурили и как будто успокоились; бухгалтер даже откинулся на стуле, с наслаждением пуская дым к потолку, но Сандро опять засомневался и спросил как бы между прочим:

А вообще-то вы в первой половине дня бываете или во второй?

Слушай, друг... - Бухгалтер явно обиделся. - Говорю тебе, приходи в любое время. Не буду на месте, обождешь, что ты заладил...

Так я и знал, - разнервничался Сандро, - весь день потеряю тут завтра! Поймите, нам выезжать по­слезавтра утром.

Утром? А Марго сказала - вечером.

Это они вечером, а мне с машиной ехать ут­ром...

Ладно, ладно, успокойся. Приедешь завтра и получишь - деньги будут выписаны.

Пожалуйста, не забудьте про деньги для топо­графа.

Не забуду, как я могу забыть! Не волнуйся!

Гурам Мегрелишвили

"Писатель"

I этап. Как все начиналось

Как и большинство молодых представителей моего поколения, в результате ничегонеделанья, игры в карты, домино и нарды, курения травки и безоглядных пьянок, я впал в глубочайшую депрессию. В моем словарном запасе с возрастающей частотой стали появляться такие фразы, как: - все, я завис… весь кончился… ничего не колышет… я уже летаю… все до фени… и т. д. К тому же из на удивление покладистого мальчика я превратился в конфликтную, злоязычную и безжалостную особу.

Проблемы возникли у меня и во взаимоотношениях с родителями (ненавижу: - пап, дай два лари), я стал на дух не переносить родственников (пошли они… какой от них прок?!), возненавидел соседей (и у этого лоха такая машина?!) и едва не стал полицейским.

Нервы у меня разошлись вовсю. Ни работы, ни перспективы найти работу, ни перспективы появления перспективы найти работу. Короче, единственная мечта, что у меня осталась - поскорей бы состариться и умереть. И тут мне в руки попала американская книга мудрых мыслей. В ней было написано:

II этап. Что было написано в американской книге

мудрых мыслей: «Если не знаешь, что делать - женись!»

Лео Киачели

"Алмасгир Кибулан"

На Ленхерских лесозаготовках, там, где Хуберчала впадает в Ингури, работали сваны. Собралось их человек десять. Был здесь и Алмасгир Кибулан, житель отдаленного селения Халде. Алмасгир резко выделялся среди земляков своим богатырским сложением - так старинная башня возвышается над обычными сванскими домами.

С Кибуланом пришел его сын Гивергил. Односельчане прозвали юношу «Дали гезал», что значит «Сын Дали» - такой он был удачливый охотник!

Гивергилу едва исполнилось пятнадцать лет, и отец впервые взял его на лесозаготовки.

Алмасгира вызвал из деревни его родственник Бимурзола Маргвелани. Он тоже был родом из Халде, но жил теперь постоянно в Ленхери.

Еще год назад Бимурзола договорился со старым подрядчиком Каузой Пипия о том, что к началу будущего лета сдаст ему в селении Джвари сотню отборных сосновых бревен определенного размера. Подписав соглашение, Бимурзола получил от подрядчика задаток и разрешение на заготовку леса. Кроме Алмасгира Кибулана и Гивергила, Бимурзола привлек к работе еще нескольких своих бывших соседей - опытных лесорубов.

Гурам Петриашвили

"Малыш-динозавр"

В давние-давние времена на бескрайней равнине паслись динозавры.

Огромные-преогромные были динозавры, каждый - раз в десять больше слона.

Неуклюжие, неповоротливые, они лишний шаг ленились делать. Вытянув свою длинную шею, день-деньской водили головой из стороны в сторону. Только выщипав всю траву перед собой, нехотя ступали дальше.

Паслись так динозавры.

Медленно, неторопливо двигали и двигали челюстями.

А чего им было спешить?

Травы - сколько хочешь, равнине конца-краю не видно.

Незаметно однообразно тянулось время.

Появлялись динозавры-малыши, учились щипать траву, росли, становились большими динозаврами, и, как все другие, с утра до вечера ели траву, жевали и жевали.

Но вот однажды какой-то малыш поднял глаза от травы. Потом вытянул шею и ещё выше вскинул голову.

О, как чудесно, оказывается, глядеть вверх.

Нико Ломоури

"Русалка"

Помню, когда я был еще совсем маленьким и не мог уверенно держать в руке не то что пастушеский бич, но даже прут, которым погоняют волов; в пору, когда мне не доверили бы не только стадо, но даже поросенка в поле, - у меня было одно заветное желание: мне хотелось побывать в лесу. Все, кому я решался высказать свое желание, неизменно подымали меня на смех.

Экая подумаешь невидаль - лес! Ты что же, малыш, клад там зарыл или зерна жемчужные посеял?

Клад! Жемчужные зерна! В ту пору я даже не понимал значения этих слов. Мои желания не простирались тогда так далеко.

Обычно мой отец и три моих дяди привозили мне из лесу то голубиные яйца, то зайчонка, то маленьких пискливых перепелят; они дарили мне пригоршни лесных орешков с плотными сочными ядрышками - мое любимое лакомство; привозили они мне и пучки красноватых гибких ивовых прутьев, из которых я плел потом маленькие запруды для рыб, водившихся в нашей речушке. Каждую весну я получал в подарок маленькую звонкую дудочку, искусно вырезанную из тростника.

Я чувствовал себя в ту пору безгранично счастливым.

Эгнате Ниношвили

"Гогия Уйшвили"

Опять к нам в деревню поставили «экуцию». Сегодня староста обегал всех и объявил: мы должны внести на содержание этой «экуции» по десять рублей с дома, да еще дрова, сено, кукурузу и прочее! - с болью и безнадежностью в голосе говорила Марине своему мужу Гогии вечером, когда тот вернулся с работы.

Как! Опять «экуция»!.. С ума ты что ли сошла, баба! Если опять они поставят к нам «экуцию», остынет наш очаг!.. - сказал Гогия, и лицо его нахмурилось.

Ты что на меня-то сердишься, точно я в этом виновата! - упрекнула мужа Марине.

Заладила! Сержусь на тебя! Пойми, о чем я говорю! Ты должна была сказать этому анафеме: выкуп, мол, за барщину плати, да церковный налог на содержание попа плати, да почтовый налог плати, да дорожный налог плати, и не перечислить еще, какую пропасть налогов мы должны поставлять нашим горбом. Мало им этого показалось, у вас, говорят, разбойники скрываются, взяли и поставили к нам прошлый год «экуцию», разорили нашу деревню. Вот что ты должна была сказать ему! - так говорил Гогия, подсаживаясь к очагу.

Отар Чиладзе

"Железный театр"

1
Землю возили на арбах. В ямках пузырилась мутная вода. Между ямок были разбросаны саженцы с укутанными в тряпки корнями: какой-то чудак-немец задумал разбить сад на песке. В порту несколько полусгнивших барок терлись бортами друг о друга. Искривленное отражение мачты покачивалось на зеленоватой морской глади. Чайки кричали, заливались хохотом. На берегу валялась мертвая лошадь. Из ее распоротого брюха внезапно выскакивала крыса, рассекала воздух, как снаряд, и плюхалась в мире. «Прямиком в Турцию», - говорил папа. Но всего удивительнее был молочник. Бидон молочника дразнил его, высовывая белый, дымящийся язык. У самого же молочника голова была обвязана башлыком, а изо рта торчала длинная пестрая трубка, которую он непрестанно со свистом посасывал. «Посажу тебя в эту посудину - родной отец вовек не отыщет!» - говорил он с улыбкой. Вместе с пустым бидоном он уносил остатки яств со вчерашнего стола. После него оставался на балконе сдобный запах, теплый и влажный. Так начиналось утро.

Сулхан-Саба Орбелиани

"О мудрости вымысла"

Жил некогда царь, деяний которого никто не в силах себе представить; он скопил в своем сердце добротой и благотворением столько милосердия, что и сам не мог его измерить. Пылкость и жестокость своего гневливого сердца он побеждал благостным дуновением богобоязненности, щедростью утолил жар больше, чем облака, несущие влагу; обильнее дождя, падающего с небес, были дары, которыми он награждал людей.
Страх и трепет перед ним охватили всю землю; люди боялись его больше грома, по его милость и ласка были пленительнее и сладостнее, чем сосцы матери для младенца.
Имя этого великого и прославленного царя было Финез.
У него был везир, мудрость его достигала небес. Умом своим он измерил вдоль и поперек земную твердь, ученостью проник в морские бездны, воздушные явления и звездные пути он начертал на скрижалях своего сердца. Кротостью своих речей он укрощал диких зверей, уподобляя их людям. По слову его скалы таяли, как воск, птицы говорили человечьими голосами.
Имя этому везиру было Седрак.

Чабуа Амирэджиби

"Сорока-сплетница"

Лиса, осёл и кукушка привели на суд ко льву сороку.
Лев зевнул, надел очки и сказал:
- В чём провинилась сорока?
Лиса сказала:
- Сорока распустила про меня слух, что я бесхвостая. Я подумала: задеру-ка хвост повыше, все увидят, что хвост у меня есть, и не станут больше надо мной смеяться. С тех пор я так и привыкла ходить. Охотники меня издалека видят. И каково мне теперь, уважаемый судья, без хвоста жить, посудите сами!..
Лиса положила на стол перед львом хвост, весь подпалённый и пробитый дробью. Лев поправил очки, внимательно осмотрел его, вздохнул и сказал:
- Какой был пышный хвост! Такого, как у лисы, хвоста ни у одного зверя не было!
Лев повернулся к сороке и спросил:
- Ты зачем лгала?
- Откуда я знала, что у неё такой пышный хвост? Ошиблась я, простите меня! - ответила сорока.

Даниел Чонкадзе

"Сурамская крепость"

Прошлым летом, когда, истомленные нестерпимой жарой, жители Тбилиси искали прохлады за городом, несколько молодых людей, а среди них и ваш покорный слуга, уговорились собираться каждый вечер на Песках, за рекою, против анчисхатской церкви, и весело проводить там время до поздней ночи. В уговоре нашем имелось такое условие: каждый должен был рассказать какое нибудь предание, притчу или повесть из грузинской жизни.
Был один из тех прекрасных вечеров, которыми столь часто в нашей стране сменяются знойные дни. Молодые люди только что искупались в реке; одни пили чай, другие еще одевались, остальные же окружили Д. Б. , - он, положив на колено тари, что-то наигрывал и напевал вполголоса. Спустя некоторое время, когда все напились чаю и слуги принялись за приготовления к ужину, молодые люди вспомнили, что в этот вечер еще не слышали очередного рассказа. Стали выяснять, чья сегодня очередь; оказалось, что каждый уже рассказал что-нибудь. Попросили одного, попросили другого - однако охотников не находилось. Пришлось кинуть жребий. Один из нас, поднявшись с места, стал считать: «Ицило, бицило, шрошано…» и т. д. Считалка закончилась на Нико Д.
- Поздравляем, Нико! Поздравляем! - закричали все наперебой.
- Нет, друзья, избавьте меня сегодня. Право, не знаю что рассказывать, не готовился.
- Эх, друг Нико! Помяни бога и начни: «Жили-были…», а дальше само пойдет, уверяю тебя! - сказал наставительным тоном Сико.
- Ладно… Так слушайте же! - И Нико начал.

Михаил Лохвицкий

"Поиски богов"

Лета 1867-го, марта месяца, седьмого дня от Рождества Христова, по григорианскому календарю, или первого числа месяца зуль каада, 1233 года, по мусульманскому, или за две недели до головного дня первого месяца Нового, несчетного года от порождения адыгов Солнцем, по летосчислению адыгскому, над горами Кавказа голубело небо, пропитанное жарким сиянием низко и медленно плывущего дневного светила.
Горячие лучи оплавили лед на повернутой к солнцу вершине горы, струйки воды змеями заползли под толщу слежалого снега, размыли его связи с промерзшей землей, и громадная, как нартский конь-альп, лавина, еле слышно вздохнув, устремилась во все ускоряющийся бег по крутому склону, уплотняя воздух. Твердь снега и воздуха срывала с основания нагромождения скал, срезала, словно травинки, кривые дубки, ели, пихты, и ущелье огласилось тихим стоном ужаса.

Ладо Мрелашвили

"Мальчишки из Икалто"

В грозу
Гром грохотал с такой силой, что заглушал треск и скрип деревьев, сгибающихся под порывами ветра. Ливень хлестал как из ведра. Шумные ручьи сломя голову неслись по скатам и низвергались в овраг Икалто, где пенился и рычал, ворочая камни, вздувшийся поток. Вокруг не было ни души. На балконах домов и под балконами, уткнув носы в тёплые пушистые хвосты, лежали лохматые псы. И только за околицей, возле леса, в старом, заброшенном сарае молния высвечивала два мальчишеских лица, Судя по их выражениям, мальчишкам были нипочём гроза и ветер, бушующие за стенами.
- Ну и ночка! - проговорил один из них и опустился на солому, устилавшую весь сарай.
- Да, вовремя мы сюда добрались, не то не просохнуть нам до утра.
- Ха-ха-ха! Дома-то сейчас уверены, что я у тебя. А твои старики думают, что ты у нас…
- Потише, Гоги, не смейся так громко!
- Ничего, Сандро, в таком шуме всё равно никто не услышит.

Гурам Панджикидзе

"Седьмое небо"

1
Раннее июльское утро.
Воздух над аэродромом прозрачен и чист.
У трапа ТУ-104 толпятся и громко переговариваются пассажиры. Стюардесса, понимая всю безнадежность своих усилий, пытается их утихомирить.
- Товарищи! Товарищи, не торопитесь. Все успеете.
Леван Хидашели стоит поодаль и молча смотрит на своих беспокойных попутчиков. Он не любит суеты.
С жужжанием, как пчелы, пассажиры исчезают один за другим в темном отверстии входа.
Вот уже скрылся последний, а Леван все еще не двигался с места. Стюардесса вздохнула с облегчением и только сейчас заметила его. Леван почувствовал на себе взгляд. Машинально потянулся к карману, хотел вытащить коробку папирос, но вдруг вспомнил, что курить у самолета нельзя. С досадой махнул рукой и поднял свою спортивную сумку.
- Вы в Тбилиси? - спросила стюардесса, взглянув на билет.
Леван ничего не ответил.

Нико Лордкипанидзе

"Богатырь"

Прангулашвили издавна славились по всей Нижней Имеретии своей богатырской силой. Недаром их часто называли Вешапидзе. И в самом деле они обладали столь же чудовищной силой, сколь и чудовищной прожорливостью. В боях Вешапидзе никогда не притязали на первенство, но кинжалом, величиною с буйволиное ярмо, орудовали так, словно то был легкий прутик.
И применяли они это оружие своеобразно. Если вражеский отряд приближался гуськом, Прангулашвили разили противника прямо в грудь или живот, не разбирая, в кость или мякоть, одним ударом насаживали на острие кинжала по два-три человека и потрошили их, точно поросят. Если же враг наступал развернутым строем, они били наотмашь от правого уха к левому бедру, сокрушали одним ударом двоих противников, а третий сам валился на землю, то ли от ужаса перед сверкающим лезвием, то ли опрокинутый воздушной волной.
На войну Прангулашвили обычно посылали только одного воина, ни больше, ни меньше, поскольку весь их род состоял из одной семьи.

Григол Абашидзе

"Долгая ночь"

Грузинская хроника XIII века

ГЛАВА ПЕРВАЯ
Дети играли у ручья, текущего по каменному желобу. Среди них был юноша, вероятно, не старше шестнадцати лет, хотя на вид, и ростом, и шириной плеч, да и серьезной задумчивостью в лице, он выглядел намного старше своих лет. Юноша старательно прилаживал игрушечное мельничное колесо. Он воткнул по обе стороны ручья тонкие развилки, положил на них ось колеса и теперь постепенно опускал его, чтобы светлая, летящая по ровному желобу струя задела за легкие деревянные лопасти. Внезапно он отнял руки, распрямился. Колесо завертелось, разбрызгивая на траву мелкие прохладные капли. Дети столпились у чудесной мельницы, теснясь и мешая друг другу.
Распрямившись, юноша действительно оказался высоким, широкоплечим, стройным. Он стоял над ручьем, как великан над большой рекой, опираясь ногами на разные берега. И вода, и возня детей, их визг и веселый смех были где-то внизу, и юноша уж не видел ни летящей по желобу воды, ни веселого колесика, ни детских лиц. За близким шумом и смехом он различил вдалеке что-то такое, что заставило его насторожиться и вслушаться. Потом он метнулся к широким воротам, выходящим как раз на проезжую дорогу.
По дороге трусил лопоухий ослик. На нем сидел не старый еще, но, как видно, рано отяжелевший, рыхлый мужчина. Он был бледен той болезненной бледностью, которая появляется, если человек мало двигается, мало видит солнца и свежего воздуха.

С Грузии Тбилиси связаны многие великие имена мировой литературы. «Через Грузию неизбежно проходят в сердечном плане русские поэты», - сказал Н. Тихонов. Этот город был всегда притягателен для русских поэтов, писателей и художников; они связывали с ним свою судьбу, а покидая Тбилиси, мысленно всегда возвращались к нему. «Волшебным краем» называл этот город А.С. Пушкин, который был до глубины души взволнован приемом, который оказали ему в Тбилиси. «Я не помню дня, - писал поэт, - в который бы я был веселее нынешнего; я вижу, как меня любят, понимают и ценят, и как это делает меня счастливым».

В Тбилиси и Грузии жили писатели-декабристы В. Кюхельбекер, А. Бестужев-Марлинский, А. Одоевский, поэты пушкинской плеяды - Д. Давыдов, А. Шишков, В. Тепляков. В Тбилиси служил корнет Нижегородского драгунского полка М. Лермонтов, сосланный на Кавказ за стихотворение «На смерть поэта» и посвятивший Грузии своих «Демона», «Мцыри», «Дары Терека» и другие произведения. Из Тбилиси поэт писал: «Если бы не бабушка, то, по совести говоря, я бы охотно остался здесь».

Через 14 лет после отъезда М. Лермонтова сюда приехал Л. Толстой. Готовясь вступить в Кавказскую армию, он поселился в доме немецкого колониста и вел дневники о своем пребывании в Грузии. Здесь Л. Толстой написал свое первое произведение «Детство», а десятилетия спустя - повесть «Хаджи-Мурат», в которой отразились многие из его тбилисских впечатлений.

Не один раз бывал в Тбилиси русский драматург А. Островский.

Свой первый рассказ «Макар Чудра» молодой Алексей Пешков опубликовал в тбилисской газете «Кавказ» и впервые подписал его именем «Максим Горький». Поэма «Девушка и смерть», наброски к легенде «Данко», несколько рассказов - все это тбилисский период творчества М. Горького.

В разное время через Тбилиси пролегали литературные пути Г. Успенского, А. Белого, В Тбилиси находили добрых друзей В Маяковский, С Есенин, Б. Пастернак, О. Мандельштам, К. Паустовский здесь бывал А Чехов

Друзей у русских писателей и других выдающихся деятелей русского искусства в «теплом» городе Тбилиси было немало. Многие останавливались в гостеприимном доме князя Александра Чавчавадзе - поэта-романтика и образованнейшего человека своего времени. Современники говорили о нем: «Все, что приезжало из Петербурга порядочного и сановитого, молодого и старого, составляло принадлежность гостиной князя Прелестное семейство его.. было в Тбилиси единственным, в котором заезжие гости с Севера и Запада находили начало святого грузинского гостеприимства в полном согласии с условиями образованного европейского общества».

С Тбилиси и семейством князя А Чавчавадзе была тесно связана судьба А. Грибоедова, который, по словам одного из современников, «любил Грузию так пламенно, так чисто, как редкие любят даже родину свою». Еще до того, как комедия «Горе от ума» была выпущена в свет, ее ставили на тбилисской сцене любители. Неоконченную трагедию А. Грибоедова «Грузинская ночь» современники признавали достойной «украсить не только русскую, но и всю европейскую литературу». А.С Грибоедов был женат на Нине - дочери князя А Чавчавадце.

На полпути к святой горе Мтацминда, нависающей с запада над Тбилиси щетинистым гребнем Возле церкви на двух разновысотных террасах и расположился Пантеон грузинских писателей и общественных деятелей,

В скале на нижней террасе, в маленьком гроте с каменной аркой, видны две могилы. На арке высечена надпись на грузинском языке: «Здесь покоится прах Грибоедова. Воздвигла памятник этот супруга его Нина, дочь поэта Александра Чавчавадзе, в году 1832».

На холмах Грузии

Александр Пушкин

На холмах Грузии лежит ночная мгла;
Шумит Арагва предо мною.

Сны о Грузии

Белла Ахмадулина
Сны о Грузии — вот радость!
И под утро так чиста
виноградовая сладость,
осенившая уста.

Из стихотворения «Владикавказ — Тифлис»

Владимир Маяковский

…Я знаю:
глупость – эдемы и рай!
Но если
пелось про это,
должно быть,
Грузию,
радостный край,
подразумевали поэты…

Поэтам Грузии

Сергей Есенин
Земля далёкая!
Чужая сторона!
Грузинские кремнистые дороги.
Вино янтарное
В глаза струит луна,
В глаза глубокие,
Как голубые роги.

Мне Тифлис горбатый снится

Осип Мандельштам
Мне Тифлис горбатый снится,
Сазандарей стон звенит,
На мосту народ толпится,
Вся ковровая столица,
А внизу Кура шумит.

Земля грузин

Евгений Евтушенко

О Грузия — нам слезы вытирая,
ты — русской музы колыбель вторая.

О Грузии забыв неосторожно,
в России быть поэтом невозможно.

— — —
Земля грузин

Земля грузин, ты так мала!
Не тыщеверстным протяженьем
могуча ты, — а притяженьем
и человека, и орла.

Фрагмент стихотворения «Волны»

Борис Пастернак

…Мы были в Грузии. Помножим
Нужду на нежность, ад на рай,
Теплицу льдам возьмем подножьем,
И мы получим этот край.

Многие грузинские писатели хорошо известны не только в своей стране, но и далеко за ее пределами, особенно в России. В этой статье мы представим несколько самых видных литераторов, которые оставили наиболее заметный след в культуре своей страны.

Классик литературы

Один из самых известных писателей XX века - автор романов и эпопей Чабуа Амирэджиби. Он родился в 1921 году в Тифлисе. В 1944-м был арестован за участие в политической группе "Белый Георгий", приговорен к 25 годам заключения.

Ему удалось трижды бежать, причем в последний раз его поддельные документы оказались настолько хороши, что Чабуа стал директором завода в Белоруссии. Однако в результате его вновь арестовали и отправили в лагерь.

В 1953 году Чабуа Амирэджиби — один из активных участников восстания заключенных в Норильске, освободился только в 1959-м. В 90-е был депутатом в 2010-м открыто обвинял режим президента Михаила Саакашвили. В этом же году он постригся в монахи. Умер в 2013-м. Писателю было 92 года.

Главный роман Чабуа Амирэджиби - "Дата Туташхиа", который он писал с 1973 по 1975 годы. Это эпическое произведение, в котором автор нарисовал достоверную панораму дореволюционного грузинского общества. Дата Туташхиа - главный герой, которого зовут так же, как персонажа грузинской мифологии, ставит перед собой цель искоренить все зло в мире, но это приводит его к конфликту с государством и законом. Дата становится изгнанником.

В 1977 году по мотивам этого романа был снят многосерийный фильм "Берега".

Луки Разикашвили

Еще один известный грузинский писатель и поэт - Лука Разикашвили. Он родился в 1861 году, писал поэмы, пьесы и стихи. В литературе больше известен под своим псевдонимом - Важа Пшавела.

Важа начал писать в 1881 году, высшее образование хотел получить в Петербурге, но смог стать только вольнослушателем на юридическом факультете.

Основная тема его творчества - социально-этнографическая. Важа Пшавела подробно рассказывает о жизни и традициях горцев, их обычаях и быте.

При этом ему удается наметить назревающий конфликт между старым и новым укладом жизни, который поэтому удалось рассмотреть одному из первых. Всего он написал 36 поэм и около 400 стихотворений.

В России его творчество хорошо известно по переводам Бориса Пастернака, Осипа Мандельштама, Марины Цветаевой.

Предводитель национально-освободительного движения

Грузинский поэт и писатель Акакий Церетели - видный мыслитель, национальная и общественная фигура. Он родился в 1840 году, всю свою жизнь посвятил борьбе против царизма и крепостного права.

Большинство его художественных произведений стали классическими образцами народности и идейности. Самые известные из них - это "Имеретинская колыбельная", "Песня рабочих", "Желание", "Чонгури", "Рассвет", "Маленький Кахи", "Баграт Великий", "Натэла". На них воспитывались многие патриотические идеалы в грузинском народе.

Акакий Церетели скончался в 1915 году в возрасте 74 лет.

"Я, бабушка, Илико и Илларион"

Большой популярностью в Грузии пользуется автор романа "Я, бабушка, Илико и Илларион" Нодар Думбадзе. Он появился на свет в Тифлисе в 1928 году. Работал в журналах "Рассвет" и "Крокодил", был сценаристом на киностудии "Грузия-фильм".

Свой самый известный роман он написал в 1960 году. Роман посвящен грузинскому мальчику по имени Зурико, который живет в небольшом селе. Действие разворачивается в довоенной Грузии. Главный герой - школьник, который сталкивается с первой любовью, затем провожает взрослых односельчан на Великую Отечественную войну, с теми из них, кто остается в живых, радуется победе над фашизмом.

После школы Зурико поступает в университет в Тбилиси, но, получив высшее образование, все-таки возвращается в родное село, чтобы остаться до конца жизни с самыми верными и любящими друзьями. В 1963 году роман был экранизирован, под одноименным названием он вышел на студии "Грузия-фильм".

Нодар Думбадзе скончался в 1984 году в Тбилиси, ему было 56 лет.

"Каналья"

В 1880 году в Тифлисской губернии родился будущий классик грузинской литературы Михаил Адамашвили. Свой первый рассказ опубликовал в 1903 году, тогда и придумал себе псевдоним. С тех пор все его знают под именем Михаил Джавахишвили.

После Октябрьской революции находился в оппозиции к советскому правительству, был членом Национально-демократической партии Грузии. В 1923 году большевики его арестовали и приговорили к смертной казни. Оправдать Михаила Саввича удалось только при поручительстве грузинского Союза писателей. Внешне он примирился с советской властью, но в действительности отношения оставались непростыми до самой смерти.

В 1930 году его обвиняли в троцкизме, только с приходом к власти Берии новый приговор был отменен. Джавахишвили даже стали печатать, а его роман "Арсен из Марабды" экранизировали.

Его роман 1936 года "Женская ноша" советские идеологи осудили, заявив, что большевики в нем представлены настоящими террористами. После этого писатель отказал Берии описать работу большевиков в дореволюционной Грузии. В 1936 году он поддержал Андре Жида, и его объявили врагом народа.

В 1937 году Михаила арестовали за антисоветскую провокацию и расстреляли. До конца 50-х годов его произведения оставались под запретом, только после развенчания культа личности Сталина грузинского писателя реабилитировали, а романы стали переиздавать.

Свой самый известный роман "Каналья" он создал в 1924 году. В нем описывается, как известный проходимец по имени Квачи Квачантирадзе путешествует по Санкт-Петербургу, Грузии, Стокгольму и Парижу. Ему удается проникнуть в молельню к Григорию Распутину, в царский дворец, принять участие в Первой мировой и гражданской войнах. Свой путь к успеху и славе он прокладывает через спальни первых красавиц Российской империи и плутни.

Имя напористого пройдохи стало нарицательным, в Грузии его ставят в один ряд с Остапом Бендером, Фигаро и Казановой.

Грузинский фантаст

Яркий представитель грузинской фантастики - Гурам Дочанашвили. Он появился на свет в Тбилиси в 1939 году. Писал много романов, повестей, эссе. В России в первую очередь известен по таким произведениям, как "Песня без слов", "Там, за горой", "Одари меня трижды".

Основные темы, которые он исследует в своих книгах - это любовь, дружба, служение искусству.

Гамсахурдия - известный грузинский филолог и историк литературы, писатель, родившийся в 1891 году. Получив высшее образование в немецких университетах, он стал одним из самых влиятельных прозаиков XX столетия.

После обучения в Европе вернулся в Грузию в 1921 году, когда тут уже установилась власть большевиков. Поначалу он отнесся нейтрально к новым правителям, но с нарастанием советизации, притеснением свобод и развитием машины репрессий начал выступать с антибольшевистскими речами.

Создал "Академическую группу", которая призывала за искусство вне политики. В 1925 году был опубликован первый роман под названием "Улыбка Диониса", в котором максимально подробно представлены его эстетические и философские взгляды. Главный герой - интеллигент родом из Грузии, чем-то похожий на самого автора, который отправляется познавать жизнь в Париж. В незнакомом городе он остается чужаком, оторвавшимся от своих корней. Советские критики обвинили автора в декадентстве.

В 1924 году антисоветское восстание в Грузии потерпело поражение, Константина изгнали из Тбилисского университета, где он читал лекции по немецкой литературе. В 1926 году Гамсахурдию арестовали, он получил 10 лет за участие в антисоветском восстании. Срок отбывал в Соловецком лагере особого назначения, в заключении пробыл больше года и был освобожден досрочно.

Творчество Гамсахурдия

В годы сталинского террора работал над своим главным произведением - романом о судьбе художника при тоталитарном строе "Десница великого мастера". Он был написан в 1939 году.

События разворачиваются в XI веке, когда по заказу царя Георгия I и католикоса Мельхиседека грузинский зодчий Арсакидзе строит православный храм Светицховели. Судьбы главных персонажей романа сплетаются в настоящий трагический клубок, оба претендуют на любовь прекрасной дочери феодала Талаквы Колонкелидзе — Шорены. Они разрываются между чувством и долгом. Писатель приходит к трагическому выводу, что ни один человек не может быть счастлив в тоталитарном обществе. Оба героя приходят к разочарованию и смерти, они становятся жертвами тоталитарного режима, хоть по внешним признакам и находятся по разные стороны власти. В своем произведении Гамсахурдия в аллегорической форме описывает трагизм правления Сталина.

Похожим темам посвящена его тетралогия "Давид Строитель", которую он писал с 1946 по 1958 годы. Ее события разворачиваются в XII веке во время расцвета грузинского феодального государства.

В 1956 году в романе "Цветение лозы" Гамсахурдия описывает колхозное крестьянство, превращающие в виноградники когда-то бесплодные земли. В 1963 году заканчивает мемуары "Общение с призраками", которые было запрещено публиковать, а напечатали только после 1991 года.

Лаврентий Ардазиани

Основоположником реализма среди грузинских авторов считается Лаврентий Ардазиани. Именно он подготовил плодотворную почку для критического реализма в этой стране.

Он родился в Тифлисе в 1815 году, учился в приходской школе, поступил в духовную семинарию, так как его отец был священником.

После получения образования долго не мог устроиться на работу, пока не получил мелкую канцелярскую должность в Тифлисском окружном управлении. В те же годы начинает сотрудничать с литературными журналами, печатает публицистические статьи, переводит на грузинский язык трагедию Шекспира "Гамлет".

Его самый известный роман написан в 1861 году, он называется "Соломон Исакич Меджгануашвили". Он описывает купца-стяжателя и настоящего финансового хищника. В романе "Путешествие по тротуарам Тбилиси" реалистично рассказывает о жизни города, издевательствах чиновников над обычными людьми.

В своих полемических статьях отстаивал идеи "нового поколения", выступая за развитие реализма в литературе.

Карчхадзе исследователями литературы считается одним из самых значительных грузинских прозаиков в XX веке. Он родился в Ванском муниципалитете в 1936 году.

Свои лучшие произведения написал в в 80-е. В 1984-м вышел его роман "Караван", а в 1987-м - "Антонио и Давид".

Еще один грузинский писатель, о котором нужно упомянуть в этой статье — киносценарист Резо Чейшвили. Популярность ему принесли сценарии к кинофильмам, за которые он получил не только народную любовь и признание, но и государственные премии.

В 1977 году по его сценарию Эльдар Шенгелая снял трагикомедию "Мачеха Саманишвили" про дореволюционную Грузию, на следующий год вышла картина Деви Абашидзе "Кваркваре", в которой Чейшвили нарисовал яркую политическую сатиру на мелкобуржуазный дореволюционный мир.

Государственную премию он получил за сценарий к комедии Эльдара Шенгелии "Голубые горы, или Неправдоподобная история" про молодого автора, который относит свой рассказ в издательство, а его все не печатают. Происходит это из-за того, что каждый там занят чем угодно, но только не работой. Директор целыми днями заседает в президиуме и проводит время на банкетах, сами редактора зачем-то учат французский язык, готовят обед или играют в шахматы. Рукопись молодого писателя прочитывает только случайно оказавшийся в редакции маляр.

Резо Чейшвили умер в Кутаиси в 2015 году.

О медовом месяце мотылька и хлебе насущном.

От себя.
Это чудесная статья Шота Иаташвили, опубликованная в Журнальном зале в 2003 году.
С радостью воспользуюсь шансом познакомить всех интересующихся грузинской литературой. Хотя бы фрагментарно. И благодарность Шота за титанический труд.
В статье упоминаются поистине великие авторы грузинской прозы, чье имя на слуху даже у русскоязычных читателей. Но тем интереснее будут имена сугубо грузинских писателей.

Фрагменты мозаики новой грузинской прозы

Новый этап формалистического экспериментаторства и идейных обновлений начался в грузинской прозе с 1990-х годов, поэтому мы и остановимся на этом отрезке времени. Как правило, новые тенденции обнаруживаются в произведениях молодого поколения, что вполне естественно. Исходя из этого, основным предметом нашего внимания будут именно молодые авторы. Другое дело, что нередко эксперименты эти бывают интересны как оригинальные замыслы, но их художественное воплощение — не слишком высокого уровня, если судить по современным меркам. В то же время старые мастера продолжают писать на высоком уровне, но не обновляются ни идейно, ни по форме. Это, однако, относится не ко всем, и поэтому из "продукции" старшего поколения выделим тексты, которые вписываются в контекст эпохи.

Конечно, в современной грузинской литературе есть интересные авторы, которые держатся на плаву, и будет уместным начать разговор именно с них. Диагностика новых методов и литературных технологий, с помощью которых они привлекают внимание читателя, даст возможность поговорить и об авторах, не столь раскрученных, чьи эксперименты и идеи не менее (если не более) важны для новой грузинской литературы.
1.
Из молодого поколения самым популярным прозаиком на сей день является Ака Морчиладзе (р. 1966). Он уже выпустил как минимум дюжину романов и сборников рассказов, и они, по нынешним скромным грузинским масштабам, являются бестселлерами. Ака Морчиладзе пишет произведения двух типов.
Первый — это стилизации грузинского быта и языка ХIХ и начала ХХ века. В этих текстах он удачно создает свою мифологию города Тбилиси, применяя в том числе и чисто постмодернистские методы. Например, в самом известном (и, наверное, самом лучшем) романе этого типа — “Перелет на Мадатов и обратно” (1998 г.) он вводит в детективную линию полковника жандармерии Мушни Зарандия, одного из главных персонажей из романа Чабуа Амирэджиби “Дата Туташхиа”, а в другом герое — художнике Хафо — легко узнать Сергея Параджанова .

Ака Морчиладзе очень часто свои произведения создает в детективном жанре. Не случайно критики сравнивают его с Борисом Акуниным . Но списывать успех только на популярность жанра было бы, конечно, неверно и несправедливо. И еще не известно, какие из произведений принесли Морчиладзе большую популярность. Дело в том, что параллельно с экспериментами в жанре исторического детектива, он пишет и романы о современности. В них речь идет уже совсем о другом: о новом типе отношений в обществе, об элитаризме, снобизме, о тинейджерах. Манера разговора, арго и жаргоны тоже в какой-то степени стилизуются, и нередко мы имеем дело не с фиксацией современной грузинской разговорной речи, а с ее артистически заостренным уточнением. В последнем романе — “Долой кукурузную республику” (2003 г.; это название заимствовано у романа Константина Лордкипанидзе 30-х годов ХХ века) — Ака Морчиладзе постарался проявить некий профитизм в этой сфере: как известно, за последние двести с лишним лет в грузинскую речь вошло много русских слов в искаженной форме. Особенно сильно разбавлена русскими заимствованиями жаргонная речь. Но в последнее время начался новый процесс типа: в разговорную речь внедряется английский. Зачатки нового жаргона хорошо уловил Морчиладзе. Действие его романа происходит в Лондоне. Текст якобы переведен с английского на грузинский, и из-за плохого перевода речь грузинских эмигрантов перегружена англицизмами. Я очень сомневаюсь, что именно так сегодня общаются между собой грузинские эмигранты, скорее, исходя из политических и социокультурных тенденций, писатель попытался заглянуть в будущее грузинской разговорной речи.

Зураба Карумидзе (р. 1957) часто упоминают в одной связке с Морчиладзе, когда речь идет о стилизациях. В принципе, он начал делать это раньше, чем Морчиладзе, но из-за специфики его стилизаций популярным автором не стал. Знаком его творчества является модернизм типа джойсовского, и можно даже сказать, что его последний роман “Винотемное море” (2000 г.) есть попытка написать грузинский “Улисс”. Человек, вращающийся в артистических и элитарных кругах Тбилиси, читая этот текст, узнает многих персон. Если же посмотреть глубже, становится очевидным стремление писателя создать культурологическую картину города конца века (и нашего, родного Тбилиси, и Города вообще). Метод письма Карумидз е здесь адекватен методу создания музыкального произведения, поэтому сюжетная линия часто теряется, она второстепенна. На первый план выходят звукопись, ритмика и т.д. — Карумидзе умеет оживлять архаизмы, его язык экспрессивен. Вместе с тем это текст очень (может, даже слишком) интеллектуальный, перегруженный цитатами и реминисценциями.

“Стилиста” более нового поколения, Давида Картвелишвили (р. 1976), по многим приметам можно сопоставить с Акой Морчиладзе, но и существенных различий между ними много. Если говорить о технике письма, то отличительной чертой Картвелишвили является минимализм, емкость фразы, монтажность. Как и Морчиладзе, он создает стилизации конца ХIХ и начала ХХ века, но описывает и современный быт и нравы. Но о каких бы временах он ни писал, его тексты всегда озаряют какой-то до изумления чистый, настоящий сентиментализм и задушевность. В последнее время он, похоже, пошел на “радикальные меры” — начал писать рассказы, отмеченные христианской (точнее, православной) этикой, что выпадает из сложившегося литературного контекста. Его сборник рассказов “Дневники для Миранды” (2003 г.) — яркое и высокохудожественное тому подтверждение.

Роман Дианы Вачнадзе (р. 1966) “Ната, или Новая Юлия” (2003 г.) можно считать первым образцом нелинеарной прозы в грузинской литературе. Уже из названия ясно, что этот эпистолярный роман является попыткой воссоздания проблематики и тематики романа Руссо. Он начинается с письма Наты своему бой-френду Лео. Она пишет его в самолете за полчаса до приземления в Нью-Йорке. В этот момент Ната осознает, что расстояние между нею и Лео стремительно растет и сексуальная близость с ним невозможна. У нее начинается душевный кризис, который хладнокровно анализирует ее друг. Но вскоре и он впадает в тяжелую депрессию. Переписка постепенно обрастает дневниками, записями снов, эссеистикой (например, в роман включено эссе Бодрийяра “Смерть в Венеции”) и т.д. Текст становится многомерным. Неоднороден и язык романа: стилизация манеры Руссо, утрированно вычурный стиль и поэтическая проза, пародия на культурологические тексты, перегруженные терминологией, да вдобавок еще и сленг, который в разных языковых пластах меняется, мимикрирует, “вживаясь” в очередную стилистическую ситуацию. Кроме того, в корпус романа вошло шесть рецензий на него. Дело в том, что роман, начиная с 1999 года, печатался по мере написания в газете “Альтернатива”. На незавершенный роман критики откликались рецензиями — они публиковались в этой же газете. Эти рецензии влияли на развитие произведения. Дошло до того, что один из рецензентов стал персонажем романа, а главные герои — Ната и Лео — в своих рассуждениях начали пользоваться аргументами критиков. В завершенном виде роман можно читать по-разному: сперва основной корпус, а потом рецензии или все подряд, вместе с рецензиями, следить, как развивались отношения между основным автором и критиками, как общими усилиями они создавали этот текст.

В ХIХ веке деление искусства на жанры приняло интенсивный характер. Этот процесс в ХХ веке стал широкомасштабным, а к концу века жанровая дифференциация фактически завершилась. Жанровый спектр обогатился и за счет кинематографа, который внес в литературу такие жанры, как “боевик”, “ужас”, “триллер” и т.д. Жанровое искусство в наше время по большому счету — ремесло, но вместе с тем жанровое многоголосие стало очень впечатляющим. Наверно, как раз это и навело некоторых художников на мысль, что, манипулируя жанрами, эти окаменевшие структуры можно оживить, создать из них некий новый организм. С самого начала подход “манипуляторов” был ироничен. Точнее, ироничным был подход к читателю, поклоннику какого-то одного жанра: например, произведение начиналось как детектив, но мало-помалу детективный сюжет улетучивался, и удивленный читатель обнаруживал, что читает чистую эротику. Эротику сменяла научная фантастика, потом возвращался детектив, и т.д. до конца произведения. Композиционно именно так построен один из лучших образцов жанрового эклектизма, роман американского писателя Чарльза Буковски “Макулатура” (1994 г.). Этот прием задействован и в романе грузинского писателя Марсиани (р. 1953) “Медовый месяц мотылька”, вышедшем в 2003 году, но написанном 20 лет назад — в 1982—1983 годах.

В мировой литературе тех лет, наверное, трудно будет отыскать текст, столь концептуально, целенаправленно воплощающий формальный метод, как роман Марсиани. Тем более это справедливо в отношении грузинской литературы. Кто-то вспомнит “Ватер(по)лоо” Гурама Дочанашвили , где есть приметы “жанрового компота”. Но с уверенностью можно сказать, что в полной мере в Грузии эту идею реализовал Марсиани.

В реалистических пассажах этот роман наэлектризован легкой эротикой бытия. В фантастических фрагментах эта эротика становится фактически “непристойной”, но в фантастическом ареоле ее “непристойность” нейтрализуется. Марсиани работает на грани китча, когда он использует практику сюрреализма. Имея дело с “жанровым компотом”, игнорировать китч как общий знаменатель жанров уже неуместно — такова позиция автора. Вообще роман Марсиани — копилка архетипов с оригинальной модернизацией мифологии и фольклорных тем.

Марсиани — из Кутаиси, я отмечаю это потому, что этот город не перестает “поставлять” обновителей грузинской литературы и новаторский дух в нем не угас. После таких прозаиков, как Резо Чеишвили и Резо Габриадзе , лучшие представители следующих поколений в силу разных причин менее заметны на литературной арене. Но они продолжают создавать тексты, которые, я уверен, со временем будут заметно влиять на литературный процесс. Среди этих авторов надо назвать Циру Курашвили (р. 1962). В ее текстах — особо стоит отметить повесть “Не оглядывайся!” (2001 г.) — показана невыносимая социально-политическая ситуация в грузинской провинции последних лет. Это делается с редкой внутренней открытостью и экспрессией. Основная особенность ее манеры письма — использование для достижения большего накала повествования стилизованного имеретинского диалекта. Подобный ход редко встретишь в грузинской литературе, где диалект, как правило, используется как юмористическая краска (Н.Думбадзе, Р.Чеишвили и др.). Такие прецеденты можно отыскать в грузинской прозе начала ХХ века, когда мегрельский диалект служил К.Гамсахурдиа и Д.Шенгелая для эмоциональной нагрузки текста. В этом плане особенно надо отметить роман Демны Шенгелая “Санавардо”.

Коль разговор зашел об использовании диалекта, обязательно следует вспомнить Бесо Хведелидзе (р. 1972 г). Он идет в своих экспериментах дальше: его персонажи — коренные тбилисцы, занятые цивильными делами и размышляющие на актуальные и вечные темы, — почему-то разговаривают на каком-то странном диалекте, похожем на кахетинский. Такая несовместимость дает возможность автору показать изнанку души персонажей, их внутренние проблемы. Вообще Бесо Хведелидзе — весьма плодовитый автор, он не ориентирован на какую-то одну тематику и стилистику. Фантазия у этого автора бурная, поэтому персонажи его рассказов больше смахивают на фантомы и не подпадают под известные психологические схемы.

В грузинской литературе всегда были табуированные и сакральные темы, и сегодня, когда молодые авторы обращаются к ним, это нередко вызывает общественный скандал. Год назад разгорелся самый большой скандал последних лет. В центре его оказалась повесть Лаши Бугадзе (р. 1977) “Первый русский” (2002 г.). В ней рассказывается о первой брачной ночи царицы Тамары (она ныне причислена грузинской православной церковью к лику святых) с князем Юрием Боголюбским, который, как известно из грузинских исторических хроник, был зоофилом. Но одно — сухая информация, затерянная в летописях, а другое — ее художественное описание. Многие грузины восприняли эту повесть как оскорбление. Вероятно, если она будет переведена на русский язык, и среди русских читателей окажутся те, чье национальное самолюбие будет задето и кто попытается намерения автора объяснить политическими соображениями. Но я не думаю, что, когда автор писал этот текст, он думал об эпатаже, о скандале. У Бугадзе лучше всего получаются как раз рассказы, где переработаны библейские сюжеты, исторические события и т.п. (скажем, его рассказ “Коробка” — о Ноевом ковчеге, рассказ “Дерево” — об Иисусовом осле). Он постоянно работает в этом створе, и рассказ “Первый русский” не был в этом смысле исключением. С другой стороны, автор все-таки осознавал, что его на такой поступок толкали “сатанинские силы”, и свое отношение к сюжету произведения выразил в его форме: рассказ должен читаться с конца к началу, начиная с 5-й главы и кончая 1-й, т.е. читатель должен листать текст в обратном порядке. И, как говорит автор в начале (т.е. в конце) рассказа, это написано так потому, что “все обратное — от черта” (грузинская пословица, которую на русский можно перевести как “все неправедное от лукавого”).

В современной грузинской литературе существует писатель, который осознанно ориентирован на литературный радикализм, — это Заза Бурчуладзе (р. 1973), который на первом этапе своего творчества печатался под “кафкианским” псевдонимом Грегор Замза . Он стремится как раз говорить о тех вещах, о которых в нашей литературе было не принято раньше говорить. В основе романа “Симпсоны” — проблема гомосексуализма. Но этой проблемой обеспокоены персонажи известного мультсериала “Симпсоны”. Мультипликативность, фантомность героев делает интонацию ироничной, действие — гротескным. Вместе с тем текст пронизан, может быть, несколько нарочитой, но все-таки какой-то обостренной болью.

В романе “Письмо к матери” (2002 г.) главный персонаж пишет маме из Тбилиси в Баку и откровенно рассказывает о своих интимных проблемах, начиная с детства. Нигде об этом не говорится прямо, но чувствуется, что в этих проблемах повинна мать. Предчувствие оказывается верным, тем не менее то, что происходит в финале романа, совершенно неожиданно — герой обрушивает на мать оскорбления, ругает и проклинает ее, а в конце последнего письма ставит большую черную точку, которая является точкой-какашкой.

Современная грузинская литература довольно сильно ориентирована на деструкцию, возможно, это всего лишь отражение современной реальности, реакция на нее. Но часто это делается ради привлечения внимания читателей и не обусловлено внутренними потребностями текста. В таком контексте возрастает роль авторов, несущих позитивную энергетику и духовность, тексты которых исследуют вечные темы. В этой связи следует еще раз упомянуть православный литературный модерн Давида Картвелишвили . Завершить же осмотр “новых” я хочу слугой господа Кришны Алеко Шугладзе (р. 1965).

В последнее время в грузинской литературе появились тексты, “сделанные” с использованием буддистской, дзен-буддистской, суффистской и т.д. практик. Но создается ощущение, что обращение к этим духовным практикам происходит ради экзотики и моды, сами тексты весьма поверхностны. В чем никак не обвинишь Шугладзе . Восточный стиль мышления он “подстраивает” под западную манеру письма. Повесть “Ответы одному малотиражному изданию” (1997 г.) — одна из лучших в прозе 90-х. Персонаж, который считает себя Мануэлем, вдруг обнаруживает, что все кругом зовут его Даниэлем, и впадает в аффект. Герой начинает утверждать, что он Мануэль. Соответственно члены его семьи, друзья и весь мир яростно доказывают ему, что он Даниэль, — и вся повесть выстроена как развитие этого конфликта. Обе стороны обнаруживают большой талант спекулятивного мышления. Обеим сторонам удается сильным аргументам противника противопоставить логически и психологически убедительные контраргументы. Согласитесь — весьма оригинальный литературный прием показа раздвоения личности, благодаря которому повесть избегает схематичности. Напротив, обретает экзистенциальность, метафизичность, чего часто недостает даже хорошей нашей литературе.

2 . Перейдем к старшему поколению.

Патриарх грузинской литературы, автор более 20 романов, замечательный рассказчик и неповторимый стилист Отар Чхеидзе (р. 1920) на протяжении своего творчества осуществляет проект, казалось бы, непосильный для современного писателя: он стремится стать художественным летописцем Грузии ХХ века. Двигался целенаправленно, и постепенно отрезок между годом написания нового произведения и отраженными в нем событиями сокращался. Соответственно, возрастала документальность, и вымысел все более подчинялся этой документальности, становился его литературной окраской. В 90-е годы Отар Чхеидзе “поравнялся” с хронологией и своими романами пошел бок о бок со временем. Писать о современной Грузии пришлось в очень тяжелые годы: гражданская война, свержение Гамсахурдиа, беспредел, возвращение Шеварднадзе... Отар Чхеидзе следил за этими событиями, описывал их, начиная с романа “Артистический переворот”. Персонажами романа стали члены парламента, министры, общественные деятели... Но писатель не ограничивался документальным описанием событий. Используя гротеск, публицистический пафос, он прямо выражал свою политическую позицию и свое отношение ко всем персонажам, написанным с натуры. И не удивительно, что после выхода каждого его романа разгорался скандал. Прототипы многих персонажей чувствовали себя оскорбленными и высказывали свое возмущение. Конечно, когда писатель стоит на какой-то политической платформе, это может сделать его произведения более или менее тенденциозными. Насколько точен и этичен был Отар Чхеидзе в своих оценках — об этом еще придется спорить, но с литературной точки зрения последние романы Чхеидзе, несомненно, являются феноменальными: такого синтеза документальности (даже можно сказать, гипердокументальности) и художественного вымысла, по-моему, до этого не было в грузинской литературе.

Чхеидзе закончил свой проект, став художественным летописцем ХХ века, и взялся за ХХI век. Последний его роман “2001 год”, как видно из названия, описывает события 2001 года. В нем одним из активных персонажей является Михаил Саакашвили, творец “революции роз” и нынешний президент Грузии. Интересно, будет ли написан “2003 год” и как будут описаны известные события в этом произведении? В любом случае это окажется очень интересным и полезным для грузинской литературы. И я уверен, что читатели ждут такое произведение с нетерпением.

Другой классик грузинской литературы, Отар Чиладзе (р. 1933), своими романами прошел приблизительно такую же дорогу, как Отар Чхеидзе. В том смысле, что он тоже постепенно приближался к художественному осмыслению современности. Чиладзе начал издалека: его первый роман “Шел по дороге человек” описывал мифологическую Грузию. Потом писатель совершил скачок в ХIХ, начало ХХ века и т.д., пока в своем пятом романе “Авелум” (1993 г.) не дошел до современности. “Авелум” вызвал споры, каких не вызывал ни один его прежний роман. Некоторые считали новый роман вершиной его творчества, другие — неудачей. Причиной же как раз и было то, что он впервые обратился к современности и перед читателями предстал не совсем “обычный Чиладзе”.

Роман описывает события 1991—1992 годов, но основной корпус рисует советский период, так называемого советского интеллигента, советского писателя, который в действительности и не советский интеллигент и советский писатель, но и не явный антисоветский элемент. Как мне кажется, написание этого текста для Чиладзе было экзистенциальным актом. Для писателя, оказавшегося в новой эпохе, в новом обществе и в новом ментальном пространстве, стало вопросом жизни и смерти прозондировать прошедшую жизнь и оценить ее в системе таких абсолютных категорий, как свобода, любовь, мужество. Отар Чиладзе сумел сделать это: создал обобщенный образ советского интеллигента — своего современника. Замечательна сквозная модель романа: “империя любви”, построенная Авелумом как противовес советской империи. Самым радикальным проявлением свободы для него является создание “империи любви” и представление самого себя ее императором.

Эстетика романа кардинально меняется, когда автор начинает описывать годы национального движения и гражданской войны. Тут как художественный прием Чиладзе использует крикливый язык прессы, типичные слоганы. Думаю, такой “авангард” оказался неорганичен для Чиладзе. Монтаж газетных вырезок не отражает всего спектра эмоционально-психологических настроений того времени. Многомерные “советские персонажи”, переходящие в постсоветский период как типажи газетных клише, коллажи, становятся плоскими и прямолинейными.

После “Авелума” в 2003 году вышел роман Чиладзе “Годори”. В нем тоже рисуется портрет “советского писателя”. Но главный герой “Годори” Элизбар уже не может строить свою “империю любви” и жить в иллюзиях. В его семью входит потомок Кашели — рода-монстра, — чью историю удивительно компактно и выразительно рассказывает автор на первых же страницах романа. Этот род символизирует всю советскую систему в самых злых ее проявлениях. А немощь и агония семьи Элизбара — это то, от чего случайно спасся Авелум, но не спаслись многие его коллеги. Концепцуально “Авелум” и “Годори” можно считать дилогией, в которой показаны два пути “советского писателя” и “советского интеллигента”.

После “Даты Туташхиа” два десятилетия пришлось ждать новый роман Чабуа Амирэджиби (р. 1921). Он появился в 1995 году. “Гора Мборгали” — гимн, воспетый свободе, человеческой выносливости, любви к жизни. В романе описывается очередной побег из сибирской тюрьмы Гора Мборгали, человека лет 60, осужденного на пожизненное заключение. В страшном холоде, в пурге, во льду и снегах, через тундру и тайгу Гора проходит 2500 км за 5 месяцев и вспоминает свою прожитую жизнь: годы тюремные, молодость, детство... Кроме того, в его памяти всплывают рассказы старых знакомых, истории о предках... Все эти эпизоды и картины, нанизанные на 2500-километровой сюжетной оси, изображают почти двухвековую историю Грузии, ее быт и нравы. Огромный разнородный материал, интегрированный в сознании Гора Мборгали, делает этого беглеца символичным персонажем, участь которого схожа с участью его страны.

В романе есть и второй главный персонаж — начальник службы поиска Митиленич, который гонится за Мборгали. Борьба между ними в этом контексте тоже принимает символический характер. Портрет Митиленича, его стиль мышления и методы поиска описаны так впечатляюще, что контрапункт Гора Мборгали—Митиленич делает повествование захватывающим.

Совсем недавно вышел третий роман Чабуа Амирэджиби “ Георгий Блестящий”. Я еще не успел его прочесть, поэтому сразу перейду к еще одному нашему классику — Гураму Дочанашвили.

Гурам Дочанашвили (р. 1939) — это автор, который умеет делать с грузинским языком все. И он уже десятилетия делает. Влияние Дочанашвили на литературный процесс огромно. Он открыл новые горизонты, сделал язык удивительно податливым и вольным. По его текстам многие учились и учатся, как чародействовать над словом. Но Дочанашвили не довольствуется достигнутым и идет дальше. В 2003 году он выпустил огромный роман “Глыба церковная”, где его языковое колдовство переходит все границы: суффиксы и префиксы оказываются не на своих местах, фонетика слова меняется, слова-композиты идут навалом, фразы то растягиваются, то вдруг прерываются, появляется другой синтаксис и т.д. Такой грандиозный по объему роман давно не писался в Грузии, так что, кроме языковых экспериментов, оценить все его смысловые пласты — дело нелегкое и требует больших усилий. Поэтому я пока ограничусь лишь этой общей характеристикой и ради интриги добавлю, что значительная часть романа — это финал, а финалов в нем семь.

Резо Габриадзе (р. 1936) как киносценарист и режиссер театра марионеток хорошо известен во всем мире, в том числе и в России. От него можно ждать всего, поэтому было неудивительно, что его два новых маленьких романа “Кутаиси — город” (2002 г.) и “Чито ГК — 49-54, или Врач и больной” (2003 г.) стали событием в литературной жизни Грузии. Он пересоздает свой родной город Кутаиси, который начинает жить по странным габриадзевским законам и понятиям, и даже самые простые действия персонажей неповторимы и навсегда остаются в сознании читателей. Например, главный герой первого романа Варлам “в старости своего детства” занимается перманентным бартером: то конфетные фантики меняет на подшипники, то лимонадные этикетки на фотографии Тарзана и т.д. И волшебство этих бартеров вплетается в волшебство таких же простых действий других персонажей. Эти романы читаются как разные части одного романа. И их объединяет персонаж, который действует в обоих текстах, — это Эрмония, ангел-хранитель города Кутаиси.

Роман предельно перегружен русскими “барбаризмами”, но это не делает их стиль вульгарным. Наоборот, прозрачная, образная речь Габриадзе вместе с его фирменным юмором использует эту глобальную “барбаризацию” для создания еще одного феноменального языка в грузинской литературе.

Наира Гелашвили (р. 1947), автор множества рассказов и романа “Комната матери”, в 1999 году выпустила книгу “Автобиографическое, слишком автобиографическое”. Книга объединяет тексты разного типа: первую часть романа “Осколки зеркала”, литературные сказки, стихи, поэмы и т.д. Можно сказать, что в современной грузинской литературе она ярко выраженный последователь экзистенциальной, психологической прозы европейского типа. Интересно, что протагонистами ее произведений почти всегда были мужчины. И это не случайно: она всегда старалась не исходить из своего “я” или даже из женского “я”, а объектизировать, обобщать поставленные проблемы, анализировать их в философском и идеологическом дискурсе современности. Поэтому на первый взгляд эта книга, как ориентация на “я”, является кардинальным изменением авторской позиции. Но если посмотреть глубже, то окажется, что творческий вектор Наиры Гелашвили остался прежним, только она на сей раз использовала свой личный опыт для достижения своих художественных задач.

“Осколки зеркала” — роман о детстве и отрочестве. В мировой литературе немало таких романов, но Наира Гелашвили сумела создать текст, не похожий на эти прекрасные образцы. Роман состоит из маленьких “осколков”, и каждый “осколок” — это парабола. “Слишком автобиографические” рассказанные эпизоды эмоционально и достоверно вдруг перерастают во что-то другое, и детство становится материалом для художественной иллюстрации нравственных и философских принципов.

Нугзар Шатаидзе (р. 1944) — великолепный рассказчик, один из тех писателей, который умеет оживлять язык бабушек и дедушек, передавать колорит грузинской крестьянской речи. Его можно считать лучшим продолжателем той линии в грузинской прозе, классиком которой является Резо Инанишвили . В 1999 году Шатаидзе опубликовал “Рассказ о хлебе”, и этот текст, написанный свойственным ему “упругим” языком, стал одним из самых странных явлений грузинской литературы последнего десятилетия. В этой повести рассказывается, как надо печь разного сорта хлеб. Рассказывается досконально, со всеми нюансами: как надо просеять муку, какими дровами надо растопить печь, как надо месить тесто и т.д.

Формально все это похоже на учебник, на научную работу или даже на этнографическое исследование, потому что много орудий и предметов, названий и действий, связанных с выпечкой грузинского хлеба, уже не существует или находится на грани исчезновения, а многие из них в литературном грузинском вообще до этого ни разу не появлялись. Думаю, что со временем энциклопедическое значение этого рассказа станет огромным, но вместе с этим он образец того, как можно и сегодня расширять границы и так уже невообразимо расширенной территории литературы. В “Рассказе о хлебе” вообще нет никакого сюжета, есть только хлеб насущный и человек, у которого накопился огромнейший свод знаний о нем. Эта гармония, эта динамика отношений между человеком и хлебом насущным и создает литературность, создает экспериментальность, которая, по своей сути, естественна.

По-моему, будет символично, если наш краткий обзор мы закончим этим рассказом и пожелаем грузинской литературе, чтобы она всегда была хлебом насущным для своего народа.

М.Ю. Лермонтов отправился на Кавказ по долгу воинской службы. Поэт получил распределение в должности прапорщика в Нижегородский драгунский полк, стоявший в Кахети. Он отправился на службу в апреле 1837 года и прибыл и прибыл к месту спустя 6 месяцев – в октябре. Тем временем бабушка поэта выхлопотала перевод внука в Гродненский гусарский полк, стоявший в Новгородской губернии.

Несмотря на короткий период нахождения в Грузии, полученные впечатления оставили неизгладимый след на личности поэта. О его жизни на Кавказе можно узнать письма, которое он адресовал своему другу Раевскому. В нём он описывал своё непростое путешествие, болезнь, приключившуюся с ним в дороге, а также о том, как объездил верхом на лошади Кавказские горы, наслаждаясь чистым горным воздухом и потрясающими пейзажами.

Лермонтов привёз со своего путешествию по Кавказу много графических работ. Он «снимал на скорую руку» живописные места, в которых ему удалось побывать и сцены из жизни местного населения. История Кавказа, его фольклор, быт и великолепие дикой природы впоследствии отразились в литературных произведениях, во многих действие разворачивается в Грузии.

«Мцыри», «Демон», «Герой нашего времени», «Спор», «Дары Терека», «Тамара», «Свиданье», «Спеша на север» и другие. Там, где разворачивалось действие поэмы «Мцыри», на въезде в Тбилиси сегодня стоит памятник Михаилу Лермонтову.

«Вид Тифлиса». М.Ю. Лермонтова. Масло. 1837

Некоторые лермонтовские места в Тбилиси

На северной окраине Тбилиси, куда примыкает Военно-Грузинская дорога в наши дни стоит памятник Михаилу Лермонтову.

В одном из центральных районов Тбилиси есть улица Лермонтова. Сохранился «Лермонтовский дом», где квартировались офицеры.

Памятник М.Ю. Лермонтову на подъезде к Тбилиси.

Александр Сергеевич Пушкин

Пушкин отправился на Кавказ в конце мая 1829 г. догонять войска генерала Паскевича. Это был период Русско-Турецкой войны. Приезд в Грузию совпал с 30-ти летним юбилеем писателя. Жители города встретили именинника с восторгом. В честь именитого поэта был устроен роскошный праздничный банкет за городом в саду Крцаниси, куда пригласили танцовщиков, певцов и артистов с разных концов Грузии.

Пушкин был в восторге от смешения восточной и западной европейской культур, от гостеприимства местной публики и богатой грузинской кухни. В Тбилиси А.С. Пушкин задержался на 2 недели. Несколько строк о Тбилиси мы находи в его произведении «Путешествие в Арзрум», написанном в 1829.

Пушкинские места в Тбилиси

Серные бани, улица Пушкина, бюст поэта в сквере перед Национальным Музеем.

Пушкин остался под впечатлением от красоты города, атмосферы и кутежей, а также о невероятной жары, стоящей в ту пору в городе. Как известно, Тбилиси означает «теплый город», Пушкин же его называл «жарким городом». Ну и кто не помнит его знаменитых строк о Серных банях:

Отроду не встречал я ни в России, ни в Турции ничего роскошнее тифлисских бань. Опишу их подробно…

Позже улицу, по которой поэт въехал в Тбилиси, назвали его именем. В 1892 году на этой улице установили памятник Пушкину, отлитый из бронзы. Памятник Пушкину установлен на пожертвования поклонников его творчества.

Памятник великому поэту в сквере у площади Свободы

Лев Николаевич Толстой

«Я твердо решил остаться служить на Кавказе. Не знаю еще в военной службе или гражданской при князе Воронцове».

В историческом центре Тбилиси есть дом, в котором Лев Толстой начинал работу над своей знаменитой повестью «Детство» во время проживания в Грузии в 1851-1852 годах.

На нем установлен барельеф с изображением писателя и короткий сопроводительный текст. Сегодня дом отреставрирован и в его подвале работает детский театр, но до сих пор он хранит удивительную атмосферу середины XIX века – деревянную лестницу, по которой ходил Толстой, тишину и покой уютного тбилисского дворика.

Лев Толстой и его брат прибыли на Кавказ для несения воинской службы. Они путешествовали по Военно-Грузинской дороге, остановились в Казбеги, поднимались в средневековый храм Св. Троицы Самеба на вершине горы. Добравшись до Тбилиси, Толстой был настолько впечатлен городом, что всерьез намеревался остаться здесь жить, служить и писать, но судьба сложилась иначе.

Толстовские места

В 30 км от столицы Грузии в поселении Мухровани, где ранее служил Лев Толстой, установлен памятник поэту.

На улице «Давида IV Строителя» Агмашенебели сохранился дом с мемориальной доской, где Лев Толстой остановился с братом.

Максим Горький

«Я никогда не забываю, что именно в этом городе (Тифлис) сделан мной первый неуверенный шаг по тому пути, которым я иду вот уже четыре десятка лет. Можно думать, что именно величественная природа страны и романтическая мягкость ее народа – именно эти две силы – дали мне толчок, который сделал из бродяги – литератора».

По личному признанию Горького, природа Грузии и мягкость ее жителей дали ему толчок, который сформировал его личность, сделав «из бродяги литератора». Тифлисская газета «Кавказ» в 1892 году впервые опубликовала прозу «Макар Чудра» тогда еще никому не известного молодого писателя Алексея Пешкова под именем Максим Горький.

Это произведение было написано на берегу реки Кура, где писатель трудился рабочим в Закавказских железнодорожных мастерских. В Тбифлисе Горьки даже посидел в тюрьме за антицарские выступления в 1905 году.

На последующее творчество Горького огромный отпечаток наложила его жизнь в Грузии, местный жизненный уклад. Многие литературные произведения основаны на реальных жизненных эпизодах – рассказ «Ошибка», «Рождение человека» и других.

Горький очень любил грузинское песнопение, литературу, активно интересовался культурой страны и ее древними памятниками зодчества. Он любил посещать крепость Нарикала, Мцхету и много путешествовал по стране.

По места Максима Горького

Именем Горького называли улицы в грузинских городах, а в Тбилиси установлен памятник писателю в парке, который раньше назывался в его честь.

Памятник писателю в Тбилиси

Владимир Владимирович Маяковский

Грузия является родиной знаменитого русского поэта. Он родился в имеретинском селе Багдати Кутаисской губернии и первые 13 лет жизни прожил там, обучаясь в Кутаисской гимназии. Однако закончить ее ему не удалось. Отец Маяковского, работавший лесником, укололся иглой, получил заражение крови и вскоре скоропостижно скончался. Маяковский с матерью уехали жить в Москву.

В Грузию Маяковский попал спустя 12 лет, будучи уже известным поэтом. Там с триумфом прошли его выступления на местной сцене, состоялись встречи с друзьями юности. В 1924 году Маяковский вернулся в любимый им Тифлис с мечтой организовать постановку спектакля по пьесе «Мистерия-буфф». В силу обстоятельств проект провалился. Маяковский еще 2 раза посещал Грузию в 1924 и 1927 году, выступал со сцены театра Шота Руставели, встречался со своими богемными друзьями.

По его частым признаниям он очень любил Грузию и на вопрос грузин он или русский отвечал, что по рождению он грузин, а по национальности — русский. И что он любит Грузию как родину – ее небо, солнце и природу.

По местам Маяковского

Сегодня в Кутаиси у здания гимназии, где он когда-то учился, установлен памятник Владимиру Маяковскому. Дом, в котором он когда-то жил с родителями стал музеем, там хранится более 5,5 тысяч экспонатов. На въезде в Багдати установлен бюст поэта, а сам город до 1990 года носил название Маяковский.

Дом-музей Владимира Маяковского в Багдати

Владимир и Василий Немировичи-Данченко

Жизненный путь братьев тесно связан с Грузией, они оба родились в гурийском городке Озургети, в детстве много ездили по стране и по Кавказским горам вместе с отцом-офицером. В юношеские годы младший брат Владимир проходил обучение в Тифлисской гимназии, во время учебы он начал работу над своими первыми произведениями и организовывал любительские постановки собственных пьес. В Тифлисе он впервые побывал в театре, что определило его дальнейшую судьбу.

Старший брат учился в московском кадетском училище, а позже приезжал в Аджарию для участия в русско-турецкой войне 1877-1878 гг. Впоследствии многие эпизоды проживания в Грузии стали основой его произведений, в частности, книги «Скобелев».

Борис Леонидович Пастернак

В течение своей жизни Борис Пастернак многократно бывал в Тбилиси, начиная с лета 1931 года. Его связывала тесная дружба с целым созвездием блистательных грузинских деятелей культуры и грузинских писателей – Тицианом Табидзе, Георгием Леонидзе, Николозом Мицишвили, Симоном Чиковани, Паоло Яшвили, Ладо Гудиашвили, Валерианом Гаприндашвили и др.

Сам Пастернак активно занимался переводами литературных произведений грузинских писателей, в частности Тициана Табидзе, Николоза Бараташвили, Важи Пшавела, а также много писал о Грузии и о своих впечатлениях о ней.

Он безумно любил Грузию, ее культуру, традиции, гостеприимство, ее свободный дух и атмосферу, ее людей. Особенно остро это ощущалось на фоне цензуры, притеснений и репрессий поэтов в России со стороны идеологической государственной машины.

Именно в Грузии Пастернак нашел единомышленников и друзей, с которыми они до утра ходили друг к другу в гости, читали стихи, вели философские беседы. Излюбленным местом встречи было легендарное кафе «Химериони» в подвале театра Руставели, а также дом семьи Тициана Табидзе на улице Грибоедова.

По признанию самого Пастернака, Грузия буквально проникла в него, стала его органикой. У его дочери было 13 крестных, все – друзья ее отца. Сейчас в Литературном музее Грузии хранится архив рукописей Бориса Пастернака, а в апреле 1988 года был открыт музей-квартира Тициана Табидзе на Грибоедовской улице, где фигура Пастернака заняла одно из центральных мест.

Сергей Есенин

Сергей Есенин будучи уже в зените славы впервые прибыл в Тбилиси в 1924 году, за год до своей смерти. Он быстро вписался в бурлящую жизнь в компании своих единомышленников — журналистов газеты «Заря Востока». Газета с удовольствием публиковала стихи поэта.

В общей сложности поэт провел в Тбилии и Батуми около шести месяцев, написав серию романтических стихов из цикла «Персидские мотивы», «Стансы», «Письмо к женщине», «На Кавказе» и две поэмы «Цветы» и «Анна Снегина».

Мемориальная доска на доме, где останавливался Сергей Есенин

Другие имена русских писателей, побывавших в Тбилиси

Перечислять культовых русских писателей, чья судьба была тесно переплетена с Грузией, можно много и долго. В прекрасной теплой Грузии бывали такие классики литературы, как Антон Чехов, Сергей Есенин, Дмитрий Мережковский, Анна Ахматова, Иосиф Бродский, Белла Ахмадуллина, и многие другие.

Грузия неизбежно оставляла свой след в их жизни и творчестве, а они, в свою очередь, стали частью культурного наследия этой страны.

Послушать увлекательные и полные интересных подробностей рассказы о русских писателях в Грузии, увидеть места их пребывания, а также побродить по маршрутам, связанным с памятью о них, можно на авторской экскурсии, которую мы организовываем с особой любовью и вдохновением. Присоединяйтесь к нам и делайте удивительные личные открытия!

Кстати, довольно популярны стали экскурсии по парадным домов столетней давности. Мраморные лестниц, кованые перила, росписи стен дает представление о богатстве владельцев Тбилиси рубежа XIX-XX вв. .