Различные племена, обитавшие в Древности и Раннем Средневековье на обширных пространствах Центральной и Средней Азии, то складывались в крупные, сильные племенные объединения, то вновь распадались. Поэтому литературные памятники этого времени можно рассматривать как общее наследие тюркоязычных народов.

Сохранившиеся до наших дней древнейшие памятники написаны руническим, а также манихейским и уйгурским письмом. С принятием тюрками ислама среди них стало распространяться арабское письмо, постепенно вытеснившее уйгурское.

Первые памятники рунического письма — надписи на стелах, которые дошли до нас в составе сложных погребальных комплексов древних тюрков. Они условно делятся на орхонские тексты (те, что были найдены в Северной Монголии в бассейнах рек Орхона, Селенги и Толы) и енисейские тексты (найденные в долине Енисея).

Орхонскую группу текстов составляют Малая и Большая надписи в честь Кюль-тегина, надписи в честь Бильге-кагана, в честь Тоньюкука, а также Онгинская надпись. К енисейской группе текстов относится ряд более мелких надписей на надгробных камнях, установленных разным лицам.

Несмотря на некоторую диалектную разницу, язык текстов обеих групп в целом един, что свидетельствует о существовании в Древности общетюркского литературного языка и письменной традиции, распространенных на обширной территории Центральной и Средней Азии и Южной Сибири.

Орхонские тексты по содержанию связаны с историей крупнейшего центральноазиатского государства — Тюркского каганата, возникшего в середине VI в., но написаны они были во время Восточнотюркского каганата (VIII в.). Енисейские тексты относятся ко времени государства енисейских кыргызов (государство Хагяс).

Ритмическая организация орхоно-енисейских текстов напоминает ритмику фольклорного стиха современных тюркских народов, населяющих Алтай и Южную Сибирь, Поволжье, Среднюю и Малую Азию.

Надписи в честь Бильге-кагана и Кюль-тегина созданы в VIII в. одним автором, младшим родственником царствующего дома Йоллыг-тегином, и поэтому они несут на себе отпечаток единообразной композиции раскрытия темы.

В них описывается исторический период начиная со времени Тюркского каганата, который автор текста изображает как некую «праисторию» тюрков, по первую треть VIII в.

Это события, связанные со становлением и укреплением Восточнотюркского каганата: история освобождения тюрков от китайского ига и военные походы с целью расширения и обогащения каганата.

Надпись в честь Тоньюкука — советника и предводителя войск трех каганов (автор неизвестен, но существует предположение, что текст сочинен самим Тоньюкуком) изображает в основном те же события, что и надписи в честь Кюль-тегина и Бильге-кагана, однако главное внимание автора здесь уделено описанию заслуг Тоньюкука перед государством — племенным союзом тюрков. Исторические события интересовали авторов надписей прежде всего как фон для создания образов героев тюркского народа и их прославления.

Тексты памятников содержат призывы и обращения к правителям (бекам) и народу способствовать возвышению тюркских каганов. На некоторые части орхонских надписей оказали, очевидно, влияние народные плачи, что подтверждается содержанием заключительной части Большой надписи в честь Кюль-тегина: «Если бы не было Кюль-тегина, все бы вы погибли. Мой младший брат Кюль-тегин скончался, я сам заскорбел. Зрячие очи мои словно ослепли, вещий разум мой словно отупел — я сам заскорбел».

Здесь же говорится о том, что после смерти Бумын-кагана и Истеми-кагана, а также Кюль-тегина собралось много плакальщиков, которые плакали и причитали по усопшим. Обычай этот сохранили многие тюркоязычные народы Средней и Центральной Азии и Кавказа.

В текстах памятников легко обнаруживаются следы влияния дружинного эпоса, складывавшегося в окружении предводителя войск. Например, в описании участия Кюль-тегина в бою трижды упоминается боевой конь героя: «В самом начале (в первый раз) на Тадыкын-чуру серого коня сев верхом, он напал [на врага]. Тот конь там пал. Во второй раз на Ышбара-Ямтару серого коня сев верхом, он напал [на врага]. Тот конь там пал. В третий раз на [принадлежавшего] Йегин-Сили-беку снаряженного гнедого коня сев верхом, он напал [на врага]. Тот конь там пал».

Эпическая идеализация героев присуща всем текстам орхонских памятников.

Исторические правители изображаются в легендарно-эпическом духе: «Когда вверху голубое небо, [а] внизу — бурая земля возникли, между ними возникли сыны человеческие. Над сынами человеческими мои предки Бумын-каган [и] Истеми-каган сели [на царство]».

Или: «Они были мудрыми каганами, они были смелыми каганами. Их приказные тоже ведь были мудры, ведь были смелы. И народ, и беки были верны...».

В этот период (середина VI в.) Тюркский каганат начинает играть главную роль в политической жизни не только Центральной, но и Средней Азии.

Были покорены монголоязычные кидане и тюрки-кыргызы, разгромлены в Средней Азии эфталиты, захвачен Боспор Киммерийский; оба северокитайских государства принуждены были платить дань тюркам. В конце VI в.

Тюркский каганат имел политические и экономические отношения с Византией, Ираном и Китайской империей. Именно этот период и лег в основу образа идеального прошлого, «праистории» народа в орхонских текстах.

В дальнейшем завоевательные войны, способствовавшие росту богатства и влиятельности тюркской родовой аристократии, которая стремилась к независимости, и обеднение массы рядовых общинников привели каганат к междоусобице и социально-политическому кризису, в результате которого Тюркский каганат распался на Восточнотюркский и Западнотюркский каганаты.

Между ними не замедлила вспыхнуть война, которая привела к утрате тюрками своей независимости. Поэтому основной мотив орхонских надписей — верность идеалам предков, верность и беспрекословное повиновение беков и народа царствующему дому.

Все несчастья народа проистекают, по мнению автора надписи, из-за стремления беков и народа к независимости от кагана и их недальновидности: «Тюркский народ, сыт ты или же голоден, ты не думаешь о том, будешь ты голоден или сыт, а раз насытившись, не думаешь, что можешь быть [опять] голоден.

Из-за того, что ты таков, не послушавшись возвысившего [тебя] твоего кагана и его речей, бродил ты по разным землям, там сильно изнурился [и] извелся» (Малая надпись в честь Кюль-тегина).

Авторы орхонских сочинений рисуют образы верховного властителя — кагана, «мудрого советника» Тоньюкука и полководца-героя Кюль-тегина как образцы соответствующей времени добродетели. Образ кагана включает в себя божественное начало («небоподобный, неборожденный», «моя мать хатун, подобная [богине] Умай») и в то же время наделяется лучшими, с точки зрения автора, человеческими чертами.

Задача «мудрого советника» Тоньюкука — стоять на страже интересов кагана. В надписи Тоньюкук предстает героем, обладающим государственным умом и незаурядной отвагой. Выше всех добродетелей почитается воинская доблесть.

Как образец личной воинской доблести представлен Кюль-тегин, бывший предводителем войск при Бильге-кагане. Его участие во всех походах изображается одинаковым эпическим приемом. Кюль-тегин садится верхом на коня (обязательно указываются цвет и происхождение коня), бросается на врагов, поражает одного, другого.

Потом конь гибнет, а войско, с которым тюрки ведут сражение, уничтожается. Кюль-тегин не взывает к народу, как каган, не вдохновляет народ на подвиги, как советник Тоньюкук, не размышляет о ведении государственных дел — он только сражается.

Помимо этих героев, в тексте, посвященном Тоньюкуку, через прямую речь изображено значительное число действующих лиц — это каганы враждебных народов, лазутчики, проводник.

В целом тексты надписей несут на себе печать определенных и, по-видимому, уже канонизированных приемов изображения событий, хотя отдельные события (например, переход тюркского войска через Кёгмен во время похода 710—711 гг. на кыргызов) изображены достаточно реалистично.

Надписи в честь Кюль-тегина, Бильге-кагана и Тоньюкука с точки зрения их жанровой характеристики можно считать историко-героическими поэмами, созданными под влиянием или в связи с традицией дружинного эпоса.

Енисейские рунические надписи дают первые во времени образцы тюркоязычной эпитафийной лирики, написанной от лица умершего. Наиболее пространные из них, такие, как надпись с Бёгре, Алтын-кёля и Элегеста, построены в форме биографического повествования, рассказывающего о некоторых главных событиях в жизни погребенного.

Это подчеркивает их сходство с определенными частями орхонских надписей, однако в енисейских эпитафиях история жизни умершего играет второстепенную роль и подчинена главной цели — передать сожаление усопшего о тех, кем он «не насладился» и от кого он «отделился» (т. е. умер), — формула, которая обязательно присутствует во всех енисейских эпитафиях.

Интонация енисейских эпитафий исполнена глубокой скорби: «С вами, в тереме, мои жены, — о горе! — с вами, мои собственные сыновья, я разлучился!..» «Солнце и луну на голубом небе я перестал ощущать! От моей земли, — о горе! — от вас я отделился! Моим ханом, моим элем (племенным союзом), — о горе! — я не насладился! От моего эля, — о горе! — я отделился» (Надпись с Элегеста).

Ритмическая структура этих произведений, такая же, как и в орхонских текстах, несет печать определенной эволюции (в частности, заметно стремление к сплошной аллитерации в начале стиха), что делает енисейские эпитафии ценным звеном в развитии тюркских поэтических форм.

К эпохе рунического письма относится «Книга гаданий», написанная на бумаге. Она появилась предположительно к середине VIII — началу IX в. (возможно, и на столетие позднее), и с полным основанием ее можно рассматривать как древнейший прообраз сборников гадательных мани (четверостиший), распространенных в Турции вплоть до XIX в.

«Книга гаданий» содержит четыре группы текстов: реалистические зарисовки из быта людей и животных, мифические и сказочные сюжеты, описания природы, сентенции.

Примером первой группы текстов может служить следующая строфа: «Медведь с кабаном на перевале столкнулись. У медведя — брюхо распорото, у кабана — клыки сломаны, говорят. Так знай: это плохо».

«Книга гаданий» рисует человека в разных ситуациях. Это хан, отправившийся на войну или охоту, бедняк, ушедший на заработки, игрок, который пустился в рискованную игру, женщина, уронившая свое зеркало в озеро, и многое другое.

В мифических и сказочных сюжетах второй группы текстов упоминаются божества, которые при встрече с человеком дают ему счастье («бог судьбы на пегом коне», «черный бог судьбы»).

Из сказочных сюжетов мы находим здесь такие строки: «Человек отправился воевать. В пути его конь выбился из сил. Он (человек) повстречался с лебедем.

Лебедь посадил [его] на свои крылья [и], взлетев с ним, пустился в путь. Он доставил [человека] к его отцу — матери (родителям). Его отец — мать (родители) радуются [и] веселятся, говорят. Так знайте: это хорошо».

В поздних тюркских сказках «Лебедь-птицу» заменила иранская мифическая птица Симург. В этом эпизоде фантастической является только функция птицы — заменить человеку коня.

Трудно сказать, насколько тюркский образ птицы — помощницы человека — самобытен, так как культурные связи иранских и тюркских народов уходят в глубокую древность и недостаточно изучены.

Можно предположить, что в тюркской среде он вполне самостоятелен как явление, связанное с тотемизмом и вошедшее в шаманскую религиозную традицию.

История всемирной литературы: в 9 томах / Под редакцией И.С. Брагинского и других - М., 1983-1984 гг.

Зарубежная тюркология.

Вып. I. Древние тюркские языки и литературы.

// М.: ГРВЛ. 1986. 384 с.

Ответственный редактор акад. А.Н. Кононов.

Составитель С.Г. Кляшторный.

[ ]. - 3

И. Бенцинг. Языки гуннов, дунайских и волжских болгар (Пер. с нем. В.Г. Гузева). - 11

Э.Дж. Пуллиблэнк. Язык сюнну (Пер. с англ. К.Б. Кепинг). - 29

Г. Дёрфер. О языке гуннов (Пер. с нем. В.Г. Гузева). - 71

Дж. Клосон. Происхождение тюркского «рунического» письма (Пер. с англ. Д.Д. и Е.А. Васильевых). - 135

А. ф.Габен. Культура письма и печатания у древних тюрков (Пер. Д.Д. и Е.А. Васильевых). - 159

А. Бомбачи. Тюркские литературы. Введение в историю и стиль (Сокращённый пер. с англ. Л.В. Горяевой). - 191

А. ф.Габен. Древнетюркская литература (Пер. с нем. Д.Д. и Е.А. Васильевых). - 294

Л. Базен. Человек и понятие истории у тюрков Центральной Азии в VIII в. (Пер. с фр. Д.Д. и Е.А. Васильевых). - 345

Л. Базен. Концепция возраста у древних тюркских народов (Пер. с фр. Д.Д. и Е.А. Васильевых). - 361

Сокращения названий языков. - 379

- 380

Библиографическая справка. - 383

Первые сведения о тюркских народах зарегистрированы в Европе на заре средневековья вместе с появлением у границ Восточной Римской империи кочевых племён, пришедших из неведомых дотоле степей Центральной Азии. Из отчётов византийских дипломатов и трудов историков, писавших на греческом языке и латыни, мы до сих пор черпаем немало ценнейших сведений о быте, культуре и истории древнетюркских народов. Не раз подвергались лингвистическому анализу и те немногие языковые реликты, которые донесли до нас - часто в искажённом виде - древние авторы. Однако научное описание языка и культуры тюркских народов начало складываться в Европе значительно позднее, после первых столкновений с Османской империей. В течение нескольких столетий тюркологические интересы европейских эрудитов ограничивались лишь освещением жизни и истории Османского государства, а также описанием турецко-османского языка.

Лишь в XIX в. европейская тюркология, прежде всего языкознание, опираясь на достижения сравнительно-исторических исследований в области индоевропеистики, значительно расширила репертуар изучаемых сюжетов. В её поле зрения впервые попали как объект исследования языки, культура и история тюркских народов Восточной Европы, Сибири и Центральной Азии. Немалую роль в предыстории этого качественного скачка сыграл труд пленного шведского офицера, жившего в Сибири в 1709-1722 гг. Ф. Табберта (Страленберга), «Северная и Восточная часть Европы и Азии», где приводи-

лись отдельные не систематизированные сведения о культуре и языках тюркских и других народов Сибири, а также первые сообщения о рунических памятниках на Енисее. Более всего европейская тюркология XIX - начала XX в. обязана трудам учёных, работавших в России, - А. Казем-бека, О.Н. Бётлингка, М.А. Кастрена, Н.И. Ильминского, Н.Ф. Катанова и главным образом В.В. Радлова и его учеников.

В Западной Европе интерес к неосманистической тематике был заложен также трудами Ю. Кляпрота, В. Шотта, А. Вамбери, но особенно ярко он проявился после открытий древнетюркских рунических и уйгурских памятников в Монголии и Восточном Туркестане (конец XIX - начало XX в.). Немалый вклад в комплексное изучение этих памятников в текстологическом, языковом и историографическом отношении внесли наряду с В.В. Радловым, В.В. Бартольдом, П.М. Мелиоранским - в России, В. Томсен - в Дании, А. Лекок, И. Маркварт, Ф.В.К. Мюллер, В. Банг - в Германии, Эд. Шаванн, П. Пельо - во Франции, О. Стейн - в Англии, О. Доннер - в Финляндии. Хотя исследование мусульманских памятников на тюркских языках также имело свою традицию в трудах западноевропейских учёных, всё же именно древнетюркская тематика в течение ряда десятилетий оставалась в центре научных интересов виднейших западных тюркологов, лишь изредка конкурируя с продолжающимися османистическими штудиями. Этому несомненно способствовало то обстоятельство, что там в центрах тюркологии были созданы большие коллекции памятников из Восточного Туркестана, которые требовали обработки (Берлин, Лондон, Париж). Петербург - Петроград - Ленинград оставался в продолжение многих лет тюркологической столицей Европы, но в то же время невозможно преуменьшить вклад в древнетюркскую филологию, сделанный немецкими, французскими и английскими учёными, которые издавали и переводили древнетюркские тексты, исследовали письменные памятники. Известное снижение интереса к центральноазиатской тематике, наблюдавшееся в 30-40-е годы, сменилось новым подъёмом, начавшимся с 50-х годов и продолжающимся поныне.

Накопленные в течение предшествующего столетия значительные фактические материалы по живым тюркским языкам, а также публикация столь важных и существенных памятников языка и культуры тюркских народов, как древнетюркские орхоно-енисейские рунические памятники и многочисленные древнеуйгурские тексты, «Словарь» Махмуда Кашгарского, «Кутадгу билиг», половецкие памятники, обширные памятники на среднеазиатском тюрки́ разных ареалов, углублённые исследования по топонимике и ономастике, этимологии и широкое применение сравнительно-исторического метода - всё это побудило тюркологов к ряду теоретических обобщений как в рамках алтайской теории, так и вне её, на почве собственно тюркологии. В целом, этим был вызван и глубокий интерес к истории тюркских языков и народов, особенно к ранним этапам этнических и языковых процессов. В круг научных занятий вовлекаются проблемы «гуннского» языка и истории гуннов, соотношения между современными тюркскими народами Поволжья и Кавказа и праболгарскими племенами, вклада древнетюркских языков в славянские языки и в венгерский язык на ранних этапах их развития. Обозначился также новый подъём в изучении древнетюркских рунических и уйгурских памятников, в частности, шире и глубже стали освещаться вопросы истории древнетюркской письменности и её адаптации, проблемы этнических и культурных связей между тюркскими народами, а также между тюрками и их соседями - другими народами Евразийского континента. Роль и место тюркских литератур стали обсуждаться на фоне более широкого литературного процесса. Особый интерес у западных тюркологов вызывает весьма специфический центральноазиатский комплекс - языковый, литературный, религиозный и общекультурный синкретизм, характерный для Центральной Азии в I - начале II-го тысячелетия н.э.

Именно эти проблемы, столь важные для современной тюркологии и её теоретических основ, привлекли внимание составителей первого сборника «Зарубежная тюркология». Широкие исследования, осуществляемые в рамках указанной выше тематики в нашей стране, глубокая заинтересованность, проявляемая к ним в многочисленных тюркологических центрах СССР, побудили к выбору для публикации тех работ, которые в наибольшей степени отражают уровень соответствующих исследований западными учёными, но не всегда в достаточной степени доступны широким кругам советских тюркологов.

Настоящий сборник посвящён в основном древним тюркским языкам, письменностям и материалам и связанным с ними некоторым моментам этнокультурной истории тюркских племён. Он открывается тремя статьями, авторами которых являются И. Бенцинг, Э.Дж. Пуллиблэнк и Г. Дёрфер; в них обсуждаются с разных позиций проблемы языка (языков) азиатских и европейских гуннов. Выбор сделан не случайно, хотя двое из авторов - Пуллиблэнк и Дёрфер - вообще отрицают какую-либо связь «гуннских языков» с тюркскими языками. Ведь даже, по мнению Г. Дёрфера, вообще и впредь «вопрос о гуннах будет оставаться спорным и трудным». Между тем именно с гуннами большинство современных учёных связывают начальные этапы тюркского глотто- и этногенеза. Три публикуемые статьи дают достаточно чёткое представление о состоянии «гуннской» проблемы, как она представлена в работах европейских учёных.

И. Бенцинг (Johannes Benzing, род. 1913 г. [1913-2001 ]) - специалист в области алтайских языков, которыми вплотную начал заниматься с 1940 г., в течение ряда лет занимал кафедру тюркологии в университете г. Майнца (ФРГ). Несколько работ он посвятил вопросам описания кыпчакских языков. В предлагаемой статье «Языки гуннов, дунайских и волжских болгар» И. Бенцинг, отрицая наличие единого гуннского языка в пределах созданных гуннами государственных образований («Это такая же фикция, как „единый язык варваров”, окружавших Римскую империю»), в то же время указывает на несомненное существование в их составе прототюркских и протомонгольских племён. Именно это обстоятельство позволяет ему ставить вопрос о языковой преемственности между какой-то частью гуннов и праболгарскими племенами в Поволжье, на Северном Кавказе и на Дунае. Характеризуя язык волжских болгар, И. Бенцинг рассматривает его как непосредственного предшественника чувашского языка. Следует добавить, что сейчас в результате последних работ советских и венгерских исследователей источниковедческая база для изучения волжскоболгарского языка значительно укрепилась, а его лексический состав, особенности фонетики, морфологии и даже диалектное членение во многом прояснились.

Э.Дж. Пуллиблэнк (E.G. Pulleyblank, род. 1922 г. [1922- ]) получил синологическое образование в университете Калгари и в Лондонском университете, преподавал китайский язык и историю Дальнего Востока в Лондоне, Кембридже, Ванкувере. Его основные интересы лежат в области исторической фонетики китайского языка и истории Китая в Танскую эпоху. Синологический аспект рассмотрения гуннской проблемы нашел отражение и в его статье «Язык сюнну», в которой автор на основе реконструкции сохранившихся в китайских источниках I в. до н.э. - I в.н.э. гуннских глосс (в китайской транскрипции этноним «гунн» звучит как «сюнну») предпринял попытку охарактеризовать некоторые черты фонологии и лексики этого языка. В ходе своего исследования Э. Пуллиблэнк отчётливо сформулировал два вывода, степень доказательности которых, однако, различна. Первый его вывод негативный: автор отрицает возможность отнесения языка сюнну к алтайским языкам. Второй вывод позитивный: автор допускает принадлежность языка сюнну к группе так называемых енисейских языков (их наиболее известный потомок - кетский язык ), но этот вывод обоснован значительно слабее, что хорошо показано в публикуемой статье Г. Дёрфера.

Г. Дёрфер (Gerhard Doerfer, род. 1920 г. [1920-2003 ]) - разносторонний и оригинальный исследователь алтайских языков, работающий в области монгольских, тюркских (крупным событием в тюркологии было описание им халаджского языка), а также и тунгусо-маньчжурских языков, занимает кафедру тюркологии и алтаистики в Гёттингенском

университете. Его работа «О языке гуннов» представляет особый интерес, так как её автор наиболее полно собрал и обсудил накопленные наукой факты и результаты исследования «гуннских языков». Методическая тщательность этого учёного делает его аргументацию и выводы несомненно весомыми. Следует всё же оговорить, что историческая связь тюрков и уйгуров Центральной Азии с племенным союзом сюнну, а праболгарских племён в Юго-Восточной Европе с европейскими гуннами, косвенно не отрицаемая и самим Г. Дёрфером, не может быть никоим образом элиминирована при обсуждении гипотез об этническом составе обоих гуннских империй.

Учитывая большую роль ранних письменностей при формировании основ цивилизации тюркоязычных народов Центральной Азии, составители включили в сборник две статьи, в которых рассматриваются гипотезы о происхождении тюркского рунического и уйгурского письма, а также характеризуются особенности их использования в течение без малого тысячи лет.

Дж. Клосон (Gerard Clauson, 1891-1974) - крупнейший английский тюрколог удачно суммирует в своей статье «Происхождение тюркского рунического письма» различные гипотезы о возникновении последнего. Он в наиболее отточенном виде выражает здесь широко распространённые в сфере специалистов представления о создании тюркской рунической письменности как о единовременном акте, основанном на заимствовании и адаптации знаков из других бытовавших в Центральной Азии систем письма (прежде всего - согдийской и греко-кушанской). В статье уделено много места рассмотрению способов адаптации тюрками алфавитов, возникших в иной языковой среде.

А. фон Габен (Annemarie von Gabain, род. 1901 г. [1901-1993 ]) - виднейшая представительница немецкой тюркологии, ученица и сотрудница В. Банга, много сделавшая для изучения древнеуйгурских памятников, культуры и искусства центральноазиатских тюркских народов, автор одной из первых грамматик древнетюркского языка. В публикуемой статье «Культура письма и печатания у древних тюрков» она подробно

описывает особенности разных систем письма, которые применяли древние тюрки, и прежде всего - согдо-арамейского. А. фон Габен детально останавливается на технических аспектах практического использования письменностей в тюркской среде, она характеризует инструменты для письма, способы брошюровки и хранения рукописей, принципы их размножения, основы ксилографической печати и многие другие аспекты, представляющие интерес для широкого круга специалистов.

В сборник помещены также две работы, в которых раскрывается литературное творчество тюркских народов на ранних этапах их государственной консолидации. Особенно интересны представленные здесь взгляды зарубежных тюркологов, содержащие идеи о преемственности между устным народным творчеством и письменной литературой тюрок, а также об историческом развитии последней в Тюркском каганате, Уйгурском государстве и в государствах Караханидов и Тимуридов.

Обстоятельная статья А. Бомбачи (Alessio Bombaci, 1914-1979) - этого видного представителя итальянской тюркологической науки, работавшего в Римском университете и Неаполитанском восточном институте, - является сжатым, но чрезвычайно насыщенным по материалу исследованием ранней тюркской поэтики и стилистики. Им предложена характеристика литературных жанров, обычных для тюркоязычных литератур ХI-ХVII вв.; в статье достаточно подробно освещены связи тюркских поэтических жанров с арабскими и персидскими, а также затронут вопрос о так называемом «доисламском наследии» в средневековых тюркоязычных литературах.

Хотя в статье А. ф. Габен «Древнетюркская литература» также идёт речь о раннем тюркском народном поэтическом и литературном творчестве (эпос, песня, фольклор), основное внимание всё же уделено здесь характеристике литературной значимости первых письменных памятников - орхоно-енисейских, но более всего - древнеуйгурских, представляющих многие литературные жанры и стили. Именно в этом описании раскрывается эрудиция учёного, одного из лучших знатоков древнетюркских текстов. Обширные синологические знания помогают автору обнаружить связи подлинников и их уйгурских переводов, показать творческий характер обработки древними тюркскими переводчиками и авторами известных религиозных и светских

сюжетов, определить особенности языка и стиля разных древнеуйгурских текстов.

Сборник завершается двумя статьями известного французского тюрколога старшего поколения, ученика Ж. Дени, Л. Базена (Louis Bazin, род. 1920 г.), занимающегося как современными огузскими языками - турецким и туркменским, так и древнейшими памятниками. Его статьи «Человек и понятие истории у тюрков Центральной Азии (VIII в.)» и «Концепция возраста у древних тюрков» затрагивают весьма острые историко-культурные проблемы, касающиеся осознания исторического времени и систем его исчисления у тюрков эпохи каганатов. Исследуя памятники орхоно-енисейской рунической письменности, Л. Базен выявляет системы датировки событий, содержащихся в этих памятниках, а также способы переосмысления и изложения исторических фактов, нашедших отражение в текстах из Монголии и с Енисея. Автору удается проследить динамику и последовательное развитие представлений об историческом времени, которые специфичны для тюркских народов.

Настоящий сборник является первым опытом обобщения зарубежных тюркологических работ на определённую тему. Начата подготовка ещё нескольких подобных сборников, и следует надеяться, что отклики и предложения всех заинтересованных читателей позволят лучше планировать состав этих сборников.

С.Г. Кляшторный, Д.М. Насилов

См.: Бартольд В.В. История изучения Востока в Европе и России. - Сочинения. Т. IX. М., 1977, с. 199-484; Кононов А.Н. Очерк истории изучения турецкого языка. Л., 1976.

Strahlenberg Ph.J. Das Nord- und Östliche Theil von Europa und Asia... Stockholm, 1730; см. также: Hовлянская M.Г. Филипп Иоганн Страленберг. Его работы по исследова-(3/4)нию Сибири. М.-Л., - 1966; Hасилов Д.М. Об алтайской языковой общности (к истории проблемы). - В кн.: Тюркологический сборник 1974. М., 1978, с. 98-105.

Подробнее см.: Кононов А.Н. История изучения тюркских языков в России. Дооктябрьский период. Изд. 2-е. Л., 1982.

См. Menges K.H. The Turkic Languages and Peoples. An Introduction to Turkic Studies. Wiesbaden, 1968.

См.: Кононов А.Н. Тюркская филология в СССР. 1917-1967. M., 1968.

См.: Баскаков H.A. Введение в изучение тюркских языков. M., 1962, с. 106-175.

Benzing J. Einführung in das Studium der altaischen Philologie und der Turkologie. Wiesbaden, 1953.

авест. - авестийский аз. - азербайджанский алт. - алтайский араб. - арабский арин. - аринский башк. - башкирский болг. - болгарский волж.-болг. - волжско-болгарский гот. - готский греч. - греческий гунн. - гуннский др.-тюрк. - древнетюркский каз. - казахский кар. - караимский кет. - кетский кит. - китайский койб. - койбальский котт. - коттский кр.-тат. - крымско-татарский кыпч. - кипчакский лат. - латинский лит. - литовский монг. - монгольский новоперс. - новоперсидский общетюрк. - общетюркский огуз. - огузский

осет. - осетинский осм. - османский перс. - персидский позднеболг. - позднеболгарский пумпок. - пумпокольский раннеболг. - раннеболгарский русс. - русский саг. - сагайский серб. - сербский скр. - санскрит ср.-тюрк. - среднетюркский ст.-инд. - староиндийский сувар. - суварский тат. - татарский тиб. - тибетский тунгус. - тунгусский тув. - тувинский тур. - турецкий турк. - туркменский уйг. - уйгурский хак. - хакасский чаг. - чагатайский чеш. - чешский чув. - чувашский як. - якутский

Библиографические сокращения и сокращения источников.

ДТС - Древнетюркский словарь. Л., 1969.

ИАН - Известия Императорской Академии наук. СПб.

ИОАИЭК - Общество археологии, истории и этнографии при Казанском университете.

МИА - Материалы и исследования по археологии СССР. М.

НАА - Народы Азии и Африки.

ТС - Тюркологический сборник. М.

ЭВ - Эпиграфика Востока. Л.

ААН - Acta antiqua Academiae Scientiarum Hungaricae. Budapest.

ABAW - Abhandlungen der (Berliner, d.h.) Preussischen Akademie der Wissenschaften.

ADAW - Abhandlungen der (Berliner, d.h.) Deutschen Akademie der Wissenschaften.

AfV - Archiv für Völkerkunde. Wien.

ALH - Acta linguistica Hungarica. Budapest.

AM - Asia Major. L.

AOH - Acta Orientalia Academiae Scientiarum Hungaricae. Budapest.

AOr - Archiv Orientalni. Praha.

B.-IJBS - Byzantion. International Journal of Byzantine Studies. N.Y.

BSOAS - Bulletin of the School of Oriental and African Studies, University of London.

CAJ - Central Asiatic Journal. The Hague-Wiesbaden.

EI - Enzyklopädie des Islam. 1-4. Leiden-Lpz. (P., L.), (1908), 1913-1934.

EI 2 - The Encyclopaedia of Islam. New ed. Vol. 1 - ... Leiden - L., 1960-...

FUF - Finnisch-ugrische Forschungen, Helsinki.

Cibb, HOP - E.J.Gibb, A History of Ottoman Poetry. L., 1900.

HJAS - Harvard Journal of Asiatic Studies Cambridge. Mass.

JA - Journal asiatique, P.

JAOS - Journal of the American Oriental Society, Chicago.

JRAS - Journal of the Royal Asiatic Society Great Britain and Ireland. L.

JSFOu - Journal de la Société Finno-ougrienne, Helsinki.

KCsA - Körösi Csoma-Archivum. Budapest.-Lpz.

KSz - Keleti Szemle (Revue orientale), Budapest.

M I-III - A. von Le Coq, Türkische Manichaica aus Chotscho I-III - ABAW, Anhang, 1911, B., 1912; 1919, N3; 1922, N2.

MSFOu - Mémoires de la Société Finno-ougrienne, Helsinki.

MSOS - Mutteilungen des Seminare für Orientalischen Sprachen. B.

PhTP - Philologiae Turcicae Fundamenta, Wiesbaden, Bd I, 1959; Bd II, 1964.

RO - Rożnie Orientalistycny. Lwów (Kraków), Warszawa.

SBAW - Sitzungsberichte der (Berliner, d. h.) Preussischer Akademie der Wissenschaften.

TD - «Türk dili», Ankara, İstanbul.

TDAY - «Türk dili araştırmaları yılliğı. Belleten», Ankara.

TDED - «Türk dili ve edebiyati». Ankara.

TM - «Türkiyat mecmuası», İstanbul.

T’P - T’oung Pao, ou Archive consernant l’histoire, les langues, la géographie, 1’etnographie et les arts de l’Asie Orientale. Paris - Leiden.

TT I-V - W.Bang und A. von Gabain, Türkische Turfan-Texte I, II u.s.w. - SBAW, 1929, N15; 22; 1930, N13.

TT VI - W.Bang - A. von Gabain - G.R. Rahmeti. Türkische TurfanTexte VI: Säkiz yükmäk. - SBAW. 1934.

TT VII - Arat. Türkische Turfan-Texte VII. - ABAW. 1937.

TT VIII - A.von Gabain. Türkische Turfan-Texte. VIII. - ABAW, 1952, N7. B., 1954.

TT IX - A.von Gabain, W. Winter. Türkische Turfan-Texte IX. - ADAW, 1956, H2, B., 1958.

TT I - T. Kovalski, ed A. von Gabain. Türkische Turfan-Texte X. - ADAW. 1958, N1, B., 1959.

U I-III - F.W.K. Müller. Uigurica I-III. - ABAW. 1908, K 2; 1910, N3; 1920, N2.

UAJ(B) - Ural-altaische Jahrbücher. Wiesbaden.

UJ(B) - Ungarische Jahrbücher, B.

WZKM - Wiener Zeitschrift für die Kunde des Morgenlandes.

ZDMG - Zeitschrift der Deutschen Morgenländischen Gesellschaft, Lpz.

ZfslPh - Zeitschrift für slavische Philologie.

Библиографическая справка.

1. И. Бенцинг. Языки гуннов, дунайских и волжских болгар: Johannes Benzing. Das Hunnische, Donaubolgarische und Wolgabolgarische (Sprachreste). - PhTF. T. 1, 1959, с. 685-695.

2. Г. Дёpфер. О языке гуннов: Gerhardt Doerfer. Zur Sprache der Hunnen. - CAJ. Vol. XVII, 1973, N1, с. 1-50.

3. Э.Дж. Пуллиблэнк. Язык сюнну: E.G. Pulleyblank. The Hsiung-nu Language. - AM. New series. Vol. IX, 1962, pt. 2, с. 239-265.

4. А. фон Габeн. Культура письма и печатания у древних тюрков: Annemari von Gabain. Alttürkische Schreibekultur und Druckerei. - PhTF. T. II, 1964, с. 171-191.

5. Дж. Клосон. Происхождение тюркского рунического алфавита: Gerard Сlauson. The origin of the Turkish «runic» alfabet. - «Acta Orientalia». Т. XXXII. Copenhagen, 1970, c. 51-76.

6. А. Бомбачи. Тюркские литературы. Введение в историю и стиль: Alessio Воmbасi. The Turkish literatures. Introductory notes on the history and style. - PhTF. T. II, 1964, c. XI-LXX.

Литературные памятники являются важным элементом в культуре любого цивилизованного народа. Литература отражает не только определенную историческую ситуацию, но и общественное сознание, настроение, характерные для этого периода. Кроме этого, литература воспроизводит и сам портрет народа. Литературу, выражающую народный дух, принято называть «народной» . Однако в литературоведческих работах часто отождествляют литературу народнуюс литературой национальной. Но это разные понятия: к первой можно отнести творчество писателей разных национальностей, которые освещают темы народной жизни, поднимают проблемы народа (который многонационален). Национальная литература - это литература определенной нации, где также затрагивается народная тема, но с акцентом на особенности менталитета.

Существует еще и другая литературная градация. Территория любого государства состоит из нескольких регионов, отличающихся друг от друга рельефом, климатом, бытовым укладом, социальной средой и др. Произведения, созданные в одной местности и отразившие ее уникальность, принадлежат к региональной литературе.

Работы по изучению национальной и региональной литературы в отечественной науке появились относительно недавно (в последней четверти XX века). При этом региональный аспект в теоретическом плане изучен меньше, чем национальный. Однако в творчестве многих писателей обнаруживаются эти аспекты, сознательно или нет, включенные в произведения. Термин «национальная литература» шире литературы региональной. Следуя работам ученых‐литературоведов (отождествляющих «народную» и «национальную» литературу), определим основные признаки этого понятия.

Главный компонент национальной литературы - отражение в ней особенностей менталитета какого‐либо этноса. Психологический портрет нации, моральные нормы, связь с природой - все это, так или иначе, присутствует в произведениях о народе как едином целом.

Также важна историческая составляющая. В литературе любой страны можно проследить отношение общества к своему прошлому непосредственно через произведения искусства, в частности, на примере художественных текстов.

Русская национальная литература всегда отличалась гуманностью, человеколюбием, победой добра над злом. Произведения о народе нередко построены на православных канонах. События чаще всего происходят на фоне конкретной исторической ситуации. Характеры персонажей наделены как отрицательными (лень, медлительность), так и положительными (отзывчивость, щедрость) чертам, свойственными русскому менталитету.

В национальную литературу входят литературы региональные. По поводу последнего термина существует несколько мнений. Например, А.Н. Власов включает в региональную литературу произведения, «созданные местными авторами и востребованные местными читателями» . В «Литературной энциклопедии терминов и понятий» (2001) региональная литература понимается как совокупность «произведений писателей, концентрирующих свое внимание на изображении определенной местности (обычно сельской) и людей, ее населяющих» .

Помимо этого, литературоведы предлагают синонимичные понятия термину «региональная литература». Так, в «Литературном энциклопедическом словаре» (1987) зафиксировано понятие «местный колорит» (от франц. couleur locale ) как «воспроизведение в художественной литературе особенностей национального быта, пейзажа, языка, свойственных сугубо определенной местности или области» . В этом же издании приводится ссылка на бытоописательную тенденцию костумбризма (от испан. с ostumbrismo , costumbre - нрав, обычай), в котором запечатлено «стремление к максимально точным описаниям природы, особенностей национальной жизни, нередко - с идеализацией патриархальных нравов и обычаев» . Отчасти однородным с костумбризмом понятием становится и веризм (от итал. vero - правдивый). Веристы при описаниях быта малоимущих социальных слоев, как известно, широко использовали народный язык и его диалектные проявления, что было необходимым средством иллюстрации натуралистической близости описываемых явлений и событий к реалиям не приукрашенной художественными средствами истинной человеческой природы. Кроме этого, существуют понятия «риджионализм», «веритизм», «зональная литература» и др.

Несмотря на явные различия, названные определения образуют синонимичный ряд региональной литературы, где общий признак - географическое и социальное описание какой‐либо местности.

Воплощение национального и регионального аспекта можно проследить на примере книги А.П. Чехова (1860-1904) «Остров Сахалин» (1895). Известное не только в России, но и за рубежом, это произведение открыло миру русскую душу, сострадающую и сочувствующую. Сострадание, умение видеть боль другого - русские национальные черты. В «Острове Сахалин» эти качества показаны через ощущения автора. С первых впечатлений писателя об острове и далее на протяжении всего произведения можно уловить переживания А.П. Чехова о каторжных, вольных поселенцах, об острове как части России, а также о самой России.

В книге «Остров Сахалин» нашла отражение, прежде всего, тяжелая жизнь каторжан и поселенцев, у которых «чувствуется отсутствие чего‐то важного» . Каторжанам «не достает прошлого, традиций» , у них «нет обычаев» , «а главное, нет родины» . Такому настроению способствуют климатические условия («Хорошая погода бывает здесь очень редко»), особенности рельефа («берег совсем отвесный, с темными ущельями и с угольными пластами… мрачный берег!»). Почти каждый прибывший на Сахалин руководствуется фразой: «У нас в России лучше» . Это сравнение создает еще больший разрыв между материком и островом, отделяет Сахалин от России.

В чеховской книге часто встречается скрытое противопоставление «русский - нерусский», своеобразная антитеза «Россия - Сахалин». Этот художественный прием заявлен на первых страницах произведения во время посещения А.П. Чеховым Николаевска. Из‐за отсутствия в городе гостиницы писатель обедал в собрании, где стал невольным свидетелем разговоров находившихся там посетителей. «Если внимательно и долго прислушиваться, - делает выводы А.П. Чехов, - то, боже мой, как далека здешняя жизнь от России! <…> во всем чувствуется что‐то свое собственное, не русское <…> не говоря уже об оригинальной, не русской природе , мне всё время казалось, что склад нашей русской жизни совершенно чужд коренным амурцам <…> и мы, приезжие из России, кажемся иностранцами » даже «нравственность здесь какая‐то особенная, не наша » (Курсив наш. - Т. П.) А.П. Чехов, подобно другим жителям центральной России, не ассоциирует остров с материком как частью Российского государства. Для него Сахалин - это неизведанная, другая земля.

А.П. Чехов часто употребляет сочетания «на наш русский аршин» , «в наших русских деревнях» , «русское поле» , «русский царь» и др., проводя параллель между Россией и не‐Россией , большой и малой землей.

Однако на острове писатель видит и то, что роднит его с Российским государством, - веру, благодаря которой люди не дают себе опуститься, преодолевают нечеловеческие мучения, а, преодолев их, начинают жить сначала. Для верующих на Сахалине возведены церкви. И А.П. Чехов часто упоминает их: «На берегу несколько домиков и церковь» ; «в шести верстах от Дуэ <…> по соседству мало‐помалу стала вырастать резиденция: помещения для чиновников и канцелярий, церковь <…>» ; «главную суть поста составляет его официальная часть: церковь, дом начальника острова, его канцелярия» ; «серая деревянная церковь» ; «белеет церковь, старой, простой и потому красивой архитектуры» и др. Как видно из примеров, описание какого‐либо поселения, поста А.П. Чехов нередко начинает именно с указания на наличие или отсутствие церкви, что свидетельствует о важности веры в духовной жизни людей. Отметим, что на Сахалине жили представители различных конфессий и вероисповеданий (остров был и остается полинациональным), которые, однако, мирно соседствовали друг с другом. Вот как об этом пишет А.П. Чехов: «Католики жаловались мне, что ксендз приезжает очень редко, дети подолгу остаются некрещеными, и многие родители, чтобы ребенок не умер без крещения, обращаются к православному священнику <…> Когда умирает католик, то, за неимением своего, приглашают русского священника, чтобы он пропел «Святый Боже» .

Затронув религиозную тему, нельзя не сказать о такой особенности Сахалина, как его многонациональность (что и является причиной большого количества религий на острове). Богатый этнический состав Сахалина обусловлен тем, что к ссылке приговаривали независимо от национальной принадлежности. «Здешние жители, - описывает А.П. Чехов одну из деревень, - это беспорядочный сброд русских, поляков, финляндцев, грузин <…>» . С одной стороны, такое смешение не мешало поддерживать человеческие отношения, а, наоборот, способствовало ассимиляции культур; с другой - люди не стремились обживать эту землю, так как для каждого она была чужой, временным, как в это верили люди, местом пребывания. «Здешние сельские жители еще не составляют обществ. Взрослых уроженцев Сахалина, для которых остров был бы родиной, еще нет, старожилов очень мало, большинство составляют новички; население меняется каждый год; одни прибывают, другие выбывают; и во многих селениях, как я говорил уже, жители производят впечатление не сельского общества, а случайного сброда. Они называют себя братьями, потому что страдали вместе, но общего у них все‐таки мало и они чужды друг другу. Они веруют не одинаково и говорят на разных языках. Старики презирают эту пестроту и со смехом говорят, что какое может быть общество, если в одном и том же селении живут русские, хохлы, татары, поляки, евреи, чухонцы, киргизы, грузины, цыгане?…» .

На Сахалине, который увидел А.П. Чехов, не было определенного уклада, каждый из поселенцев и каторжан жил по‐своему . Пример этому - описание А.П. Чеховым сахалинского быта: «На Сахалине попадаются избы всякого рода, смотря по тому, кто строил - сибиряк, хохол или чухонец, но чаще всего - это небольшой сруб <…> без всяких наружных украшений, крытый соломой <…> Двора обыкновенно нет. Возле ни одного деревца. <…> Если есть собаки, то вялые, не злые <…> И почему‐то эти смирные, безобидные собаки на привязи. Если есть свинья, то с колодкой на шее. Петух тоже привязан за ногу.

Зачем это у тебя собака и петух привязаны? - спрашиваю хозяина.

У нас на Сахалине все на цепи, - острит он в ответ. - Земля уж такая» .

«Такая» - значит, иная, другая, чужая. Нежелание людей признавать остров частью России объяснимо его назначением. Сахалин как место ссылки на рубеже XIX - XX веков вызывал у русских негативные эмоции, страх, вселял ужас. Тяжелые впечатления способствовали аналогичному восприятию писателем сахалинской природы. «С высокого берега, - пишет А.П. Чехов, - смотрели вниз чахлые, больные деревья; здесь на открытом месте каждое из них в одиночку ведет жестокую борьбу с морозами и холодными ветрами, и каждому приходится осенью и зимой, в длинные страшные ночи, качаться неугомонно из стороны в сторону, гнуться до земли, жалобно скрипеть, - и никто не слышит этих жалоб» . Как природные жалобы остаются без ответа, так и стоны людей, караемых законом и окружающей действительностью, не доходят до высокого начальства. Но чеховские сахалинцы, словно деревья, отстаивают своё право на жизнь, а порой и на существование. Таким удручающим настроением пронизан весь «Остров Сахалин», потому что так прочувствовал Сахалин А.П. Чехов.

Таким образом, в путевых записках А.П. Чехова «Остров Сахалин» можно условно выделить «большой» (Россия) и «малый» (Сахалин) миры, «центральный» и «региональный» концепты, которые воплотились в следующих признаках:

1) особенностях русского менталитета. Первые впечатления иной, «не русской» жизни от Николаевска меняются у А.П. Чехова по мере узнавания реальной ситуации на Сахалине. А.П. Чехов видит воров, убийц, опустившихся в нравственном и физическом смысле людей. Но, в то же время, ему открывается каторжанин верующий, терпимый, любящий Россию. Писатель видит на острове своеобразную модель Российского государства, где важную роль играет церковь и где мирно уживаются представители разных этнических групп. В этом проявляются такие черты русского человека, как соборность и толерантность;

2) исторической достоверности. А.П. Чехов в письменной форме зафиксировал историю каторги в ее наиболее активный период. Книга произвела переворот в общественном сознании, так как была создана очевидцем тех событий;

Место тюркcкой литературы в мировой культуре.
Тюркоязычные.
Автор: Вагиф Султанлы
Доктор филологических наук, профессор
Тюркские народы дали человечеству немало великих личностей, и в их числе множество писателей и поэтов. К сожалению, этот вклад в мировую литературу, как и в другие области культуры, остается не оцененным по достоинству, а отчасти откровенно принижается. Известный французский востоковед Альбер Сорель еще в начале XX века писал, что на Земле остаются неоткрытыми две вещи: в географии это полюса, а в истории – турки. Полюса, как известно, давно уже открыты и уже чуть ли не превращены в туристические маршруты, ситуация же вокруг турок, приходится признать, изменилась мало. Причина этого больше в том, что тюркология развивалась практически целиком в Европе и России, и часть тюркологов определенно грешила против научной истины в угоду политической конъюнктуре.

История знает немало тюркских империй и других крупных государственных образований, и всем им была присуща лояльность в отношении покоренных народов, фактическое отсутствие колониальной политики в ее общепризнанном понимании. Создание обширных тюркских империй по сути не сопровождалось распространением тюркского языка и культуры. В силу этого обстоятельства, например, сегодня турецкий язык в отличие от языков других прежних колониальных империй по-прежнему имеет локальный ареал распространения, как ни парадоксально, по сути не охватывающий полностью даже территорию Турецкой Республики.

Поход хунну в Европу в III веке до н.э. способствовал развитию в этом регионе искусства певцов-сказителей, и устная тюркская эпическая литература оказала сильнейшее воздействие на культуру европейских народов. Скандинавские саги «Большая Эдда» и «Малая Эдда», германский эпос «Песнь о Нибелунгах», французское лирическое сказание «Тристан и Изольда» очень интересны именно как продукт тюркского устного творчества.

Турецкий литературовед Мехмет Фуат Копрулу писал: «Русский ученый Потанин исследовал тюркский и монгольский эпос под наименованием «североазиатский эпос» в качестве единого целого и в своих различных трудах, особенно в изданной в 1899 году значительной монографии «Восточные темы в средневековом европейском эпосе» сопоставил их с отдельными европейскими сказаниями, сделав попытку доказать их принадлежность к западноазиатским и европейским народам, даже иудейско-христианскому Священному писанию. Отсюда следует, что первоначальные эпические мотивы в старой народной литературе славян и финнов, германцев, французов восходят к тюрко-монголам; таким образом, роль закладки основ эпической народной литературы, созданной центральноазиатскими народностями, принадлежит «хунну» Аттилы. Действительно, влияние Аттилы и хунну на средневековую европейскую эпическую литературу настолько велико, что некоторые историки немецкой литературы сравнивают его роль в эпосе «Герман» с ролью Агамемнона в греческом эпосе. Русский национальный эпос «Поход Игоря» («Слово о полку Игореве»), относящийся к XII веку, целиком посвящен сражениям между русскими и тюрками-кыпчаками. Важность тюркской составляющей в этом сказании, выражающейся также и в наличии множества тюркских слов, совершенно очевидна. Аналогичные произведения народов Юго-Восточной Европы – сербов, греков и др. также несут на себе печать сильного турецкого воздействия. Всего сказанного вполне достаточно для вывода о почти всемирном значении тюркского эпоса».

Безусловно, влияние тюрок на мировую культуру не ограничивается только сказительством, а распространяется и на письменную литературу. Так, воздействие знаменитого эпоса «Алп эр Тонга» («Афрасиаб»), отражающего многие черты ирано-туранских войн, явственно ощущается в «Шахнаме» великого Фирдовси. В дальнейшем были открыты древнетюркские каменные надписи, которые стали объектом исследований и в качестве оригинальной формы литературы.

Известный венгерский ученый Ласло Расоньи в своей книге «Тюрки в истории» писал: «В 1878 году экспедиция Регеля впервые привлекла внимание к развалинам городов в пустыне Такла Макан. В 1890 г. английский офицер Бовер скупил рукописи, найденные среди развалин у г. Куча и относящиеся к IV веку. Вскоре сюда оказалось привлечено внимание всего мира. Благодаря географическим исследованиям Гедина были организованы русские экспедиции Козлова, Роборовского и Ольденбурга, английские – Ауреля Стейна (1900-1901, 1906-1908, 1913-1916), японские – Отанифа, французские – Пеллиота (1906-1909), немецкие – Грюнвелда (1902-1903, 1905-1907) и Ле Кока (1904-1906, 1913-1914), чьи находки заполнили музеи мира. К числу этих находок относятся фрески, надписи и статуэтки в берлинском Музее искусств. Благодаря этим произведениям и другим источникам мы сегодня в состоянии представить себе уйгурскую культуру».

С приходом ислама турецкая культура приобрела новое содержание и характер. Многие тюркоязычные авторы стали писать на арабском и фарси, внеся большой вклад в развитие классической восточной литературы. Литературные воззрения Хатиба Тебризи (1030-1109), автора комментариев к произведениям арабских авторов, привнесли свежую струю в восточную эстетику, став предметом внимания и в далекой Европе. Насиреддин Туси (1201-1274) своими произведениями на фарси дал толчок развитию теории поэтики на длительное время. Великий азербайджанский поэт Низами Гянджеви (1141-1209) своей «Хамсой» («Пятерицей») открыл новую страницу в истории мировой поэзии, под его влиянием на Востоке позже были созданы десятки одноименных произведений, наиболее значительные из которых вышли из-под пера Амира Хосрова Дехлеви, Абдуррахмана Джами и Алишира Навои. Помимо этого, о Низами повествует в своем «Восточно-западном диване» Иоганн Вольфганг Гете, также испытавший влияние восточной культуры, а в поэмах Дж.Боккачо «Амето», К.Готси и Ф.Шиллера – «Принцесса Турандот» неоспоримо влияние поэмы Низами «Семь красавиц».

Произведения и легендарная личность одного из гениальных представителей тюрко-азербайджанской поэзии Имадеддина Насими издавна привлекали пристальный интерес и на Востоке, и на Западе, став предметом многочисленных исследований. Творчество великого уз-бекско-чагатайского поэта Алишира Навои (1441-1501) долгое время занимало литературную мысль на Востоке и наглядно продемонстрировало неисчерпаемое богатство этого языка; его произведение «Собрание совершенств» вызвало множество подражаний по всему Востоку.

Богатейшее наследие светоча тюркоязычной поэзии Мухаммеда Физули (1494-1556) вот уже более 5 столетий оказывает громадное влияние на поэтическое искусство Востока. Английский ученый Гибб назвал его «поэтом сердца» и «солнцем, взошедшим на Востоке».

Драматическое творчество и реформы в литературе и культуре в целом выдающегося азербайджанского мыслителя Мирзы Фатали Ахундова (1812-1878), прозванного «азербайджанским Мольером», вызвали пристальный интерес в Европе; начиная с 1880-х годов известные французские востоковеды Барбье де Мейнар, Станислав Гиар, Алфонс Силлиер, Люсьен Бува, Луи Базен и другие представили читателям своей страны его отдельные произведения, а затем и собрание сочинений.

Выдающийся азербайджанский ученый XIX века, основоположник российской школы востоковедения Мирза Кязымбей (Казембек), прославившийся своими исследованиями восточной культуры, при жизни стал действительным и почетным членом академий России, Великобритании, Дании, Франции, США и др. Труды Казембека сыграли позже важную роль в изучении Востока.

Произведения азербайджанского поэта Мирзы Шафи Вазеха были переведены немецким поэтом и востоковедом Фридрихом Боденштедтом под заголовками «Песни Мирзы Шафи» (1851) и «Из наследия Мирзы Шафи» (1881), широко распространившись по Европе, и переиздавались в общей сложности более 150 раз. Однако, видя их популярность, Боденштедт стал публиковать их за своей подписью, внося незначительные изменения.

Достижения выдающегося турецкого поэта XX века Назима Хикмета в области свободного стихосложения усилили внимание к турецкой поэзии во всем мире. Стихотворения Н.Хикмета, которому выпало провести значительную часть жизни в Советском Союзе, переведены на многие европейские языки. Кроме того, широкую известность снискали творения видных представителей турецкой прозы и поэзии Азиза Несина, Яшара Кемала, Решата Нури, Орхана Кемала и других. Отметим, что недавнее награждение турецкого беллетриста Орхана Памука Нобелевской премией в области литературы явилось свидетельством признания турецкой литературы во всем мире.

Посвященный событиям периода Азербайджанской Демократической Республики (1918-1920) роман «Али и Нино» за подписью Гурбана Саида, авторство которого все еще является дискуссионным (согласно преобладающей точке зрения, автором романа является азербайджанский писатель Мухаммед Асад), переведен на все ведущие языки мира и поныне остается в числе мировых бестселлеров.

Если же обратиться вкратце к среднеазиатской литературе, то следует отметить поэтическое творчество и публицистическую деятельность видного представителя казахской литературы Олжаса Сулейменова, автора нашумевшей и вызвавшей острый резонанс книги «Аз и Я». И конечно же, замечательный кыргызский писатель Чингиз Айтматов, чьи повести и романы, посвященные наиболее животрепещущим моральным и общественным проблемам нашего времени, переведены на все основные языки мира, а некоторые из них входят в число наиболее читаемых литературных произведений.

Литература

1.Ağaoğlu Əhməd. Üç mədəniyyət. Bakı, 2006

2.Aus dem Nachlasse Mirza Shaffus. Berlin, 1881.

3.Bammat Heydər. Qərb mədəniyyətinin inkişafında müsəlmanların rolu. Bakı, 1994.

4.Banalı Nihat Sami. Resimli Türk edebiyyatı tarihi, I c. İstanbul, 1987.

5. Caferoğlu Ahmet. Türk kavimleri. Ankara, Türk Kültürünü Araştırma Enstitüsü, 1983.

6. Caferoğlu Ahmet. Türk dili tarihi. İstanbul, 2000.

7. Die Lieder des Mirza Schaffus. Berlin, 1851.

8.Fridrix Bodenшtedt. Mirzə Şəfi haqqında xatirələr (“Şərqdə min bir gün” kitabından). Bakı, 1987.

9. Güngör Erol. Tarihte Türkler. İstanbul, 1989.

10. Kabaklı Ahmet. Türk Edebiyyatı, II c. İstanbul, 1994.

11. Казем Бек Мирза. Избранные произведения, Баку, 1985.

12. Köprülü М.F. Türk edebiyyatı tarihi. İstanbul, 1986.

13. Laszlo Rasonyi. Tarihte türkler (II ğaskı), Ankara, Türk Kültürünü Araştırma Enstitüsü, 1988.

14. Nevai Alişir. Mecalisün-nefayis. 1995.

15. Русская и европейская печать о Мирза Фатали Ахундове. Сост. С.Тагизаде. Баку, 1987

***************************************************************************************
Тюркоязычные,тюрки, тюркоязычные, тюркоязычные народы, история тюрков, тюркские народы, туркестан, средняя азия, тюркоязычные страны, татарстан, Казань, Уфа, башкирия, история тюрков, татары, узбекистан, туризм, ташкент, бухара, хива, этнография, тюркоязычная библиотека, тюркоязычная литература

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Казанский федеральный университет

Факультет татарской филологии и истории

УТВЕРЖДАЮ

Казанского федерального университета

"_____"__________________2012 г.

Сравнительное изучение тюркских литератур

Направление подготовки

031000 – Филология

Профиль подготовки

Татарский язык и литература, межкультурные коммуникации

Квалификация (степень) выпускника

Форма обучения

1. Цели освоения дисциплины

Целями освоения дисциплины (модуля) «Сравнительное изучение тюркских литератур» являются усвоение теоретических аспектов сравнительно-сопоставительного изучения литератур; выявление основных предпосылок взаимовлияния тюркских литератур в Средневековье; определение общего и отличительного в классических тюркских литературах; изучение всемирноизвестных авторов и произведений данного периода.

2.Место дисциплины в структуре ООП магистрата.

Литература мусульманского Востока Средневековья на фарси, на арабском и тюркском языках, общий и национальный фольклор сыграли большую роль в формировании и развитии современной поэтики тюркского словесного искусства. Без понимания развития литератур в общемировом или же в региональном контексте, невозможно представить развитие татарской дооктябрьской литературы полномасштабно. Спецкурс ставит целью ознакомить студентов с наиболее значительными явлениями взаимодействия татарской и остальных тюркских литератур, выяснить закономерные, объективные факторы этого процесса. Спецкурс тесно связан с курсами литератур: «Восточная классика и татарская литература», «Древняя и Средневековая татарская литература», «Татарская литература Х1Х и начала ХХ вв», «Литература народов Востока».

Данная учебная дисциплина входит в систему профильной филологии; в совокупность дисциплин гуманитарного цикла, изучающих культуру, литературу, язык в их взаимодействии; в набор дисциплин общепрофессионального цикла, ориентированных на изучение коммуникативной составляющей филологических наук.

3 Компетенции обучающегося, формируемые в результате освоения дисциплины (модуля)

Студенты, завершившие изучение данной дисциплины должны:

- знать наиболее значимые произведения тюркской классики и их авторов;

- уметь ориентироваться в областях художественной, научно-теоретическойьлитератур, анализировать и сопоставлять художественные тексты Средневековья.

- владеть теоретическими знаниями о сравнительно-типологическом исследовании и закономерностях взаимодействия и взаимовлияния литератур;

Данная дисциплина способствует формированию следующих компетенций, предусмотренных ФГОС – 3 по направлению подготовки ВПО 031000 – “Филология”:

Процесс изучения дисциплины направлен на формирование следующих компетенций:

общекультурные:

Владение культурой мышления; способность к восприятию, анализу, обобщению информации, постановке цели и выбору путей ее достижения (ОК-1);

Стремление к саморазвитию, повышению квалификации и мастерства (ОК-6);

Осознание социальной значимости своей профессии, высокая мотивация к профессиональной деятельности (ОК-8);

профессиональные:

Способность демонстрировать знание основных положений и концепций в области теории и истории основного изучаемого языка (языков) и литературы (литератур), теории коммуникации, филологического анализа и интерпретации текста, представление об истории, современном состоянии и перспективах развития филологии (ПК-1);

Владение базовыми навыками сбора и анализа языковых и литературных фактов с использованием традиционных методов и современных информационных технологий (ПК-2);

Способность применять полученные знания в области теории и истории основного изучаемого языка (языков) и литературы (литератур), теории коммуникации, филологического анализа и интерпретации текста в собственной научно-исследовательской деятельности (ПК-5);

Способность проводить под научным руководством локальные исследования на основе существующих методик в конкретной узкой области филологического знания с формулировкой аргументированных умозаключений и выводов (ПК-6);

Владение навыками квалифицированной интерпретации различных типов текстов, в том числе раскрытия их смысла и связей с породившей их эпохой, анализ литературного материала для обеспечения преподавания и популяризации филологических знаний (ПК – 8);

Владение навыками подготовки учебно-методических материалов по отдельным филологическим дисциплинам (ПК - 10);

4. Структура и содержание дисциплины (модуля) « Сравнительное изучение тюркских литератур»

Общая трудоемкость дисциплины составляет __1__ зачетных единиц 25.7 часа, в том числе 4 ч. – лекции, 18 ч. – прак. зан., 0.2– конс., 1.5 – контр. р., 2 ч.– зач.

Раздел Дисциплины

Семестр

Неделя семестра

Виды учебной работы, включая самостоятельную работу студентов и трудоемкость (в часах)

Формы текущего контроля успеваемости (по неделям семестра) 7. Учебно-методическое и информационное обеспечение дисциплины (модуля) Основная литература I. Художественные тексты Абу-ль Файз Файзи. Наль и Даман.– М.: Наука, 1987.– 191 с. Анталогия китайской поэзии эпохи тан.– Казань: Образцовая типография, 2008.– 172 с. Антология китайчкой поэзии эпохи сун.– Казань: Образцовая типография, 2008.– 172 с. 4. Бакырган китабы: XII-XVIII йөз төрки-татар шагыйрьләре әсәрләре. – Казан: Татар. кит. нәшр., 2000. – 240 б. Баласагунский Юсуф хас-Хаджиб. Наука быть счастливым. – М.: Худ. лит., 1971 – 157 с. – Перевод Наума Гребнева. Баласагуни Юсуф. Благодатное знание. – Л.: Советский писатель, 1990. – 560 с. (Иванова). Восточная поэзия. – М.: Терра – Книжный клуб, 2002. – Т.1. – 511 с.; Т.2. – 511 с. Гомәр Хәйям. Робагыйлар /Н. Арсланов тәрҗ.. – Казан: Тат. кит. нәшр., 1986. – 143 б. Джами. Саламан и Абсаль. – Душанбе: Ирфон, 1967. – 122 с. Джами Абдуррахман. Лирика. – М. – СПб.: Диля, 2001. – 320 с. Золотая поэзия Востока.– Симферополь: Реноме, Харьков: Свитовид, 2001.-368 с. Закани Убайд. Избранное. Душанбе: Ирфон, 1965. – 98 с. Из алжирской поэзии ХХ века.– М.: Худ. лит., 1984.– 415 с. Из турецкой поэзии ХХ века.- М.: Худ. лит., 1979.– 176 с. Избранные произведения мыслителей стран Ближнего и Среднего Востока 1Х – Х1У вв. – М., 1961. – 629 с. Классическая японская поэзия.– М.: АСТ: АСТ МОСКВА: ХРАНИТЕЛЬ, 2008.– 519 с. 17. Илһамнар чишмәсе. Дөнья шигьриятеннән. Әхмәт Исхак тәрҗемәләре. – Казан.: Тат. кит. нәшр., 1985. – 344 б. 18. Истории странствующих суфиев.– М..: ЭКСМО, 2004.– 400 с. 19. Кол Гали. Кыйссаи Йосыф. – Казан: Тат. кит. нәшр., 1989. – 221 б. 20. Коран. Перевод смыслов и комментарий Валерии Пороховой. – Дамаск-Москва: Центр «Аль – Фуркан», 1995. – 815 с. 21. Кул Гали. Сказание о Йусуфе. – Казань: Тат. кн. изд-во, 1985. – 254 с. 15. 22. Лирика Востока.– М.: Изд.-во “Правда”, 1983.– 480 с. 23. Литература народов России.– СПб.: Просвежение, 1995.– 496 с. 24. Литература народов СССР. Климович. Часть первая (азерб, таджик., туркмен. лит.). – М.: Просвещение, 1971. – 520 с. 25. Литература народов СССР. Хрестоматия. Климович. Часть вторая (узбек. лит..). – М.: Просвещение, 1971. – 478 с. 26. Навои Алишер. Лирика. – М. – СПб.: Диля, 2000. – 320 с. Навои Алишер. Избранные стихотворения. 1 кн. – Ташкент: Изд-во ЦК Компартии Узбекистана, 1983. – 208 с. Навои Алишер. Поэмы. 2 кн. – Ташкент: Изд-во ЦК Компартии Узбекистана, 1983. – 335 с. Навои Алишер. Фархад и Ширин. – Ташкент: Изд-во лит. и искусства им. Гафура Гуляма, 1985. – 351 с. (Перевод Льва Пеньковского). Навои Алишер. Лейли и Меджнун. – Ташкент: Худ. лит., 1957. – 176 с. (Перевод Семена Липкина). Нәваи Низаметдин Галишир. Фәрһад һәм Ширин / Әхмәт Исхак тәрҗ.. – Казан: Татгосиздат, 1948. Нәваи Низаметдин Галишер. Фәрһад һәм Ширин // Мирас. – 2002. – 10, 11, 12 саннар; 2003. – 1-12; 2004 – 1-4 саннар. Несими Имадеддин. – Бакы: Язычы, 1983. – 105 с. Низами Гянджеви. Собр соч. В пяти томах. Лирика. Сокровищница тайн. – М.: Худ. лит., 1985. – Том первый. – 302 с. Низами Гянджеви. Хосров и Ширин. – М.: Худ. лит., 1985. – Том второй. – 478 с. Низами Гянджеви. Лейли Меджнун. – М.: Худ. лит., 1986. – Том третий. – 366 с. Низами Гянджеви. Семь красавиц. – М.: Худ. лит., 1986. Том четвертый. – 366 с. Низами Гянджеви. Искандер-наме в двух книгах. – М.: Худ. лит., 1986. – Том пятый. – 782 с. Поэзия Востока.– Ростов на Дону: Феникс, 2008.–279 с. Поэзия народов СССР IV – ХVIII вв. – М.: Худ. лит., 1972. – 862 с. (Дакики, Ибн Сина, Насир Хосроу, Фахруддин Гургани, Юсуф Баласагуни, Яссави, Югнаки, Хагани, Низами, Санаи, Аттар, Кул Гали, Закани, Несими, Рабгузи, Хорезми, Дурбек, Навои, Бабур, Хатаи, Физули, Мухаммедьяр, Мэвля Колый, Утыз Имэни, Бедиль и мн. др.). Поэзия эпохи Тан.– М.: Худ. лит., 1987.– 479 с. Рудаки Абу-Абдулло. Касыды, газели, рубаи. – Сталинабад: Таджикоиздат, 1958. – 198 с. Саади. Гулистан. – М.: Худ. лит., 1957. – 322 с. Саади. Бустан. Лирика. – М.:Худ. лит., 1962. – 527 с. Свиток столетий. Тюркская классическая поэзия ХIII – ХХ веков. Иванова. – Л.: Изд-во ЛГУ. – 1991. –712 с. (Стихи Навои, Йунуса Эмре, Несими и др.). Тмогвели Саргис. Висрамиани: роман-переизложение персидской поэмы Вейс о Рамин / перевод С. Иорданишвили.– Тбилиси: Изд. Литература д да Хеловнеба, 1967.– 288 С. 47. Турецкая ашыкская поэзия: Юнус Эмре, кайгусуз Абдал... – М.: Худ. лит., 1983.– 192 с. Физули. Лирика. – Баку: Язычы, 1985. – 77 с. Фирдоуси. Шахнаме. – М.: Худ. лит., 1980. – 477 с. Фирдәүси Әбелкасыйм. Шаһнамә / Мәсгуд Гайнетдин тәрҗемәсе.– Казан: Тат. кит. нәшр., 2003. – 231 б. Хагани Ширвани. – Лирика. – М.: Худ. лит., 1980. – 287 с. Хакани. Ветер в руке. – М.: Наука, 1986. – 237 с. Хакани.– М.: Эксмо, 2009.– 352 с. Хафиз. Лирика. – Уфа: Башк. кн. изд-во, 1973. – 159 с. Хафиз Шамсиддин. Лирика. – СПб: Диля, 2000. – 320 с. Шарк классиклары меросидан: сериялар: Алишер Навои, Огахий, Фуркат, Бабур, Увайси, Х. Хорезми һ.б.– Т.: Изд. ЦК КП узбекистон, еллар. Шедевры китайской поэзии.– М.: Эксмо, 2010.– 480 с. Шеййад Хамза. Юсуф и Зелиха. – М.: Наука, 1992. – 156 с. Юнус Э. Гулдессе.– Анкара: Башбаканлык басымэви, 1991.– 170 б. П. Научно-теоретическая литература А) основная 1. Абдуллаева персидская поэзия. (Тексты, переводы, комментарии). – СПб.: «Петербургское Востоковедение», 2001. – 208 с. 2. Адам Мец. Мусульманский Ренессанс. – М.: Наука, 1966. – 458 с. 3. , Османов Хайям. – М.: Изд-во АН СССР, 1959.– 144 с. 4. Тюрко-татарская философская мысль (ХIII-ХVI вв.). – Казань: Изд-во «Мастер Лайн», 2001. – 262 с. 5. Араслы Гамид. Великий азербайджанский поэт Физули. – Баку: Изд-во детской и юношеской лит., 1958. – 236 с. 6. Ахунов Волжско-Камского региона (VII-Х вв.). – Казань: Отечество, 2003. – 215 с. 7. Бакиров Марсель. Шигърият бишеге. Гомумтљрки поэзиянећ яралуы џђм ић борынгы формалары. – Казан: Мђгариф, 2001. – 343 б. 8. Бертельс труды. История персидско-таджикской литературы. – М.: Изд-во вост. лит., 1960. – Т.1. – 556 с. 9. Бертельс труды. Низами и Физули. – М.: Изд-во вост. лит., 1962. – Т.2. – 554 с. 10. Бертельс труды. Суфизм и суфийская литература. – М.: Наука, 1965. – Т.3. – 524 с. 11. Избранные труды. Навои и Джами. – Наука, 1965. – Т.4. – 498 с. 12. Брагинский Сина – поэт // Вопросы литературы. – 1980. - №9. – С. 162-178. 13. Гаджиев и поэзия Низами Гянджеви. – Баку: Элм, 1980. – 204 с. 14. Занд веков славы. Очерки персидско-таджикской литературы. – М.: Наука, 1964. – 252 с. 15. Ибн Хишам. Жизнеописание пророка Мухаммада. – М.: ИММАН, 2003. – 652 с. 16. Ислам. Энциклопедический словарь. – М.: Наука, 1991. – 315 с. 17. История всемирной литературы. – М.: Наука, . – Т. 1-8. Вступительные замечания, введение, вводные разделы к литературам Востока и заключение. – Т. 1-7. 18. История литератур народов Средней Азии и Казахстана. – М., Изд-во МГУ, 1960. – 491 с. 19. История персидской и таджикской литературы. Под редакцией Я. Рипка. Перевод с чеш. – М.: Прогресс, 1970. – 440 с. 20. Ислам в татарском мире: история и современность (Материалы международного симпозиума). – Казань, 1997. –378 с. 21. Ислам на территории бывшей Российской империи. Энциклопедический словарь. Вып. 1. – М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1998. – 159 с. 22. К вопросу о гуманизме поэзии Йунуса Эмре. – М.: Наука, 1980. – 176 с. 23. Курбанмамадов А. Эстетика Абдурахмана Джами. – Душанбе: Дониш, 1984. – 138 с. 24. Литература Востока в Средние века. – М.: Изд-во МГУ, 1970. – Часть 2.– 463 с. 25. Михайлова университет в духовной культуре народов Востока России (ХIХ век). – Изд-во КГУ, 1991. – 360 с. 26. Мирза Казем-Бек и отечественное востоковедение.– К.: Изд-во КГУ, 2001.– 324 с. 27. , Бахтин Мухаммеда. – М.: Политиздат. – М.: Терра, 1997. – Кн.1. – 256 с.; кн.2. – 304 с. 28. Радий Фиш. Джалаледдин Руми. М.: Наука, 1987. – 267 с. 29. Рубайят Омара Хайама.– Челябинск: Урал ЛТД, 1999.– 406 с. 30. , Юшкевич Хайям. – М.: Наука, 1965. – 190 с. 31. Сагадеев Сина (Авиценна). – М.: Мысль, 1980. – 239 с. 32. Сафиуллина Резеда. Арабская книга в духовной культуре татарского народа.– Казань: Изд-во «Алма-Лит», 2003.–214 с. 33. Смирнов шейх суфизма. – М.: Наука, 1993. – 328 с. 34. Средневековая татарская литература (УШ-ХУШ вв.). – Казань: ФЭН, 2001. – 240 с. 35. Теймурян Х. Омар Хайям.– М.: Астрель, 2010.– 412 с. 36. Хазрат Инайят Хан. Учение суфиев. Сборник. – М.: Сфера, 1998. – 352 с. 37. Хамраев М. К Основы тюркского стихосложения.– Алма-Ата: Изд-во АН КазССР, 1963.– 216 с. 38. Читтик Уильям. В поисках скрытого смысла. Суфийский путь любви. Духовное учение Руми: Пер. с англ., арабск. / Сост., предисл. М. Степанянц. – М.: Научно издательский центр «Ладомир», 1995. – 543с. (Серия «Ex Oriente Lux»). 39. Шах И. Суфии. – М.: Локид-Пресс, 2001. – 448 с. 40. Эрнст Карл. Суфизм. Пер. с англ. А. Горькавого. – М.: ФАИР-ПРЕСС, 2002. – 320 с.: ил. 41. Юзеев философская мысль конца XVIII – XIX вв. – Казань: Татар. кн. изд-во, 2001. – С.55. Б) дополнительная: Андреева и средневековые литературы народов СССР. – Ч.1. Таджикско-персидская поэзия Х-ХV вв. – Казань, 1990. – 184 с. Бертельс труды. Суфизм и суфийская литература. – М.: Издательство «Наука», 1965. – 522 с. 12 миниатюр. От Рудаки до Джами. 2-ое изд., дополн. – М.: Худ. лит., 1976. – 302 с. Ганиева Ренессанс и поэт Кул Гали. – Казань: Изд-во КГУ, 1988. – 173 с. Ганиева Резеда. Философско-эстетические основы тюркских литератур средневековья // Татарская литература: традиции, взаимосвязи. Эстетика божественного Света в тюркских литературах Средневековья // КДУ татар филологиясе һәм тарихы факультеты укытучыларының фәнни язмалары (2002). – Казан: РПФ «Гарт», 2002. – С. 75-85. Из традиционной китайской идеологии.– М.: Наука, 1984.– 296 с. Исламов гасыр төрки шигърияте үсешендә Шәрифнең «Шаһнамә»се. – Казан: Фикер, 2001. – 279 б. Миннегулов Хатип. Татарская литература и восточная классика. – Казань: Изд-во КГУ, 1993. – 364 с. Миңнегулов Х. Шәрык һәм татар әдәбиятында кысалы кыйссалар.– К.: КДУ нәшр., 1988.– 198б. Миннегулов Хатип. Записи разных лет (Татарская литература: история, поэтика и взаимосвязи). Казань: Идел-Пресс, 20с. 11. Миннегулов Х. Татарская литература и восточная классика /Вопросы взаимосвязей и поэтики/. К.: Изд-во КГУ, 19с. Миңнегулов Х. Сәйф Сараи. Тормышы һәм иҗаты. К.: КДУ нәшр., 19, 123-189б. Миңнегулов Х. «Коръән» һәм татар әдәбияты // Мәгариф. 1993 №3. 15-17б. Сибгатуллина серләре. – Казан: «Матбугат йорты» нђшр., 1998. – 368 б. Сибгатуллина һи гашыйклар юлыннан (суфичылык турында очерклар). – Казан: «Кыйбла» нәшр., 1999. – 144 б. Тасаввуф / Ислам: Энциклопедический словарь. – М.: Наука, 1991. – С. 225-231. Хисамов Йусуфа и Зулейхи в тюрко-татарской поэзии ХIII-ХV вв. (Проблемы версий). – Казань: ГУП ПИК «Идел-Пресс», 2001. – 215 с. Шарипов и становление системы стихотворных жанров в древнетюркской и тюрко-татарской литературе (ХIII-ХV вв.). – Казань: Изд-во Казан. ун-та, 2001 – 364 с. Шиммель А. Мир исламского мистицизма / Пер. с англ. , . – М.: Алетейа, Энигма, 2000. – 416 с. Яхин Фәрит. Татар шигъриятендә дини мистика һәм мифология. – Казан: ТДГИ нәшрияты, 2000. – 266 б. 8. Материально-техническое обеспечение дисциплины Компьютерный класс, оргтехника, теле - и аудиоаппаратура (всё – в стандартной комплектации для лабораторных занятий и самостоятельной работы); доступ к сети Интернет (во время самостоятельной подготовки и на лабораторных занятиях). Программа составлена в соответствии с требованиями ФГОС ВПО с учетом рекомендаций и ПрООП ВПО по направлению и профилю подготовки К. филол. н., доц. кафедры теории и истории татарской литературы Казанского федерального университета. Рецензент (ы) ––––––––––––––– , д. филол. наук, проф. кафедры теории и истории татарской литературы Казанского федерального университета; ––––––––––––––– док. филол. н., заведующая и проф. кафедры теории и истории татарской литературы Казанского федерального университета.