Тайна Айвазовского: почему маринист сменил фамилию? Айвазовский – чистокровный армянин, или Буря в стакане воды по-турецки Кто такой иван айвазовский

Юрий Кувалдин

ТРАПЕЗУНД

рассказ

Ломается мел, и крошится
Ребенка цветной карандаш...
Мне утро армянское снится,
Когда выпекают лаваш.

Осип Мандельштам

Дверь в каюту была приоткрыта.
Сафиуллина, директор школы, сняла платье и стояла в золотисто-сиреневой комбинации. Через спинку кресла были переброшены два чулка. Это показалось Аршутяну странным. Редко кто из женщин в наше время носит чулки. Все сплошь и рядом надевают колготки, лишая себя моментальной привлекательности, когда между чулком и кружевными трусами выглядывает белая ляжка. К тому же все женщины ходят в брюках, за что в 60-70-х годах даже исключали из комсомола, потому что запрещалось женщинам ходить в брюках.
Трапезунд, расположенный по обоим склонам мыса, глубоко вдающегося в море, имел до войны 1914 года 55 тысяч жителей, из них турок 25 тысяч, греков 15 и армян 15 тысяч. Амфитеатром спускающийся к морю и еще издали заметный своими белыми двух- и трехэтажными домами и богатой растительностью, Трапезунд является одним из красивейших городов черноморского побережья. Приятно после картинной галереи Ованеса Айвазяна в Феодосии посмотреть на Трапузунд!
После мелкого дождя, шедшего весь день, теперь было достаточно прохладно и очень ясно. В разрыв лиловых и свинцовых туч лучи солнца проложили в море длинную золотистую дорожку. Солнце уже опустилось своим нижним краем на воду. Аршутян вспомнил, как серым утром, когда он стоял на верхней палубе, чайка выгнула крылья и снизила скорость до самого предела, чтобы схватить кусок булки прямо из его протянутой руки.
Море и чайки. Черное море, синие чайки.
Море для Ивана Константиновича Айвазовского, или Айвазяна, что одно и то же, всегда означало свободу, вселяло силу и мужество, призывало верить в высокое предназначение человека, идти к цели сквозь испытания и беды. Художник, стараясь не повторяться в сюжетах морских пейзажей, всякий раз искал новые оттенки освещения морской воды или облаков, состояния атмосферы. Он любил изображать необычные состояния природы. Особенно он любил рисовать бурное море и корабли, которые борются с разбушевавшейся стихией, подобное тому, какое мы можем увидеть на картине "Трапезунд с моря". Армянин по происхождению, художник горько переживал за свою родину - истерзанную и поруганную турками Армению. Он посвящает ряд картин геноциду армян, из которых особо следует назвать "Избиение армян в Трапезунде". Все дело в том, что многие, узнав о том, что художник по старому написанию фамилии с окончанием «ян» армянин, удивляются. Объясняется все довольно просто. Выходцы из Армении, Айвазяны попали в Польшу, а затем фамилия трансформировалась, приняла польское звучание. Так Айвазяны стали Айвазовскими (Гайвазовскими). Правда, в последнее время некоторые безответственные авторы абсолютно бездоказательно пытаются подвергнуть сомнению армянское происхождение феодосийского художника. Попутно отметим, что многие видные личности в Польше по происхождению армяне - поэт Шимон Шимонович, Гжегож Пирамович - великий польский просветитель, художник Теодор Аксентович и другие. Изменение фамилий в процессе ассимиляции - явление обычное, у многих армян, к примеру, окончание фамилий русские. Да, Айвазовский Иван Константинович, по армянскому написанию Ованес Айвазян был великим русским художником, сыном своего народа, удостоен многих почестей и титулов за неутомимую деятельность во славу великой России.
Приятно было рассматривать глубину моря, доставать взглядом до созвездия кораллов, до зеркальных ракушек, до пестрой морской гальки.
Сафиуллина взяла один прозрачный черный чулок и, попеременно работая пальцами, сборила его сверху донизу. Она балансировала на одной ноге, оперлась о ее колено пяткой другой ноги, нагнулась, нацепила собранный чулок на кончики пальцев ноги с красивым алым маникюром, поставила ногу на стул, натянула чулок на ступню, пятку, икру, колено и ляжку, окончившимся широкой резинкой узора, наклонилась в сторону, как бы убеждаясь, хорошо ли он сел, затем выпрямилась, убрала ногу со стула и повернулась, чтобы взять второй чулок.
Аршутян не мог оторвать от Сафиуллиной глаз. Никогда такой красивой он ее не видел. Она всегда была строго одета и несколько чопорна, даже неприступна. А сейчас от ее спины и от ее плеч, от ее груди, которую комбинация больше обрамляла, чем скрывала, от ее большого зада, на котором комбинация натягивалась, когда она упиралась ступней в колено и ставила ее на стул, от ее ноги, сначала голой и бледной и потом, в чулке, отливающей черным блеском, Аршутян не в силах был оторвать глаз.
Русские вошли в город без выстрела, турки же, уходя, все оставили в целости - и свои роскошные дворцы, и переполненные товарами магазины, и большие запасы, и мосты, дороги, водопровод, казармы… Как объясняли местные греки, турки выражали полную уверенность получить Трапезунд обратно, и потому, как говорили, они «не хотят портить того добра, которое все равно опять должно перейти к ним».
Сафиуллина почувствовала взгляд Аршутяна. Она задержала руку, вот-вот готовую взять второй чулок, обернулась к двери и посмотрела Аршутяну в глаза. Он не знал, как она смотрела - удивленно, вопросительно, понимающе или осуждающе. Только он покрылся краской. Ну, просто весь! Стоял и чувствовал, как он наливается краской, как будто эта кровь поступала извне. И он видел себя как бы со стороны. Вот стоит перед каютой школьник и подглядывает за директрисой собственной школы. Нет, чтобы сразу, как только заметил ее в приоткрытую дверь, пройти мимо, как хорошо воспитанному юноше из московской интеллигентной семьи. Так нет же! Встал, как остолоп, и пялится во все глаза на то, как она переодевается. Какое-то мгновение Аршутян стоял с пылающим лицом. Потом он уже не мог больше этого вынести, и бросился дальше по коридору к своей каюте.
Когда его сердце перестало колотиться и лицо больше не горело, та встреча у каюты была далеко. Аршутян злился на себя. Он убежал, точно ребенок, вместо того, чтобы отреагировать так спокойно-уверенно, как сам того от себя ожидал. Аршутяну ведь было уже не восемь лет, а тринадцать. Правда, для него оставалось загадкой, как должна была проявиться эта спокойно-уверенная реакция.
Здания в Трапезунде почти все двух- и трехэтажные, отштукатуренные, красиво выкрашенные и снабженные массою балконов. Многие дома имеют небольшие, хорошо содержимые садики с тропическими растениями. Улицы в городе шоссированы и хорошо содержатся. Мечети и общественные здания выделяются своей оригинальной восточной архитектурой. В городе имеется частичная канализация и водопровод, в котором, правда, вода мутная, с массой плавающих осадков. Тротуары имеются почти везде. Было и уличное керосиновое освещение. Название улиц и номерации домов не имеется. Поражает в городе обилие роскошных вполне европейских магазинов, с громадным выбором товаров на всякий вкус. Торговля была сосредоточена в руках греков и армян, а турки занимались главным образом мелочной торговлей. В окрестностях Трапезунда, всего в 2-5 верстах, на склонах зеленых гор, расположены дачи местных богачей, причем дачи эти построены по типу городских зданий и снабжены садами с апельсинными насаждениями и масляничными деревьями. Дачами этими пользовались не только летом, но и во всякое свободное время года.
Почему Аршутян не мог отвести взгляда от этой женщины? У Сафиуллиной было очень сильное и очень женственное тело, более пышное, чем у девочек, которые нравились Аршутяну и на которых он засматривался. Аршутян вспомнил, что Сафиуллина не привлекла его внимание, когда он видел ее несколько раз в бассейне. Подумаешь, там много женщин в бикини и купальниках. Никто из них не выделяется. А тут – другое дело. К тому же она предстала там перед ним не более голой, чем она же, девочки и другие женщины, которых Аршутян уже видел в бассейне. И потом она была во много раз старше девочек, о которых Аршутян мечтал. Сколько ей было лет? Пятьдесят? Трудно определить года, которых сам еще не прожил или не замечаешь на своем горизонте.
В Трапезунде, как и во многих восточных городах, на улицах есть множество фонтанов для общего пользования. До прихода русских, в городе был один, довольно плохой военный лазарет. Несмотря на то, что Трапезунд довольно чистенький город, что санитарные условия его удовлетворительные, постоянный приток полуголодных войск и совершенно голодных беженцев, с путей следования русской армии, создали условия, при которых эпидемии в городе не переводились. Особенно свирепствовали здесь сыпной тиф и холера. Трупы умерших часто валялись прямо на улице. Больные заразные от незаразных и от остального населения не изолировались. Дезинфекционной камеры в городе не было. Врачи - армяне и греки имелись в достаточном числе. Из учебных заведений в Трапезунде имелись армянская мужская и женская гимназии и греческая мужская гимназия. Турецкие учебные заведения были только низшего типа.
Погода стояла прохладная. Было не больше пятнадцати градусов.
На другой день после экскурсии в монастырь Панагии Сумелы, расположенный на склонах скалистого утеса на высоте более километра над уровнем моря, Аршутян снова как бы случайно оказался перед каютой Сафиуллиной. Но дверь оказалась закрытой. Аршутян стал томиться в ожидании. Он очень хотел снова лицезреть ее, даже не ее, а тот процесс, тот самый, с чулками. Может быть, он опять будет присутствовать при этом.
Спустя минут пятнадцать, Аршутян из-под пальмы в холле увидел, как Сафиуллина шла по коридору. В одной руке она несла бумажный пакет с виноградом, в другой – бутылку шампанского. Аршутян против воли пошел за ней. Сафиуллина не удивилась, в ее взгляде не было рассерженности, удивления или насмешки - в нем не было ничего из того, чего Аршутян опасался. Ее взгляд был усталым. Когда она поставила бутылку и стала доставать из кармана куртки ключ, на пол со звоном посыпались монеты. Аршутян подобрал их и подал ей.
- Спасибо. Ты не смог бы прихватить бутылку?
Сафиуллина открыла дверь и вошла в свою просторную каюту.
Аршутян поднял шампанское и вошел следом.
- Вот и замечательно!
Сафиуллина внимательно оглядела Аршутяна.
- Да я что… - начал, пожимая плечами, он.
- Ты какой-то весь продрогший! Какой сегодня холодный день! - воскликнула она. - В Феодосии и то было теплее!
На круизном лайнере они три дня назад прибыли из Феодосии.
В городе издавались по одной турецкая и греческая газеты. Театра в городе не было. В греческих и армянских домах много роялей и пианино. Жизнь в городе была тихая, патриархальная. Греки и армяне пользовались здесь известной национальной самостоятельностью. Их только не допускали на правительственную службу и не разрешали им, и особенно армянам, приобретать оружие. В войска они принимались по преимуществу в нестроевые части.
- Я сейчас приготовлю тебе горячую ванну.
Аршутян вздрогнул от неожиданности этих слов. Какая ванна? Зачем? Почему?
Но Сафиуллина, не обращая на него внимания, совершенно не интересуясь его реакцией, сначала закрыла на ключ входную дверь, а затем подошла к ванне и открыла кран. Вода, журча и пуская пар, полилась в нее.
- Да не стесняйся!
Аршутян помедлил, снял куртку, свитер и рубашку и остановился в нерешительности. Вода поднималась быстро, и ванна была уже почти полной.
- Ты что, хочешь мыться в брюках и ботинках? Я на тебя не смотрю.
Но когда Аршутян закрыл кран и снял трусы, она преспокойно стала его разглядывать. Аршутян покраснел, залез в ванну и с головой погрузился в воду.
Перед падением Трапезунда в нем ощущался большой недостаток в продуктах.
Когда он вынырнул, Сафиуллина была в глубине каюты, у стола. В сторону ванны она бросила лишь беглый взгляд.
- Возьми шампунь и помой голову тоже. Я сейчас принесу полотенце.
Сафиуллина взяла что-то из платяного шкафа и прошла в другую комнату.
Аршутян как следует помылся. Вода в ванне была мыльной, и он пустил в нее новую воду, чтобы ополоснуть под струей из крана голову и лицо. Потом он просто лежал, слушал, как играет тихая музыка, чувствовал на своем лице прохладу воздуха, долетавшую до него через чуть приоткрытую дверь другой комнаты, а на теле - ласкающее тепло воды. Аршутяну было приятно. Каюта люкс из нескольких комнат, не то что у него – на троих с Гольдбергом, Тапагари и Бычковым. Находиться у директрисы в ванне - это была возбуждающая приятность, и мужской признак Аршутяна налился кровью.
При вступлении в город русских войск в нем оказалось жителей 15 тысяч - исключительно греков; турки все бежали, армяне же поголовно были турками вырезаны и потоплены в море. Спаслись от этой участи лишь 100-120 четников, ведших партизанскую войну и несколько сот детей. Вырезаны и потоплены были армяне и в окрестных деревнях. По общим отзывам, жестокости, которые применялись к армянам в Трапезунде, превосходят своим изуверством все то, что применялось теми же турками по отношению к армянам в других местах. По словам греков, американского консула, протестантского миссионера, содержательницы местного отеля швейцарско-подданной, двух уцелевших армян миссионеров католиков, нескольких русскоподданных, найденных в городе, и опроса тех немногих четников, которые успели узнать о падении Трапезунда и сошли с гор в город, общая картина истребления армян представляется в следующем виде. Армян стали выселять из Трапезунда с июля 1915 года, причем армянам-григорианам на сборы дали 5-6 дней, армян же католиков до поры до времени оставили в покое.
В первый же день были арестованы несколько сот молодых и влиятельных армян, под предлогом, что они изменники, способствующие успехам русских. Затем отделили мужчин и женщин. Из числа последних выделили молодых и красивых, поместили их в особый дом и предоставили офицерам выбирать из них наложниц. По истечении некоторого времени, их убивали, а трупы их выбрасывали в море.
Оставшихся мужчин и женщин под конвоем отправили раздельно в местечко Дживизлик, находящееся в 25 верстах от Трапезунда, где женщины подвергались насилиям со стороны жандармов, и затем мужчины и женщины тут же убивались, а детей прямо кололи штыками. Одно военное лицо устроило даже такое развлечение: устанавливали детей и с известного расстояния упражнялись в стрельбе, пробивая револьверными пулями лбы несчастных малюток.
Он не поднимал взгляда, когда Сафиуллина вошла в ванную, и сделал это только тогда, когда она уже стояла перед ванной. Она распахнула большое полотенце.
- Иди сюда! - повелительно сказала она.
Аршутян повернулся к ней спиной, когда поднимался и вылезал из ванны. Сафиуллина завернула его сзади в полотенце, с ног до головы, и насухо вытерла. Затем она отпустила полотенце, и оно упало на пол. Аршутян не решался сделать ни единого движения. Сафиуллина так близко подступила к нему, что он чувствовал ее грудь на своей спине и ее живот на своих ягодицах. Она тоже была голой и очень большой, даже огромной. Она обняла его, положив ему одну руку на грудь, а другую на его возбужденный признак.
- Вот зачем ты здесь! - с полным пониманием его желаний, довольно грозно сказала она.
- Я...
Аршутян не знал, что сказать. Он не смел сказать ни "да", ни "нет". Он повернулся к ней. Он мало что мог там у нее увидеть, они стояли слишком близко друг к другу. Но Аршутян был весь потрясен присутствием голого тела Сафиуллиной.
При самом выселении из Трапезунда, турки успокаивали армян, что с ними ничего худого не сделают, но когда ушли первые партии, турки уже перестали церемониться и стали отбирать у армян детей мужского пола. Часть этих последних, которые были поздоровее, была роздана в турецкие семьи для обращения их в ислам и затем пользования ими в качестве даровых работников, а остальные дети были или перебиты или, по свидетельству местных греков, как это ни чудовищно, были набиты в корзины, вывезены в море и потоплены. Все ужасы уничтожения в Трапезунде армян настолько чудовищны, что им трудно было верить, если бы не многочисленные свидетельства большого числа лиц беспристрастных и внушающих полное доверие.
Некоторые из армян, когда к ним являлись жандармы забирать членов их семей, кончали самоубийством. Более взрослые дети и несколько уцелевших девушек и женщин армянок, с чувством глубочайшей признательности и бесконечной благодарности говорят об отдельных лицах, положивших много труда и энергии в деле спасения избивавшихся армян. Лица эти - американский консул, американский миссионер Краффорд, содержательница отеля Suiss, швейцарско-подданная, и местный турок Шевкет-бей Шатир-заде, сын которого был убит жандармами, когда он выступил открыто на защиту армян.
- Какая вы красивая! - вырвалось из груди Аршутяна.
- Ах, дурачок, что ты несешь, - воскликнула Сафиуллина.
Откуда-то издалека звучала музыка из трагического балета Арама Хачатуряна «Спартак».
Сафиуллина рассмеялась и страстно обвила руками шею Аршутяна. Школьник тоже крепко обнял директора.
Задачи России в Передней Азии лежат, прежде всего, в таком изменении границ, при котором ничто не угрожало бы более спокойствию и безопасности Кавказа, а также в освобождении Турецкой Армении. В этом последнем вопросе нельзя довольствоваться каким-нибудь половинчатым решением, хотя бы возвратом к тому проекту ограниченной армянской автономии, которая выработана была на международной конференции 1914 года. Тогда представители России, Англии и Франции должны были уступить настояниям Германии и Австро-Венгрии, стремившихся по возможности сохранить в Армении существующий порядок. Население Турецкой Армении должно получить не только тот минимум правовой обеспеченности, которой оно не имело при старом турецком господстве, но и условия экономического и культурного благосостояния.
Аршутян боялся: боялся прикосновений, боялся поцелуев, боялся того, что не понравится Сафиуллиной и не покажется ей достаточно способным. Но после того как они некоторое время постояли так, держа друг друга в объятиях, после того как Аршутян вдохнул ее запах, почувствовал ее тепло и силу, все пошло своим естественным ходом: изучение тела Сафиуллиной руками и ртом, встреча их губ и потом в широкой кровати она на нем, лицом к лицу, пока он не почувствовал надвижения благодатной волны и не закрыл глаза, пытаясь сначала сдержаться и крича потом так громко, что ей пришлось приглушать его крик своей прохладной ладонью.
Над Черным морем Трапезунда всходило солнце.

Если спросить человека, далекого от искусства, кого из великих живописцев он может назвать, то в его ответе обязательно прозвучит фамилия великолепного русского художника - мариниста Ивана Константиновича Айвазовского. Кроме картин морской стихии Айвазовский оставил великое множество работ других тематик. Художник много путешествовал по разным странам и всегда рисовал то, что производило на него впечатление.

Детские годы

Фамилия художника первоначально звучала как Айвазян, а имя, записанное при крещении, Ованес. Его родители, армяне по происхождению, проживали в Феодосии. Именно в этом городе, в семье купца Геворка (Константина) и его жены Репсиме, 17 июля 1817 года (дата рождения Айвазовского указана по старому стилю) родился маленький сын Ованес. У художника было три сестры и брат Саргис, который впоследствии принял и получил имя Габриэл.

Род семьи Айвазовских берет свое начало в Галиции, куда переселились из Армении предки художника. Его дедушка Григор и бабушка Ашхен владели землей в районе города Львова. К сожалению, более точной информации о происхождении семьи не сохранилось. Отец художника после ссоры с братьями попадает в Феодосию и изменяет свою фамилию на Гайвазовский.

Первые годы жизни Айвазовского прошли в Феодосии на побережье Черного моря, уже в детстве он начал интересоваться живописью и музыкой. Маленький мальчик рисовал свои первые картины на белых стенах домов Феодосии черным углем. На его способности обратил внимание архитектор Яков Кох, который начал обучать мальчика и помог ему после получения образования в уездном училище поступить в симферопольскую гимназию.

Обучение в Санкт-Петербурге

Осенью 1833 года Иван Константинович Айвазовский приезжает в Петербург. Его принимают на казенный счет в Императорскую Академию художеств. Сначала он учился у М. Воробьева в пейзажном классе, а затем был переведен в помощники к маринисту Ф. Таннеру, французу по происхождению. К этому времени Айвазовский успел получить серебряную медаль за пейзажи «Вид на взморье в окрестностях Петербурга» и «Этюд воздуха над морем», которые были представлены публике на академической выставке.

Ссора с преподавателем

В биографии мариниста Айвазовского присутствовал интересный случай, который произошел между ним и его учителем. Работая помощником Таннера, Иван Айвазовский не имел права работать самостоятельно. Но молодой художник, несмотря на договор с преподавателем, продолжал рисовать свои собственные пейзажи, и на выставке 1836 года в Академии художеств выставил пять картин. Критики были в восторге от работ Айвазовского, что нельзя сказать о Таннере, который настолько обиделся на успех своего ученика и помощника, что пожаловался самому императору Николаю Первому. Работы молодого живописца сразу были сняты с выставки.

Через полгода Айвазовского определили в класс профессора Зауервейда, специалиста по батальной живописи. Отучившись несколько месяцев у профессора, в 1837 году художник получает Большую золотую медаль за написанную им картину «Штиль». Результатом творчества Айвазовского и его успехов в Академии художеств было решение выпустить его с обучения на два года раньше, чем полагалось, и отправить на это время в Крым для самостоятельной работы, так как Академия уже научила молодого мастера всему, чему могла.

Возвращение в Крым

Вернувшись в Крым в 1838 году, Айвазовский старается много и продуктивно работать. Два года жизни Айвазовского были посвящены работе над морскими пейзажами и батальными сценами. Ради этого он принимает участие в военных действиях и наблюдает за высадкой военного десанта на побережье Черкессии. Написанная им картина «Десант отряда в долине Субаши» явилась результатом этих наблюдений и имела большой успех у императора. Николай приобрел картину у художника и использовал ее для прославления подвигов флота.

К осени 1839 года Айвазовский возвращается в Петербург для получения аттестата. Кроме того, он получает чин и личное дворянство. Летом 1840 года вместе со своим другом В. Штернбергом отправляется в путешествие по Италии.

Практика в Италии

За время, проведенное в Италии, Айвазовский успел побывать в Риме, Флоренции, Венеции, где познакомился с Гоголем. Он посещает остров святого Лазаря, на котором в монастыре живет его брат Габриэл. Братья не виделись уже много лет. Монахам Айвазовский оставляет в дар свою картину «Хаос. Сотворение мира», сюжет которой основан на библейских событиях.

В процессе работы на берегах Италии Айвазовский разрабатывает свой способ написания картин. У художника была очень хорошо развита зрительная память, он обладал богатым воображением, поэтому на пленэре работал мало и дописывал картины в мастерской. Итальянские работы, созданные Айвазовским, имели большой успех в обществе. Английский художник дал очень хорошие отзывы. Работы были отмечены в Парижской Академии и удостоены золотой медали.

Девятый вал

После работы в Италии Айвазовский продолжает поездку по Европе. Он посещает Швейцарию, Голландию, Англию, Францию, Португалию, Испанию. Художник всегда держит при себе альбом и зарисовывает морские пейзажи и природу, раскинувшуюся вдоль берегов. Во время путешествия по Бискайскому заливу корабль, на котором находился художник, попадает в сильнейший шторм. Судно чудом уцелело, но газеты заявили о гибели художника в водах залива. Айвазовский выжил и продолжил работать. Через восемь лет после этого морского приключения, в 1850 году, мастер пишет картину «Девятый вал», в которой отражает свои переживания и впечатления от бури, случившейся с ним в Бискайском заливе.

Необычные картины художника-мариниста

Иван Константинович Айвазовский много времени провел в путешествиях по миру. Во всех странах он делал наброски и зарисовки интересующих его сюжетов. Одна из самых необычных для художника-мариниста работ - это картина, написанная после посещения открытия Суэцкого канала. Произведение Айвазовского называется «Великая пирамида в Гизе».

Еще одна необычная для Айвазовского картина была написана в 1837 году: полотно называется «Вид на Большой каскад в Петергофе».

Во время посещения Константинополя художник пишет картину «Восточная сцена». На ней мастер изобразил сюжет, действие которого происходит в небольшой кофейной, расположенной в мечети Ортакей. Картина создана в 1845 году. Еще одна картина «Восточная сцена» также была написана в Константинополе годом позже.

Кроме пейзажей Айвазовский писал отличные портреты. Примером тому служит картина с портретом бабушки Ашхен, написанная в 1858 году.

Иван Константинович Айвазовский был очень успешным живописцем. Редкий художник добивался такой славы при жизни. У мастера было большое количество наград, он имел чин адмирала., а в 1864 году удостоился потомственного дворянства.

Жизнь Айвазовского в Феодосии

В 1845 году Айвазовский подает прошение в главный морской штаб, где работает живописцем, и в Академию художеств, профессором которой он является, с просьбой позволить ему находиться в Крыму, чтобы завершить начатые там работы. Получив разрешение, Айвазовский начинает строить дом в любимой им Феодосии. Несмотря на постоянные поездки по миру, Айвазовский всегда говорил своим друзьям, что его дом в Феодосии.

Художник разворачивает очень активную деятельность по благоустройству города. Он открывает художественную школу и картинную галерею. Годы жизни Айвазовского в родном городе очень благотворно влияют на развитие Феодосии. Город становится центром живописи и культуры на юге страны. Художник открывает школу живописцев, обучение в которой направлено на развитие талантов художников-пейзажистов. Кроме развития Киммерийской школы Айвазовский участвует в создании концертного зала и библиотеки в Феодосии.

Не только художник

О том, что Айвазовский был художником-маринистом знают все, но мало кому известно, что мастер морских пейзажей был археологом и состоял в Одесском обществе истории и древностей. По созданному им проекту и на его средства был построен археологический музей древностей, расположенный на горе Митридат. К сожалению, музей был уничтожен во время войны в 1941 году.

Художник помог организовать строительство и развитие железной дороги, которая была открыта в 1892 году. Благодаря его усилиям был отстроен самый большой торговый порт на Крымском побережье, расположенный в родном городе мастера.

История с Субашинским источником

Семья Айвазовского была достаточно богатой. В собственности художника находился Субашинский источник с кристально чистой водой. В 1886 году родной город мастера страдал от недостатка питьевой воды. Айвазовский оказался очень щедрым человеком: видя страдания жителей Феодосии из-за отсутствия чистой воды, он позволил пользоваться своим источником. Для этих целей был проложен водопровод, так как от города до источника было 25 верст. В городе, по проекту художника, был создан фонтан, любой житель мог брать из него столько воды, сколько ему было нужно, причем абсолютно бесплатно. В наше время этот фонтан носит имя художника.

Завещание мастера

Годы жизни Айвазовского были наполнены творчеством и благоустройством родной Феодосии. Одним из замечательных подарков для города была картинная галерея. Знаменит и музей Айвазовского, открытый в доме художника, где выставлены картины, которые по завещанию Айвазовского не должны покидать Феодосию.

В конце жизни художник создал картину «Морской залив» - это его последняя завершенная работа. За день до смерти Айвазовский начинает работу над картиной «Взрыв турецкого корабля», но завершить не успевает.

Айвазовский был дважды женат, два его внука стали живописцами. Михаил Латри был представителем киммерийской школы, живописцем и художником по керамике. Алексей Ганзен, как и его великий дед, был художником-маринистом.

От природы он был наделен блестящим дарованием, быстро развившимся благодаря счастливо сложившимся обстоятельствам и благодаря среде, в какой протекли его детство и юность.

Иван (Ованес) Константинович Айвазовский родился 17 (30) июля 1817 года в Феодосии в семье разорившегося коммерсанта, армянина по национальности. Предки Айвазовского были из галицийских армян, переселившихся в Галицию из турецкой Армении. Домик Айвазовских стоял на окраине города, на возвышенном месте. С террасы, увитой виноградной лозой, открывалась широкая панорама на плавную дугу феодосийского залива и северо-крымские степи с древними курганами. Детство проходило в обстановке, будившей его Ѳоображение. По морю в Феодосию из Греции и Турции приходили смоленые рыбацкие фелюги, а иногда бросали якоря на рейде огромные белокрылые красавцы — боевые корабли Черноморского флота.

Среди них был, конечно, и бриг «Меркурий», слава о недавнем, совершенно невероятном подвиге которого облетела весь мир и ярко запечатлелась в детской памяти Айвазовского. Они доносили сюда молву о суровой освободительной борьбе, которую вел в те годы греческий народ. Романтика подвигов сражающихся на море героев, правдивая молва о них, граничащая с фантастикой, пробудила у Айвазовского стремление к творчеству и определила формирование многих своеобразных черт его таланта, ярко проявившихся в процессе развития его дарования.
Феодосийский архитектор Я. Х. Кох, первым обративший внимание на художественные способности мальчика, дал ему и первые уроки мастерства. Яков Христианович также всячески помогал юному Айвазовскому, периодически даря ему карандаши, бумагу, краски.
Счастливая случайность привела Айвазовского из глухой Феодосии в Петербург, где в 1833 году по представленным детским рисункам он был зачислен в Академию художеств, в пейзажный класс профессора М. Н. Воробьева. Но собственные интересы определились не сразу. Решающую роль сыграл приезд в Петербург француза Ф. Таннера, художника, владевшего приемами изображения воды. В начале 1836 г. Таннер взял юношу себе в помощники и обучил этим приемам. Уже осенью того же года Айвазовский представил на академическую выставку 5 морских пейзажей. Картины были высоко оценены, появились отклики в газетах.

В 1837 г. за две новые работы («Штиль на Финском заливе» и «Большой рейд в Кронштадте») он получил большую золотую медаль и звание художника. Весной 1838 г. Айвазовский вернулся в Феодосию, где устроил себе мастерскую и начал работать. Набираясь опыта, писал тогда главным образом с натуры, а в мастерской лишь заканчивал начатое.
1840-44 гг. Айвазовский в качестве заграничного пенсионера Академии Художеств провел в Италии, а также посетил Германию, Францию, Испанию, Голландию; плодотворно трудился, экспонировал свои работы и повсюду имел успех. После возвращения получил звание академика Академии Художеств и был причислен к Главному морскому штабу. Это позволило ему уже в следующем году вместе с экспедицией русского мореплавателя и географа Ф. П. Литке побывать в Турции, Греции, Малой Азии и набраться новых впечатлений. Не раз путешествовал он и впоследствии: ездил на Кавказ, в Египет, Ниццу, Флоренцию, даже в Америку.

В 1846 г. Айвазовский построил себе в Феодосии новую просторную мастерскую, где в основном и работал. С натуры он больше не писал, полагаясь на редкостную зрительную память и на приемы, которые усвоил когда-то и с тех пор усовершенствовал, доведя до известного автоматизма. Художник мог исполнить большую картину за несколько часов, что и делал не раз, щеголяя своим умением перед изумленными зрителями.
Наследие Айвазовского - целая изобразительная энциклопедия моря, запечатленного в разнообразнейших состояниях. 6000 картин, оставленных им, неравноценны.

Среди них есть и шаблонные, и среднего качества, но есть и отличные, вроде знаменитого «Девятого вала» (1850), который волнует своей эффектной романтичностью, или «Черного моря» (1881), решенного, напротив, с удивительной сдержанностью. Кроме того, Айвазовский написал немало исторических батальных картин, повествующих о победных сражениях русского флота. Изображение моря было единственным, что он умел и любил делать. Пытаясь писать обычные пейзажи, он получал более скромные результаты, а изображая человека, обнаруживал беспомощность.

Романтически настроенный живописец, влюбленный в морскую стихию, Айвазовский был вместе с тем художником нового на российской почве типа - умеющим разумно распорядиться талантом и полновесно пользоваться плодами неустанного труда. Он первым, еще до организации ТПХВ, начал устраивать свои выставки в крупных губернских городах. Благосостояние его росло, и значительную часть денег он тратил на общественные нужды, заботясь о родном городе: в 1865 г. открыл в Феодосии первую художественную школу, а в 1880-м - картинную галерею.

В 1848 году Иван Константинович женился. Первая жена Айвазовского, Юлия Яковлевна Гревс, англичанка, дочь штабс-доктора, находившегося на русской службе. У них было четыре дочери: Елена, Мария, Александра и Жанна. Из-за нежелания Айвазовского жить в столице Юлия Яковлевна ушла от мужа спустя 12 лет. Однако брак был расторгнут лишь в 1877 году.

Свою вторую жену, Анну Никитичну Саркисову, Айвазовский увидел на похоронах её мужа, известного феодосийского купца, в 1882 году. Красота молодой вдовы поразила Ивана Константиновича. Спустя год они поженились. В галерее хранится портрет Анны Никитичны, написанный Айвазовским.

При жизни Айвазовского состоялось более 120 выставок его картин не только в России, но и во многих странах. В 1847 г. художник был удостоен звания профессора Академии Художеств, с 1887 г. стал почетным членом Петербургской Академии Художеств. Он был также членом Штутгартской, Флорентийской, Римской и Амстердамской академий. Огромный успех, сопутствовавший ему чуть ли не с самого начала деятельности, надолго пережил его - Айвазовский и по сей день остается популярнейшим и любимейшим
многими художником.

Великий художник умер 2 мая 1900 года в Феодосии, в возрасте восьмидесяти двух лет.
В последний день жизни начал писать картину «Взрыв турецкого корабля», которая осталась незаконченной.Так описан последний день на сайте Феодосийской картинной галереи им. И. К. Айвазовского:
Утром 19 апреля (2 мая) 1900 года художник привычно устроился за мольбертом в своей феодосийской мастерской. На подрамнике небольшого размера был натянут чистый холст. Айвазовский решил осуществить свое давнее желание — еще раз показать один из эпизодов освободительной борьбы греческих повстанцев с турками. Для сюжета живописец избрал реальный факт — героический подвиг бесстрашного грека Константина Канариса, взорвавшего турецкий адмиральский корабль у острова Хиос. В течение дня художник почти закончил работу. Глубокой ночью, во время сна, внезапная смерть оборвала жизнь Айвазовского. Незаконченная картина «Взрыв корабля» так и осталась на мольберте в мастерской художника, дом которого в Феодосии превращен в музей.

Искусство И. К. Айвазовского никого не оставляет равнодушным. Высокую оценку его творчеству давали многие его современники, а художник И.Н. Крамской писал: "...Айвазовский, кто бы и что ни говорил, есть звезда первой величины во всяком случае и не только у нас, а в истории искусства вообще..."

Айвазовский похоронен в Феодосии, в ограде средневековой армянской церкви Сурб Саркис (Святого Сергия). В 1903 году вдова художника установила мраморное надгробие в форме саркофага из цельного блока белого мрамора, автором которого является итальянский скульптор Л. Биоджоли. На древнеармянском языке написаны слова армянского историка Мовсеса Хоренаци: «Рожденный смертным, оставил по себе бессмертную память»

Вся жизнь Ивана Константиновича Айвазовского (1817-1900) была неразрывно связана с Феодосией. Там он родился в бедной армянской семье разорившегося купца, вынужденного работать базарным старостой. Собственно, и рождён великий наш маринист был как Ованес Геворгович Айвазян и только в 1840 году он начал подписывать свои работы русифицированной фамилией «Айвазовский». Художник чтил традиции своего народа - кстати, его старший брат Габриэл, ушедший в монахи, стал архиепископом Армянской апостольской церкви и видным историком.

Вернувшись в 1848 году в свой родной город на постоянное проживание, Иван Константинович, будучи очень успешным и богатым мастером искусства, многое сделал для благоустройства и процветания любимой Феодосии: провёл водопровод, содействовал сооружению порта и железнодорожной ветки до города, открыл музей, ныне известный как картинная галерея его имени. Интересная сторона его жизни: проведение им археологических раскопок в земле древнего Крыма - найденные им возле Феодосии золотые изделия IV в. до н.э. хранятся ныне в запасниках Эрмитажа.

Умер и похоронен Иван Константинович тоже на его малой родине - могила его расположена близ старого армянского храма; на надгробии высечен афоризм на древнеармянском языке: «Родился смертным, оставил по себе бессмертную память».

Обучаясь в Петербургской Академии художеств у выдающегося пейзажиста, мастера архитектурного пейзажа М. Н. Воробьёва, юный армянин испытал самое благотворное влияние передовой русской культуры. Ему посчастливилось лично общаться с А. С. Пушкиным, В. А. Жуковским, И. А. Крыловым, К. П. Брюлловым, М. И. Глинкой. Позже, на стажировке в Италии, он сдружился с Н. В. Гоголем.

Загадки, однако, связаны с происхождением живописца. Известно, что его предки в XVIII веке уехали из турецкой Западной Армении на Западную Украину (Галичину), находившуюся тогда под властью Речи Посполитой. На польский манер Айвазяны звались «Гайвазовские». В литературе имеются сведения, что они владели земельной собственностью где-то в районе Львова. Однако точной и достоверной информации о жизни предков Айвазовского в Галичине, увы, крайне мало.

Зато в этой связи будет нелишним напомнить о том, что Львов - равно как и Феодосия - в старину являлся одним из крупнейших центров армянской диаспоры. Львов ведь исстари был многонациональным и разноязыким городом, в котором проживали не только - и даже не столько - русины (украинцы), но и поляки, немцы, евреи, татары и др., оставившие свой след в истории и архитектуре Города Льва.

Массовая миграция армян развернулась после сельджукских завоеваний в Закавказье во второй половине XI столетия. Уже в 1047 году существовала община армян в той самой Кафе (Феодосии), в начале XII века - в Киеве. Позже армяне обосновались в Каменце-Подольском, Галиче, Луцке. Есть мнение, что армянских ремесленников пригласил к себе уже основатель Львова князь Данило Романович.

Львовские армяне были тесно связаны с Крымом, в частности - с Кафой. Из Таврики они в основном и переселялись, особенно после того как Кафа в 1475 году была захвачена турками. Говорили на армяно-половецком языке. Армянская община росла так быстро, что уже в 1364 году во Львове была основана епархия армян Руси и Валахии. Армяне компактно поселялись в районе улицы, и названной Армянской (по-украински - Вірменська). Её колоритный архитектурный ансамбль во главе с Армянским собором по праву считается одной из жемчужин зодчества во Львове.

В первой половине XVII столетия во Львове, включая Краковское предместье, проживало свыше двух тысяч армян. Армянские купцы вели из Львова оживлённую торговлю, достигая со своими караванами Стамбула, Каира и Багдада. Не случайно, определённый круг восточных товаров - ковры, шёлк, сукно, восточное оружие, перец - на львовском рынке фигурировал именно как «армянские товары». В городе славились армянские ремесленники, в т.ч. ювелиры и оружейники. Действовала типография Тер-Говганеса Карматенянца (Ивана Муратóвича). Из общины армян вышли приметные историки, писатели, художники, мастера книжной миниатюры.

Долгое время армянская диаспора Львова сопротивлялась насильственному навязыванию ей унии с католической церковью (т.н. армяно-католическая церковь). А после того, как уния таки была принята, армянская колония быстро потеряла свою самобытность и пришла в упадок. Непоправимый удар ей нанесло разграбление города шведами в 1704 году (во время Северной войны 1700-21 годов).

Происходила, кроме того, полонизация армянской верхушки. В 1772 году Львов был присоединён к Австрийской империи, после чего в армянском квартале всё более поселяются люди иных национальностей. В общем, когда в Галичине жили предки Ивана Айвазовского, времена расцвета армянской диаспоры во Львове остались уже в далёком прошлом, община армян утратила своё былое влияние.

Как бы то ни было, отец художника в силу каких-то семейных обстоятельств покинул Западную Украину, переселившись сначала в Валахию (современную Румынию), а затем в солнечный Крым. Известно, кстати, что он владел многими языками: польским, русским, немецким, еврейским, венгерским, цыганским.

Ко всему вышеизложенному остаётся добавить ещё, что творчество Ивана Айвазовского представлено во Львовской картинной галерее (картина «Крымский берег»), где есть (или, по крайней мере, был раньше) отдельный зал маринистов.

Отнюдь не только маринист

И. К. Айвазовский был необычайно плодовитым художником, написавшим порядка 6000 картин. Ему принадлежит абсолютный рекорд - 120 персональных выставок в течение жизни! Хотя надо признать, что его специфический творческий метод, позволявший писать быстро и много, поставив «производство» полотен «на поток», несколько ограничивал творчество Айвазовского, порою загоняя его в рамки многократно повторявшихся сюжетов и шаблонов. За это Ивана Константиновича справедливо, наверное всё-таки, критиковали.

Зато в изображении воды, волн, игры света и цвета в них ему, возможно, нет равных во всей мировой живописи. Жанр марины зародился у голландцев XVII века, а одной из своих вершин он достиг, несомненно, в живописи Ивана Айвазовского.

Когда говорят о творчестве И. К. Айвазовского, прежде всего вспоминают его «Девятый вал» (1850, Государственный Русский музей, С.-Петербург). Это - очень эффектная картина, исполненная пафоса героической борьбы человека со слепой стихией. Однако, на мой взгляд, наиболее интересные полотна встречаются как раз у позднего Айвазовского. В 1870-е - 80-е годы он под влиянием передвижников эволюционирует от романтизма к реализму, порой создавая пусть и не такие яркие, не столь эффектные, но зато более глубокие, воистину философские картины.

Например, шедевр «Чёрное море» (1881) с противостоянием двух стихий - бушующего моря и затянутого свинцовыми тучами неба. И. Н. Крамской назвал эту вещь «феноменальной». «Это одна из самых грандиозных картин, какие я только знаю» , - написал он. В «Чёрном море» в художественной образной форме передана диалектика единства и противоборства двух грозных природных начал.

Море - оно ведь, вообще, словно гигантский организм, пребывающий в непрестанном движении и порождающий из себя и твердь земную, и саму жизнь. Не случайно ранние греческие философы, будучи «наивными» диалектиками, перво-наперво выделили воду , как наиболее подвижную стихию, в качестве первоначала мира (Фалес), а затем и пришли к выводу о происхождении всего живого из воды (Анаксимандр). Художник-маринист, пожалуй, как никто другой из пейзажистов, способен, если только он любит и чувствует море, стать художником-философом - до чего и удавалось подняться в лучших своих творениях Ивану Айвазовскому.

Однако творчество его не ограничивается только маринами, одними только «бурями» и «кораблекрушениями». Писал он и «сухопутные» пейзажи, и портреты. Внимания заслуживает, к примеру, «Аул Гуниб в Дагестане» 1869 года. Надо заметить, что художник вовсе не жил безвылазно в Феодосии, а довольно часто и много путешествовал по России и миру, набираясь впечатлений для своей работы.

Достойное место в наследии Айвазовского занимают его украинские пейзажи. Он очень любил украинскую степь - ещё со времени своего переезда в Санкт-Петербург на учёбу в Академии художеств в 1833 году. Может, его украинские пейзажи («Ветряные мельницы в украинской степи при закате солнца», 1862, Русский музей, и др.) и уступают пейзажам морским, но в них присутствует всё та же романтическая взволнованность и изысканность палитры. Или вот «Свадьба на Украине» (1891), где жанровая сценка развёртывается на фоне приближающейся грозы, контрастирующей с весёлой и светлой атмосферой народного гуляния.

Айвазовский-баталист

Большой любовью для художника стал российский военно-морской флот. И. К. Айвазовский - первоклассный маринист-баталист, досконально знавший все тонкости морского дела, устройства кораблей, тактики ведения морского боя. Эти знания он приобретал, непосредственно общаясь с матросами и офицерами, изучая чертежи кораблей, наблюдая за стрельбами и манёврами.

В 1838 году начинающий живописец принял участие в экспедиции эскадры Черноморского флота к берегам Кавказа в ходе Кавказской войны. Впоследствии он напишет по впечатлениям от того приключения «Десант в Субаши» (ныне это место - посёлок Головинка на севере Большого Сочи, между Лоо и Лазаревским).

Айвазовский состоял в дружбе с людьми, составившими цвет русского флота, - с первооткрывателем Антарктиды и героем Наваринского сражения 1827 года адмиралом Михаилом Лазаревым, с великими флотоводцами Павлом Нахимовым и Владимиром Корниловым (ещё задолго до того, как они стали адмиралами).

Своё восхищение славной историей отечественного флота художник выразил в ряде великолепных картин, таких как «Чесменский бой» (1848). 7 июля 1770 года эскадра графа Алексея Орлова (но фактически ею командовал адмирал Григорий Спиридов) в щепы разнесла турецкий флот в бухте Чешме на побережье Эгейского моря. Соотношение потерь в людях просто невероятное: 10000 у турок, 11 человек у русских! А. Орлов написал тогда в победной реляции Екатерине: «Неприятельский флот мы атаковали, разбили, разломали, сожгли, на небо пустили, в пепел обратили, а сами стали быть во всем архипелаге господствующими» .

Сразу несколько картин Айвазовский посвятил подвигу брига «Меркурий», который 26 мая 1829 года принял под командованием капитан-лейтенанта Александра Казарского бой с двумя линейными кораблями турок, имевшими десятикратное превосходство в числе пушек, - и вышел из него победителем! За это в Севастополе поставлен памятник с надписью: «Казарскому. Потомству в пример».

Айвазовский, кстати, побывал в осаждённом Севастополе в 1854-м, однако его друг адмирал Корнилов отговорил художника оставаться в столь опасном месте.

Международное признание и гражданская позиция

Европейской славы Айвазовский достиг ещё в самом молодом возрасте, когда в 1840-1844 годах находился в Европе на творческой стажировке. Уже тогда и там его итальянские пейзажи пользовались высоким спросом у ценителей искусства.

Он был награждён орденами многих государств, в т.ч. и орденом Почётного легиона. Высшей награды Франции русский живописец был удостоен одним из первых среди иностранных художников. Показательно, что это произошло в 1857 году (в 1856-м согласно другому источнику), т.е. сразу по окончании Крымской войны, в которой Франция и Россия сражались-то друг против друга! Более того, награждению предшествовала с блеском прошедшая в Париже выставка живописца.

Айвазовским восхищался корифей романтического пейзажа англичанин Уильям Тёрнер: «Искусство твоё высоко...» , - написал он в возвышенных стихах.

На самом закате жизни (в 1892 году) Айвазовский совершил триумфальную поездку в Соединённые Штаты.

Сложными выдались у армянина Айвазовского отношения с Турцией. Эту страну он посещал неоднократно. Написал множество стамбульских пейзажей, в т.ч. по заказу турецких султанов, - эти произведения и сейчас украшают музеи Турции. Он был награждён несколькими орденами Османской Империи. Айвазовский оказал огромное влияние на армянских - да и не только - художников Блистательной Порты.

Стамбул Иван Константинович считал самым красивым городом в мире - хотя повидал он Венецию, Флоренцию, Рим, Париж. Очень удались ему ночные виды (ноктюрны) турецкой столицы, восхитившие султана. «Вид Константинополя при лунном освещении» (1846) - физически воспринимаешь тихий шелест искрящихся от лунного света лёгких волн, который и услышать-то можно разве только ночью, когда бурлящий торговлей восточный город немножко замирает до рассвета и лишь редкие люди на набережной любуются в наступившей тишине пленяющей красотой!

Но в конце жизни, узнав о произошедшей резне армян, ставшей прелюдией к геноциду 1915-16 годов, Айвазовский вышвырнул в море свой орден Османие...

Ованес Айвазовский (Հովհաննես Այվազյան) родисля в 1817 году в семье купца Геворка Айвазовского в Феодосии. К моменту рождения будущего художника дела в семье шли не очень: Геворк разорился во время эпидемии чумы 1812 года. Так что карандаши, бумагу и краски юному дарованию дарил феодосийский архитектор Яков Кох, одним из первых заметивший талант Айвазовского. Уже в юности он чаще всего изображал именно море. В 1833 году Айвазовский за казенный счет был принят в Императорскую Академию художеств Санкт-Петербурга.

В сентябре 1837 года он получил Большую золотую медаль за картину «Штиль», а вместе с медалью еще и право на двухлетнюю поездку в Крым и в Европу. В Крыму Айвазовский провел два плодотворных лета, после чего в 1840 году уехал в Италию, а затем еще несколько путешествовал по Европе. В Венеции он познакомился с Гоголем, а также проведал своего брата Габриэла на острове Сан-Ладзаро (одна из самых известных картин Айвазовского - «Посещение Байроном мхитаристов на острове Св. Лазаря в Венеции»). Папа римский Григорий XVI купил картину «Хаос» и наградил художника золотой медалью, другую, тоже золотую, он получил и от Парижской академии художеств. Интересно, что не раз писавший картины с тонущими кораблями Айвазовский во время своего европейского путешествия сам чуть не погиб в кораблекрушении. В парижских газетах даже появились новости о его гибели, но все, к счастью, обошлось.

С 1845 года Айвазовский вернулся в родную Феодосию, где на собственные деньги открыл школу искусств и картинную галерею, построил новое здание для Феодосийского музея древностей, выступал инициатором строительства железной дороги Феодосия - Джанкой, и вообще был активно вовлечен в дела города.

Айвазовский, написавший в общей сложности более 6 тысяч картин, всю жизнь активно контактировал с армянскими общинами, в особенности с константинопольскими армянами. По их приглашениям он несколько раз бывал в турецкой столице и встречался с султанами. В 1856 благодаря протекции придворного архитектора Саркиса Баляна художник был принят султаном Абдул-Меджидом I, который наградил его орденом, а султан Абдул-Гамид II в 1890 году наградил его алмазной медалью, от которой, однако художник отказался несколько лет спустя, когда в Турции начались массовые погромы армянского населения. В числе работ мариниста есть и немало полотен, посвященных истории Армении. Самые известные - «Крещение армянского народа. Григорий Просветитель», «Клятва перед Аварайской битвой (Полководец Вартан Мамиконян)» и «Сошествие Ноя с Арарата».

В последние годы работы Айвазовского можно все чаще увидеть на различных аукционах. В 2012 году, например, на аукционе Sothebys картина «Вид Константинополя и Босфора», написанная в 1856 году, была продана за 3,2 млн фунтов стерлингов.